Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит - Владислав Олегович Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут я поверил, что Германию мы сумеем в этой истории и завоевать, и присоединить. Когда пассионарных выбьем и лишь такие в большинстве и останутся. Пусть обустраиваются под нашей властью и делают, что мы укажем. Если у них через шестьдесят лет будет всеобщая толерантность, гей-парады и толпы туркоарабов на улицах, значит, сломалась ваша пассионарность безвозвратно в этой войне, не сумели вы возместить ущерб. Ну, а в этой истории ваши потери побольше, и ведь пассионарии гибнут первыми!
Жаль, что сдох быстро и легко. Поскольку эсэсовец – это сволочь по определению, если только не штандартенфюрер Штирлиц. Кстати, к тому знаменитому сериалу лично у меня отношение двоякое – и снят талантливо, хорош, но именно после него у нас стали считать эсэсовцев людьми, а до того слово «фашист» считалось самым страшным оскорблением, за которое сразу в морду.
А военных сведений от него мы почти не получили, кроме чего-то малого по составу, дислокации и командирам его банды; ну и того, что их послали ловить «коммунистических партизан».
Значит, людовцы? Крайовцев бы никто коммунистами не назвал, ну а против нас сил бы бросили побольше. Хотя наши уже приучили фрицев в Варшаве: соберетесь вместе в большом числе – получаете артналет. Да и повстанцы действуют давно уже не батальонами и ротами, а максимум десятком голов, а часто и того меньше. Интересно, а Коморовский живой еще? Вот бы поймать! И после не к стенке – по большому счету нам он вреда не принес – а самим полякам отдать, чтобы повесили за всю эту авантюру. Или у них и должно быдло бессловесно умирать, когда паны пируют?
И тут настороженным ухом слышу слабый металлический лязг. Кто-то очень осторожно снизу пытается открыть люк. Мы уже готовы, смотрим – если гости недружественные, ведь так просто сначала положить тех, кто вылезет, а затем кинуть вниз гранату – что, не попаду отсюда «лимонкой» в открытый люк?! Не смешите! А если те, кого мы ждем, то после нам по сто грамм поставьте, поскольку фрицы сделали бы с вами то же самое (кто за фюрера воюет, тот для меня фриц, и баста! Но в свой счет этого клопа я всё равно писать не буду).
Вылезают двое, с автоматами – у одного МР-40, у второго наш ППС. Крутят головами, пытаясь что-то разглядеть в темноте. От люка не отходят – чтобы в случае чего сразу нырнуть назад.
– Эй! – окликаю я. – Москва.
– Модлин! – приходит ответ через секунду. Пароль и отзыв правильные. Один встает и идет в направлении, где слышал мой голос. И едва он делает первый шаг, я понимаю, что это не фриц. Ну значит, те, кого мы ждали! Как я это понял? А вы представляете, как пахнет бомж, неделю живущий в канализации? Не надо быть собакой, чтобы почуять шагов за десять – и это не в обиду вам, мужики, я ж всё понимаю, каково вам пришлось, а констатация факта, что немцы бы себя до такого состояния доводить точно не стали. Ну ничего, через пару часов будем у наших, а там вас в баньку первым делом.
Он доходит до стены, вглядывается в темноту. А я рядом, присев и собравшись в комок – метод маскировки, известный еще японским ниндзя: наш глаз легко схватывает знакомые очертания и силуэты, а что-то бесформенное у самой земли, едва видное во тьме, человеком быть не может. Ну не люблю я быть на прицеле, а если палец на спуске дрогнет, или нервы у кого-то? Потому, когда он поворачивается ко мне спиной, встаю и хлопаю его по плечу сзади.
– Осназ Красной Армии. Кто вы? Назовитесь.
Он вздрагивает, но не пытается направить на меня МР – опытный, значит, понимает, что, будь я врагом, сделал бы сейчас с ним, что угодно, хоть убил бы, хоть взял живым. Отвечает:
– Поручик Вихор. Гвардия Людова.
Вихор – «вихрь», поручик – отчего не майор? Точно, коммунисты – в Армию Людову еще не переименовались. Он достаточно ясно говорит по-русски, так что обхожусь без помощи Кости Мазура, взятого за переводчика. Ладно.
– Давай в помещение, обсудим. И товарища позови.
Оказывается, их не двое, а шестеро, остальные внизу ждали, пока эта пара на разведку. Вылезают – и две бабы, что ли? При ближнем рассмотрении оказались и в самом деле две женщины. Одна постарше, без оружия на виду, вторая – молодая брюнетка, пожалуй, красивая, если ее отмыть, и боевая – на плече висит «стэн», одета в комбез и высокие ботинки, по поведению тот же типаж, что наша Анечка – ну значит, бегать и стрелять может, не сильно нас стесняя; а вот у старшей, похоже, никакой боевой выучки нет – какая-нибудь коммунистка-вождь вроде Ванды Василевской? У одного из мужчин тоже «стэн», второй в возрасте и безоружен, зато тащит большую канистру.
– Воды набрать. Давно не видели чистой.
Ну да, водопровод давно разбили, у Вислы немцы. То есть с нами идут не все, кто-то назад?
– Они, – Вихор кивает на женщин, затем смотрит на пожилого мужчину с канистрой и что-то говорит по-польски, я разбираю лишь «пане учитель». Тот отвечает с явным отказом. Мазур переводит:
– Я разделю с моей Варшавой ее судьбу. Чем жить приживалой и умереть после под русским забором. Я поляк, а не русский, им и останусь.
Я пожимаю плечами: если хочешь, оставайся, не неволим. Вот только будут ли здесь живые, когда мы форсируем Вислу – через месяц, два, а может, и вообще зимой? Если у нас приказ касаемо лишь этих двух женщин, ну значит, они сейчас наш ценный груз.
Едим напоследок – сало, хлеб, галеты, шоколад. Конечно, делимся с гостями. И тут откуда-то появляется всё тот же серый кот. Убедившись, что никто не будет в него ни стрелять, ни кидать опасные предметы, подходит к доске, служащей нам столом, и мяукает. Кидаю ему кусочек сала – заслужил, усатый, я свое слово помню. Кот съедает сало, затем подходит ко мне и трется об ногу. Ну отчего часто кошки видят во мне своего? Дома у меня был когда-то такой большой, персиковый – ну целый воротник, а не котяра! А собаки отвечают полной антивзаимностью… В нашем деле лучше было бы наоборот. Опускаю руку, глажу кота – вспомни уж былое, если ты был домашний! Кот мурчит и хочет
