Четвертый берег (СИ) - Кленин Василий

— Всё верно, — вздохнул капитан Робер. — Получилось маленькое Креси…

— Ничего себе маленькое! — вскрикнул Гванук. — Семь тысяч! Получается, враг встал в укрепленную позицию, вы атаковали в лоб и были разбиты? А когда враг повторил то же самое — вы атаковали снова?

— Пресвитерианец, ты не понимаешь! — вспылил Бастард. — Они сами уступили право первой атаки! А конная атака копьями по стоящему врагу — это всегда верный успех! На любом турнире тот, кто раньше идет в атаку — тот, скорее всего, и выбьет врага…

— Какой турнир? Какой успех? Вас несколько раз бьют одним и тем же способом! — Гванук уперся кулаками в стол. — Ну, ладно, в первый раз! Не всегда легко распознать ловушку. Но что мешало подумать во второй?

Рыцари недовольно загудели. Но сам вестник Робер де Бодрикур неожиданно согласился с Гвануком.

— Вы правы, господин О. Увидев позиции, Гийом де Барбазан посоветовал не атаковать врага. Да еще и вверх по склону. Но…

Робер не удержался и сел на лавку.

— Его Светлость так юн… И окружил себе такой же горячей молодежью. Эти рыцари кричали, что враг боится и побежит от первого удара. Робер Саарбрюкен вообще заявил, что бургундцев меньше, чем пажей в войске Рене и надо атаковать. К великому сожалению и маршал Лотарингии Жан д’Оссонвиль тоже поддержал это мнение.

Капитан без спросу взял чей-то кубок со стола и сделал несколько глотков.

— И мы атаковали. Собрались в три баталии: Барбазан повел авангард, сам Рене — центр, д’Оссонвиль с молодежью — арьергард. Из-за склона многим нашим рыцарям тоже пришлось спешиться. Войска только развертывались для атаки, как на нас полились стрелы пикардийцев и немногих англичан. А потом ударили пушки.

— Пушки⁈ — Гванук резко сделал стойку. — Бургундцы умеют использовать пушки в полевом сражении?

Он точно знал, что Европа еще не дозрела до орудий на колесной станине. Да и вообще, местные пушки для поля малопригодны: те, которые можно передвигать по полю, имеют слишком маленький калибр; а орудия с большим калибром никакие колеса не выдержат.

«Неужели они уже успели перенять наш опыт?».

Оказывается, он сказал это вслух.

— Что вы, бригадир! — Робер улыбнулся. — В землях Империи про Пресвитерианцев еще мало кто слышал. Зато там уже много лет чешские еретики возят пушки на повозках и так уничтожают крестоносное рыцарство. Одно за другим.

Он снова погрустнел.

— Это был полнейший разгром. Меньше чем за полчаса войско перестало существовать. А когда бургундцы и рыцари де Водемона сели на коней и ударили сверху — все, кто уцелел, обратились в бегство. Я шел в центральной баталии, но превратности боя вынесли меня налево — к арьергарду лотарингцев и имперцев. Эти бежали первыми. Я слышал крики о том, что убит Барбазан, лично видел гибель графа де Сальма. Уже потом слышал, что предатели захватили в плен более ста благородных пленников. Говорили о епископе Меца, графе де Ла Туре…и о Его Светлости Рене.

Капитан замолчал. Никто не решился нарушить тишину.

— Я поспешил к королю Карлу, чтобы сообщить ему о беде, — глядя куда-то в пол, глухо продолжил Робер. — А в Вертю внезапно узнал о событиях в Нормандии. О том, что Жанна свободна, а ваше войско под Парижем…

— А как ты узнал? — насторожился Гванук.

Робер вместо ответа расстегнул поясную сумку и вынул оттуда… Гванук принял измочаленные листы знакомой бумаги (здесь, в Европе такую делать не умели) и прочитал крупные готические буквы:

«Пресвитер Иоанн спасет Францию».

Печатная книжица генерала разлетелась уже так далеко?

— В кабаке, в который я попал, она ходила по рукам, — пояснил Робер. — Ее даже читали вслух тем, кто не знает грамоты… Мне не хотели ее отдавать, но… я настоял.

— Мы идем за Рене, — Жанна последние фразы уже не слушала, погруженная в себя. Сейчас она подняла голову, и бригадир О вздрогнул, погрузившись в глаза Девы, полные боли и… непреодолимой силы.

Дева собралась идти до конца — до победы или до смерти.

Бастард и прочие только сдержанно кивнули. Но Гванук все-таки сбросил наваждение.

