Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не стихия виновата в таких разрушениях, не грунты, а бессовестные люди!
И если в новом регламенте не учесть, не предусмотреть какие-то обязательные нормы тщательных расчетов грунтовой обстановки, наметившийся процесс разрушения исторического центра старого Петербурга пойдет с ускорением и, в конце концов, станет необратимым.
Правительство Санкт-Петербурга весьма «чутко» прислушивалось к пожеланиям специалистов и недовольству широких народных масс. 6 июля 2004 года оно дало «добро» на уплотнительную застройку в историческом центре Санкт-Петербурга. Последовавший за этим строительный бум трудно описать и оправдать. Немедленно возводится невыразительное здание гостиницы в непосредственной близости от Михайловского замка, вызывающе искажающее уникальную архитектурную композицию Бренны. Аналогичный скучный объект появляется на задах Александринского театра.
И это только начало… В списке, утвержденном питерской администрацией, 320 подобных проектов.
Однажды Андрей спросил меня, показывая на трещины, побежавшие по стенам театра:
– Объясни мне, Константиныч, что происходит со зданием?
Вспомнив, как когда-то рассказывал об этом Кириллу Лаврову, я повторил свой рассказа Андрею по дороге в гримерную, и продолжил уже на месте. Присев на маленький столик, Андрей, не теряя внимания, понимающе меня слушал.
– Примерно половина зданий исторического центра Петербурга имеет под фундаментами деревянные элементы: лежни, сваи. Пока древесина находится ниже уровня подземных вод, она не гниет. Если же уровень понижается, древесина попадает в зону «аэрации», проще говоря – высыхает. Тут-то и начинается гниение. Здание неравномерно оседает с амплитудой до пяти сантиметров. При накоплении культурного слоя вокруг здания почвенная влага вступает в непосредственный контакт с кирпичной кладкой стен, которая, как фитиль керосинки, жадно всасывает влагу. Стены покрываются плесенью и «высолами», разрушаются при замерзании воды…
Упомянув, что подробно все это уже рассказывал Кириллу Юрьевичу, я продолжил.
– На осадку дома влияет и близкое новое строительство. Вокруг новодела формируется воронка оседания. Здания с подземными гаражами – основная причина повреждений исторического центра города. Впрочем, архивы еще дореволюционных судов хранят немало исков владельцев поврежденных домов к соседнему застройщику. Другими словами, соседние стройки влияли на рядом стоящие дома и раньше, но сегодня процесс стал интенсивней и повреждения тяжелее.
Как это касается здания театра? Да прямым образом. Новый комплекс «Лениздата», построенный в семидесятые годы, Лештуков мост и огромный поток машин по набережной реки Фонтанки нельзя сбрасывать со счетов, а также прокладку инженерных систем: теплотрасс, канализации, водопровода…
Андрей слушал меня, не перебивая, потом спросил:
– И что же делать? Ждать, пока театр развалится?
– Нет, ждать не нужно. Здание с трещинами – как больной человек. Его нужно лечить, а чтобы делать это правильно, нужно сначала обследовать. Определить, что именно происходит со строением, без комплексного обследования реальный диагноз поставить невозможно. Только после подробного изучения состояния дома, включающего шурфовку фундаментов, динамическое зондирование грунтов, геодезическое определение относительных осадков и кренов здания, проведение теплотехнического и пространственного расчетов, определение прочности несущих конструкций, можно установить: от чего и как лечить. Надо отметить, частные заказчики более ответственно относятся к комплексной реставрации. Они выполняют все требования, которые им предписывают исследователи. Городские власти, вероятно, из-за отсутствия средств, реагируют неохотно…
– Ну, хорошо, кое-что я понял. Но ты мне скажи вот что: не рухнет ли однажды вся эта наука нам на головы?
– Не рухнет, здание еще достаточно крепкое. А вот к лечению уже пора приступать…
– Ну, спасибо, утешил…
Этот разговор состоялся у нас с Андреем достаточно давно. Но только через восемь лет после него к проблемам БДТ удалось привлечь внимание властей, заманив в театр премьер-министра и показав ему трещины в стенах. Были получены высокие обещания о выделении средств на ремонт. Однако рядом идет проектирование нового квартала. От Апраксина двора до Фонтанки все будет сноситься, в том числе и комплекс «Лениздата», и строить будут новые здания. Как это отразится на творениях Людвига Фонтана, не знаю. Знаю только, что состояние театра и его фундаментов устанавливается обследованием – процедурой достаточно сложной, дорогой, требующей высокой квалификации и ответственности исполнителей. Обследование должно не только выявить места повреждений и степень снижения прочности конструктивных элементов, но также установить причины появления деформаций, дать прогноз состояния здания при соседнем новом строительстве. С этой целью необходимо комплексное применение геодезических, геологических, лабораторно-испытательных методов. В некоторых случаях требуется длительный мониторинг тех или иных параметров. Меры и технология усиления фундаментов должны быть адекватны причинам появления деформаций.
До этого ли будет инвестору, ведь ему нужен немедленный результат? Хватит ли сил у власти заставить инвестора сделать все это и проконтролировать. Самое главное – чтобы беды не случилось.
Сейчас, находясь на заседании Общественного Совета города и слушая восторженного докладчика, я все больше тревожился. Когда начались прения, первым взял слово Андрей Толубеев.
Я никогда не видел его таким взволнованным. И даже не думал, что он может быть таким эмоционально несдержанным. Чаще невозмутимый, внимательный, он заговорил своим поставленным голосом необычайно громко и возбужденно, с заметной хрипотцой от волнения. Зал сразу же очнулся от дремы. Похоже, большинство присутствующих ни само собрание, ни его решения не волновали. На то они и «общественные слушания», чтобы покорно прислушиваться к власти, извещающей народ о своих непререкаемых решениях и подчас чудовищных планах. Как говорится, молчание – знак согласия.
Толубеев нарушил традицию. Он полемически заговорил об опасности для судьбы центра города тех новых регламентных упрощений его охраны, которые только что были представлены на обсуждение. Андрей начал с неожиданного вопроса, обращенного к сидевшим в президиуме чиновникам:
– Офисы, гостиницы, деловой, чиновный центр – это все прекрасно. А что будет с людьми?
Его не поняли.
– Какими людьми?
– Обычными, которые живут в старых петербургских домах, что в самом центре и вблизи него. По большей части, в коммунальных квартирах. Да-да, огромное количество горожан по-прежнему живет в «Петербурге Достоевского» – без водопровода, канализации и других коммунальных благ, гарантированных властью. Я нисколько не преувеличиваю, вы все, сидящие здесь, знаете это не хуже меня. Получается заколдованный круг: купить себе новое жилье эти люди не в состоянии, поэтому вынуждены жить в таких неподобающих петербуржцам условиях. Когда-то они жили надеждой на городскую очередь, но теперь она упразднена. Власть давно отказалась от обязательств по отношению к своим гражданам, предоставив событиям развиваться естественным путем – как получится. Хорошо – предоставить этим людям отдельное жилье власть не может, – но провести ремонт в старых домах, сделать жизнь пожилых людей хоть сколько-нибудь сносной – разве это трудно?
В зале послышалось роптание, то ли одобрительное, то ли возмутительное. Смешались разные эмоции. Но Андрей упорно продолжал:
– Мы знаем, что ценность исторического центра Петербурга, как единого целого, превосходит ценность его отдельных памятников, даже самых выдающихся. Ведь только в своей целостности город включен в список всемирного
