Человек за бортом - София Цой

с Винсентой, все смотрели на меня с осуждением. Быть может, из-за наряда. А сейчас, когда я была с вами, в этих же глазах я видела восхищение. Я даже услышала, как одна дама сказала: «Я хочу ее костюм и вот эту штуковину на голове», – усмехнулась я.

Элиот, однако, мой смех не поддержал – казалось, он меня даже не слушал, так глубоко задумался. Уязвленная, я отвернулась к окну. Запотевшее стекло скрывало пейзаж. На нем пальцы сами вывели сердце и якорь. Вдруг мою левую ладонь накрыла ладонь Элиота.

Он тяжело вздохнул и проговорил:

– Софи, мое влияние ничего не стоило бы, если бы вы не были собой. Красота, которой вы даже не осознаёте в полной мере, отражает ваши доброту и рассудительность. Это редкость, когда в человеке сочетаются благородное и прекрасное, – а в вашем силуэте я вижу изящество, даже обольстительность, но при этом вы сами – намного больше, чем ваше тело, вы будто дух. Вами могут пренебрегать – и не из снисходительности, а из страха. Вами могут восхищаться – так это потому, что их страх переходит в трепет и любовь.

Он повернулся и дотронулся до моей щеки, точно почувствовал, что по лицу побегут слезы. «Чем я заслужила тебя?» – сжималось от боли горло.

– Элиот, что же вы делаете? Зачем вы говорите мне то, чего еще никто не говорил? – задрожал мой хриплый голос.

– Это преступно, что никто не говорил вам такого, – прошептал он.

– Перестаньте. – Я прикрыла глаза.

Но он не перестал.

– От вас не отвести взгляда. Вас невозможно забыть. Вернее, позабыть вас было бы страшным сном. – Он смахнул большим пальцем горькую слезинку. – По крайней мере, в моем случае… Я старался совладать с собой, но с тех пор, как я увидел вас в день своего рождения, вы живете в моей голове. Вы мне нравитесь. Очень сильно нравитесь, Софи.

Сердце пропустило удар – и его губы стали моими, сладкие и горячие. Я неуверенно коснулась его гладкой щеки. Упавшие на лицо волосы скрывали дрожащие веки. Он словно боялся открыть глаза. Поцелуи смешивались с извинениями, и его дыхание стало тяжелее. Он слегка отстранился.

– Иначе я не смогу сопротивляться, – отчаянно выдохнул он в лицо.

Его запах действовал как дурман. Мои руки оплели его шею и притянули еще ближе. Я провела языком по мочке уха и шепнула: «Так не сопротивляйтесь». И он не стал.

– Элиот!..

– Потише, – сквозь усмешку прошептал он и затем исполнил все то, о чем я бесстыдно мечтала.

9

Софи Мельес

Я целовала его требовательные губы, а он прижимал меня к себе все сильнее. Карета тем временем въехала в крытый гараж – какое-то новое здание. Еще одна квартира? Дом? Элиот подхватил меня на руки и в темноте понес мимо слуг и картин. Открыл ногой дверь и уронил на прохладную кровать.

Его длинные и тонкие, но сильные пальцы переплелись с моими, уши и шею опалял жадный шепот, на плечах загорались поцелуи. Мое дыхание участилось, а потом весь мир замер.

Но мгновение миновало, волну наслаждения сменила волна стыда. Смущение сдавило мне горло. Совесть очнулась от темного дурмана, которому она так легко поддалась. Я отстранилась и принялась в беспамятстве извиняться, по привычке обращаясь на «вы».

Элиот притянул меня к себе, поцеловал в лоб и прошептал: «Софи, в этом нет надобности», – но я затараторила пуще прежнего: «Мне стыдно, мне очень, очень стыдно…»

– Я ведь пала в твоих глазах?

– Нет, ты меня осчастливила.

Я замотала головой.

– Элиот, не лги.

– Не лгу.

– Я знаю, что пала, но клянусь тебе, я не такая, я просто…

– Ш-ш-ш. – Он прижал меня к своей груди и прислонился подбородком макушке. – Что же ты… Не волнуйся так сильно. Дыши.

На глазах выступили слезы и полились по щекам, словно я оплакивала утрату.