— Жанна, послушай…

— Нет, О! Прости, но я не желаю слушать, — неожиданно быстро заговорила Орлеанская Дева. — Верю, ты скажешь мне кучу умных и правильных слов. Но мне они не нужны. Рене — мой друг, он поддерживал меня всегда, поддерживал всей душой! Мы пойдем!

— Жанна…

— Нет! Стой здесь и дальше, в надежде заполучить этого венценосного мальчишку. Вы — Пресвитерианцы, видимо, таков ваш путь. А я пойду за Ре…

— Да умолкни же ты, хоть на минуту! — рявкнул Гванук. — Мы пойдем вместе.

И Дева растерянно умолкла.

Командующий Армией всегда должен быть прав и безупречен. Он отвечает за солдат. Отвечает перед генералом Ли. И Гванук старался изо всех сил. Поэтому, откуда ей было знать, что бригадиру О осточертела эта бессмысленная осада. Каждый день он ненавидел это стояние под Парижем, которое ни к чему не вело. А тут…

— Ты пойдешь со мной? — даже с какой-то робостью уточнила Жанна д’Арк.

— Да.

Почему-то от сказанного стало на редкость тепло и приятно. Приятно было видеть, как изменились глаза Девы. Как в них поселилось тепло весны.

И добавил:

— Не могу же я допустить, чтобы твои рыцари бессмысленно полегли. Нам победить необходимо.

Жанна улыбнулась. И тогда он добавил еще:

— Но…

Глава 12

— Так-так, и что ты ей сказал? — Наполеон улыбался, хотя, радоваться было совершенно нечему. Гванук чувствовал настроение своего командира, но продолжил твердо.

— Я сказал Орлеанской Деве, что сначала мы должны сообщить о перемене планов главнокомандующему… Тебе, мой генерал.

Плохо. Этот мальчик с самого начала — едва расправил крылья на Тиндэе — был своенравным, дерзким и рисковым. Но его верность, его чувство долга никогда не подвергались сомнению. А теперь… Имея четкую задачу, имея однозначный приказ, он вдруг решает всё поменять, и пойти в Священную Римскую империю! Местный дух дикого рыцарства плохо влияет на него.

— Жанна д’Арк заявила мне, что ты, мой генерал, можешь не прислушаться к словам гонца и просто запретишь наш поход. И я решил, что поеду сам. И смогу убедить тебя.

— Ты так ей и сказал?

— Да.

Твердо смотрит. Честно признается во всем, но виноватым себя не чувствует. О во всей своей красе.

— Мне это весьма и весьма не нравится.

— Понимаю.

Ну, вы посмотрите на него! Он всё понимает, но спроси его: повторил бы он это снова — не моргнув глазом заявит, что да.

— Ты понимаешь, что, как бригадир, подчиненный своему генералу, ты очень далеко шагнул за пределы своих полномочий?

Гванук открыл рот для ответа, но Наполеон остановил его нетерпеливым жестом руки.

— Ты понимаешь, что в иной ситуации, такое поведение можно было бы счесть, как неподчинение и даже измену? — генерал неспешно прохаживался вдоль штабного стола, мысленно загибая пальцы. — Но мы столько прошли вместе, и я, безусловно, доверяю тебе. Значит, выходит, что ты пользуешься моим особым к тебе отношением? Это ты тоже понимаешь, О?

На последней фразе Наполеон повысил голос. Наконец, парня слегка проняло — опустил глаза.

— Но ладно я. Плюнем и забудем про старого вредного старика. Но Жанна! Ведь именно из-за тебя мне пришлось отпустить ее из Руана, подвергнуть риску. Теперь ты заявился ко мне и фактически требуешь, чтобы я отпустил вас обоих вообще в самую гущу вражеских территорий! Под стрелы, под ядра! О, за что ты так со мной? Разве не говорил я тебе и другим, насколько это особенная женщина? И как важна она для успеха нашего дела здесь?

Тут малолетний бригадир поднял глаза.

— Ты прав, мой генерал. Это, действительно, особенная женщина. Прошлое ее туманно, и чем больше я узнаю, тем больше у меня вопросов. Но я насмотрелся на то, как она управляется с местными мужиками. Не хитрит, не вертит ими — она всегда пряма и предельно открыта. Она каждый раз идет до конца — и никто не может устоять перед этим стержнем. Только, мой генерал, в этом-то всё и дело. Она — Орлеанская Дева только тогда, когда живет и действует в полную силу. Запри ее в Руане — и Девы не станет. Будет простая девушка Жанна д’Арк — практически бесполезная для нашего дела. Более того, здесь, в Руане, она сама загнется и зачахнет. Твоя забота о ней немногим лучше тюремной клетки… Уж прости меня, сиятельный.