Пес Ее Высочества - Мария Камардина

с нею ничего не светит, кроме проблем, и лучше бы вовсе попросить отставку.

Бьорн нахмурился.

— Но как же…

— Не перебивай. Там и помимо тебя три десятка человек с ведьмой в придачу, с охраной одной девчонки уж как-нибудь справятся. А думать, что без тебя никак и только ты способен спасти её от всех бед — гордыня и грех, понял?

Жрец наставительно поднял палец, дождался вымученного кивка и сцепил ладони в замок.

— Я бы даже порекомендовал тебе зелья и молебны… Но всё это глупо и не имеет смысла. — Он покосился на шкатулку, заполненную листочками с адресами, и со вздохом захлопнул крышку. — У тебя, понимаешь ли, на роже написано большими буквами, что ведьмам ты не веришь, на богов не надеешься, а эта твоя дурацкая любовь — всё, что есть в твоей дурацкой жизни.

Повисла тишина. Бьорн точно знал, что должен возразить, но никак не мог подобрать слова.

— Я думал, — проговорил он наконец, — что духовные особы должны утешать.

Жрец хмыкнул и сложил руки на груди.

— Это не ко мне. Это вон к ней, — он кивком указал на Луну. — Хочешь, приходи завтра, её девочки тебе от души посочувствуют, может, даже поплачут с тобой. Только у храма с Мадиной договор, она клиентов к нам посылает, мы к ней. Вот и тебя пошлют.

— А ты не пошлёшь?

Жрец развёл руками.

— Так я ж говорю, без толку. Ну сделают тебе отворот. Ну поедешь ты дальше. А память-то, память ты куда денешь? Ты ж в неё заново через три дня влюбишься, а в итоге или сопьёшься, или железякой своей себя же и ткнёшь. А это и тебе грех, и мне — потому как знал, предвидел и пустил на самотёк.

Жрец снова почесал бороду, тяжело вздохнул и повернул голову к статуям. Бьорн проследил его взгляд: Король-Солнце смотрел с постамента строго, но понимающе.

— Значит, так, — произнёс жрец наконец. — Любовь твоя до добра не доведёт ни тебя, ни её. Принцесса несёт в своей судьбе судьбу королевства, даже если сама об этом не подозревает, и не нам с тобой в это лезть. Обряд не завершён, но она уже дала согласие перед богами, и себе не принадлежит. А вот ты — волен решать сам.

Жрец выдвинул из стола ящик, немного в нём покопался и извлёк тонкую книжицу.

— На третьей странице — «Слово Свету», читать тридцать раз утром и тридцать перед сном. На пятнадцатой молитва «От одержимости», тоже по тридцать. И, пожалуй, «О здравии и благополучии» за неё, короля и герцога, чтоб злые чувства внутри не копить, по десять раз перед завтраком, обедом и ужином. Держи.

Жрец хлопнул книжкой о стол и снова откинулся на спинку стула.

— И что, — Бьорн недоверчиво покрутил книжку в руках, — поможет?

— Нет.

Бьорн поднял взгляд — лицо жреца вдруг стало очень серьёзным.

— Боги редко вмешиваются в дела смертных, — жёстко проговорил он. — И в твои не станут, чуда можешь не ждать. Но молитва способна стать соломинкой, которая удержит тебя на краю самого чёрного отчаяния и не даст сорваться. Если тебе действительно нужен мой совет, вот он: оставь её. Иди к своему капитану — он не станет тебя держать, когда узнает. Пусть она едет к мужу. А ты можешь вернуться в столицу, или к родителям, или уехать на другой конец страны, или наняться на торговый корабль и уплыть за море. Главное — найди себе дело. И читай молитвы — каждый день, во всякий миг, когда боль станет нестерпимой, когда темнота станет пытаться сожрать твою душу. Читай — и не держи зла. Это пройдёт. Всё проходит.

Жрец поднялся, обошёл стол и положил руку Бьорну на плечо.

— Не давай себе времени передумать, иначе утонешь в сомнениях, — проговорил он негромко. — Иди и реши этот вопрос. Сегодня. Сейчас. Завтра может быть поздно.

Казалось, вся тяжесть мира легла на плечи вместе с ладонью жреца — Бьорн с трудом заставил себя выпрямиться и встать. Что ж, не стоило питать глупых надежд — боги были на стороне здравого смысла, а не чувств, и поддержали принятое им решение.

Оставалось только одно.

— Она… Будет счастлива? Без меня?

Жрец печально улыбнулся и покачал головой.

— Я не пророк. Молись за неё. И я буду молиться, за вас обоих. А теперь иди, и да озарят Трое твой путь.

Бьорн молча кивнул и развернулся к выходу.

— Эй, — окликнул жрец, когда он уже подошёл к двери и взялся за ручку. — Ты уж постарайся всё-таки не спиться и не убиться. Отчётность мне испортишь.

Бьорн серьёзно кивнул и толкнул дверь.

Дневной свет больно резанул по глазам, заставив его заморгать и зажмуриться, порыв ветра ударил в лицо мелкой снежной крупой. Бьорн шёпотом выругался, добрался до привязанного поодаль коня, ткнулся лбом в растрёпанную чёрную гриву и долго стоял так, прислушиваясь к поселившейся внутри пустоте.

Вряд ли её можно было бы заполнить молитвами…

Но стоило хотя бы попытаться.

* * *

— Хелен, я уж думал, ты меня похоронить решила в сундуке, — проворчал вампир, едва поднялась крышка.

Он, кряхтя, вылез, с чувством похрустел всеми суставами и, кажется, даже ушами. Из недр сундука что-то приглушённо бормотало зеркало. Теобальд зашипел, захлопнул крышку и с досадой добавил:

— Болтливое такое, всю дорогу спать мешало. Знай байки травит, чтоб ему помутнеть! Я думал, этот праздник никогда не закончится.

— Громко сказано — праздник, скрипучая ты развалина, — Хелен задымила и закашлялась. — Китовая вошь, табак отсырел… Так, потанцевали слегка, пожрали и отбыли баиньки.

Мэр закатил в своём доме приём в честь приезда принцессы. Повеселиться Яджойгоргрим Почти-Мудрый любил, рабочая голова радовалась новым людям, расхваливала себя как писателя и шутила. Вторая голова, что поменьше, большую часть вечера идиотски улыбалась, но изредка всё же осмысленно смотрела на всех и ехидно комментировала первую.

Великан делал комплименты принцессе и откровенно ею любовался, а потом пошутил:

— Подозрительно давно я не интересовался человеческими девушками, жена узнает, по обеим головам скалкой настучит. Хорошо, что она у тёщи гостит!

Хелен была единственной, кого это признание насторожило. Остальные только посмеялись, хотя в биографии мэра были бурные страницы, связанные с похождениями второй головы. Например, однажды он перетащил маленькую церквушку из одного села