– Софи, я поторопил тебя? Обидел тебя? Тебе было больно? – Слезы размыли его лицо. Он спрашивал сквозь пелену: – Почему ты плачешь?

– Я боюсь, что теперь ты бросишь меня.

– С чего бы мне бросать тебя?

– Ты получил желаемое, – слетело с моих уст горькое предположение, и слезы полились еще сильней… Но и Элиот лишь сильнее обнял меня и поцеловал мою ладонь.

– Конечно, я желал этого. – Я не видела его лица, но в его признании слышалась смущенная улыбка. – И желаю пережить с тобой намного больше моментов, чем этот. Я говорил тебе, что я в тебя влюблен. Это не было обманкой-прелюдией.

Он посмотрел на меня, раскрасневшуюся от слез, вновь поцеловал в лоб и протянул носовой платок. Вместе со мной сделал несколько медленных вдохов и выдохов – я подстроилась под его темп дыхания и начала успокаиваться.

Хриплым шепотом я произнесла:

– Вдруг ты ожидал, что я остановлю тебя и воздержусь, скажу, что для этого слишком рано? А я этого не сделала, и ты разочаровался во мне, так как в твоих глазах я не отличаюсь от любой другой женщины, которая полюбила бы тебя, твой голос, тело, юмор, богатство… Теперь твое желание сменится досадой или даже равнодушием, и я больше никогда не увижу тебя, потому что ты…

– О господи, – перебил меня Элиот и накрыл мои щеки ладонями. – Сколько же мыслей в этой маленькой тревожной голове!

Он наклонился ко мне, как я думала, для поцелуя, но нет – кончик его носа ткнулся в мой. Только после этого он прильнул к моим губам, нежно, почти невесомо, и прямо в губы прошелестел:

– Софи, я чувствовал не только жар и вожделение, но и стыд, покладистость и скромность. Не думаю, что я лишил тебя чего-то из этого. Ты все еще чиста. – Он поцеловал слезинку на одной моей щеке, затем – на другой. – Я благодарен тебе за то, что случилось… Давай считать это нашим началом, согласна?

Меня хватило только на то, чтобы утвердительно кивнуть. Однако Элиот повел головой, точно не расслышал, а потом сказал, что такие важные вопросы требуют четких, произнесенных вслух ответов. Немного смутившись, я проговорила: «Да». И только после этого он поцеловал меня так, как во время нашей грешной шалости.

Мы лежали под одеялом и болтали обо всем на свете: о нашей первой встрече в Шамборе, о совместной фотографии, которую он передал мне через Винсенту, о багетах в синей упаковке, о букете голубых роз. Оказывается, Элиот даже просил своих поваров угостить нас после форума свежей выпечкой, но случилось то, что случилось. Убаюканная этой неспешной беседой, я задремала. Во сне мне привиделся Элиот: он стоял по колено в бирюзовой воде. Рукава его белоснежного купального комбинезона были закатаны, волосы под широкополой соломенной шляпой собрались в небрежный пучок; по улыбчивому лицу мелкой сеточкой рассеивалось солнце. Он звал меня плавать. Под ногами таял молочный песок, вода омывала ступни. Руки защекотала морская пена, а мгновение спустя – поцелуи. По шею в прогретой солнцем воде – живой, движущейся, – мы слились в объятии; Элиот прилипал к моим губам. Мы плавали и плавали.

Я открыла глаза и заметила, что окна запотели. Где-то тихо набирали воду. В дверном проеме у дальней стены, увешанной картинами и зеркалами, собирался пар. Элиот, в одном полотенце, расчесывал свои длинные, почти до лопаток, волосы. Его крепкие руки и натренированное тело поблескивали росой. От пупка, пропадая в полотенце, шла темная полоска. Он брызнул в воздух парфюм, и тут же запахло цветами. С ароматом до меня долетело:

– Проснулась?

Я испугалась, что проспала целые сутки, однако, как оказалось, мой сон длился не более получаса. Поцелуи в горячей ванне взбодрили меня, даже как будто снова раззадорили, но в этот раз Элиот сдержался и охладил наш пыл. Я понимала, что мы и так слишком задержались. Тем более еще предстояло высушить копну волос – и это я не о себе.

Лакеи прикатили в комнату стальной цилиндр с носиком, который выглядел как огромная переносная грелка и мог бы вполне заменить камин. Элиот