Репортаж с петлей на шее. Дневник заключенного перед казнью - Густа Фучик

я с нетерпением ожидала почтальона. 3 августа, через несколько дней после исчезновения Юлека, письмоносец принес белый конверт, адресованный Тихоте от фирмы «Пчеловодство».

Инстинктивно я угадала, что это мне. Я вскрыла конверт и вынула напечатанное на машинке письмо, в котором сообщалось о наличии на складе книг по пчеловодству. Хотя письмо было подписано вымышленным именем, я узнала почерк Юлека.

Письмо было адресовано страстному пчеловоду Тихоте. В саду, неподалеку, стояли его десять ульев. Но я себе не представляю, как бы он реагировал на письмо, в котором шла речь о «смешении отборных пчел на складах».

Мне же все было ясно. Первое слово начального абзаца было перечеркнуто двумя линиями. Это означало, что нужно сгруппировать вторые буквы каждого последующего слова. В результате расшифровала следующий текст: «В квартире засада. Будь осторожна. Жду письма от вас. Домой тебе заходить нельзя. Надеюсь, что все обойдется хорошо».

Нашу квартиру в Праге заняло гестапо! Но Юлек всегда был оптимистом. Даже сейчас, когда уже не оставалось надежды на его возвращение в Хотимерж и в нашу пражскую квартиру, он был убежден, что «все обойдется хорошо».

Глава XIV. Западня захлопнулась впустую

Воскресенье 4 августа. Ослепительное летнее солнце! На дворе перед домом играли дети. Их смех и веселые крики проникали к нам в холл. Мама в кухне готовила обед, Либа ей помогала. Я сидела в холле у стола и трудилась над шифрованным письмом Юлеку – Гиргалу о повторном визите к нам жандарма. Вдруг услышала мужской голос, монотонно повторявший по-немецки: «Гестапо», «Гестапо».

В последние дни я столько думала о гестапо, что мне могло почудиться. Я подняла голову и взглянула в ту сторону, откуда доносился голос. На террасу входили двое мужчин. Один высокий, он все время повторял: «Гестапо». Другой – меньше ростом. Оба черноволосые. Сердце мое сильно забилось. В одно мгновение шпики пересекли холл, они были похожи на хищных зверей во время охоты. Высокий, взяв из библиотечки книгу, раскрыл ее, полистал и вдруг по-немецки спросил меня начальническим тоном:

– Госпожа Фучик, почему вы здесь не прописались?

Низенький гестаповец переводил.

– Я прописана.

– Нет, не прописаны! – вскрикнул нацист.

– Я прописана, спросите в общине, – повторила я снова.

Прописалась, правда, только после отъезда Юлека, но этого я им, конечно, не сказала.

– Где получаете продовольственные карточки?

– В Праге.

Я стояла у стола, прикрыв руками шифрованное письмо Юлеку. О, как я хотела, чтобы они это письмо не заметили.

– Где ваш муж? – внезапно спросил гестаповец и вонзил в меня свои злые глаза. Я посмотрела прямо в эти глаза и твердо сказала:

– В Праге.

– Когда он отсюда уехал?

Несколько секунд я молчала, словно вспоминала, между тем лихорадочно думала, что сказать. Потом решилась:

– С месяц тому назад.

Фашисты разбросали по полу книги, которые Юлек так заботливо классифицировал. Долговязый гестаповец открыл в столе выдвижной ящик отца, в который никто из нас не смел заглядывать. Теперь полицейский бесцеремонно переворошил содержимое ящика.

– Кто вашему мужу сюда писал? – продолжал свой допрос гестаповец.

– Никто, – ответила я.

Фашисты открыли пианино, заглянули даже под его верхнюю крышку. Тот, высокий, снова спросил:

– Где ваш муж?

– В Праге.

– Где в Праге?

Я назвала адрес нашей квартиры: Прага XIX, Летецка 11. Нацист злобно швырнул книгу на пол и заорал:

– Не говорите глупостей!

– Разве его там нет? – удивилась я.

Мое удивление и вытаращенные глаза поставили гитлеровца в тупик. Он пронизывал меня взглядом, но я выдержала. Затем гестаповец начал вслух размышлять о том, следует ли меня арестовать и отправить в концентрационный лагерь или оставить пока… Конечно, он вполне мог бы выполнить свою угрозу. Но почему-то не сделал этого.

На столе все еще лежало письмо Юлека. Только теперь высокий гестаповец заметил его. Он взял письмо в руки, просмотрел и подал другому, чешскому гестаповцу.

Спустя два года я с этими типами вновь встретилась. Было это во дворце Печека[38] в гестапо. Там я узнала, что высокий гестаповец – это пресловутый Фридрих. У него оказалась хорошая память. Увидев меня, он осклабился и изрек:

– А, госпожа Фучик, все пути ведут в гестапо!

Второй, низкорослый, прихвостень Фридриха, как говорили заключенные, был чех Нергр, такой же жестокий, как и Фридрих.

– Как же это вы держите письмо, которое вам не при» надлежит? – спросил Нергр.

– Принес письмо сосед и попросил, чтобы я напечатала ответ на машинке.

Сердце мое забилось еще сильнее: что, если они спустятся вниз к Тихоте и начнут его допрашивать? Но мой ответ гестаповцев, очевидно, удовлетворил. Нергр положил письмо на пианино, присовокупив его к нескольким письмам из издательства «Чин».

В холл вошла Либа. Красивая, рослая, с волосами цвета зрелой пшеницы, с приветливой улыбкой, словно она не знала, кто такие эти два субъекта. Фридрих стоял у стола и просматривал немецкую книгу «История Южной Америки» Э. Самгабера, которую я переводила. Когда вошла Либа, он вскинул на нее глаза. Она сказала что-то по-чешски. Я быстро посмотрела на нее, потом перевела взгляд на пианино, затем снова на нее и опять на пианино, где лежало письмо Юлека. Глазами я просила Либу, чтобы она забрала письмо с пианино. Я не была уверена, что она поняла меня, а если и поняла, то отважится ли. Нергр также бросил взгляд на Либу, но тут же стал снова просматривать книги. Либа накладывала в фартук луковицы. Я подошла к Нергру и вполголоса спросила:

– Почему ищут моего мужа?

– Не знаю, – холодно ответил он мне.

Тем временем Либа, набрав лук, направилась обратно в кухню. Проходя мимо пианино, она быстрым движением смахнула письмо к себе в фартук и с улыбкой скрылась за дверью. Фридрих пристально смотрел на ее белокурые волосы, которые излучали сияние, но ничего не заметил. Взяв в руки следующее письмо от Юлека – Франты, он просмотрел его и хотел было приобщить к тому, которое несколько минут назад Нергр положил на пианино. Однако не нашел его. Они поискали письмо на полу, на столе, но его нигде не было. Тем не менее у них не возникло даже тени подозрения. Так благодаря Либе письмо сохранилось.

Гестаповцы вышли из холла для осмотра дома. Они протопали по лестнице на чердак, я – за ними. Фридрих спросил меня:

– Чем вы занимаетесь?

– Перевожу.

На чердаке они переворошили рухлядь, но, конечно, ничего не нашли. Во дворе осмотрели все закоулки – и папину маленькую мастерскую, и сад. Если бы они знали, что в саду Юлек зарыл два папиных ружья! Отец