Синеволосая ондео (СИ) - Иолич Ася

– У нас гости из соседнего эйнота, – сказала она. – Я скажу Лерте, чтобы она показала вашей новенькой, что и где. Как тебя зовут? 

– Меня зовут Аяна, кира Олдиен Дилери, – сказала Аяна, отступая на шаг и слегка кланяясь, так, как учил её Харвилл.

– О! Прелестно, – улыбнулась Дилери. – Воспитанная девушка. Лерти! – крикнула она молоденькой катьонте. – Иди, поучись манерам у девушки!

Аяне стало смешно. Конда, да и Харвилл, описывали кирио совсем по-другому. А тут перед ней стояла симпатичная весёлая женщина, такая же добродушная, как некоторые поварихи в трактирах. Она вдруг поняла, чего боялась на самом деле. Её пугало то, что кирио в Арнае могли оказаться такими же, как господа в Фадо. Она успела подумать, что, возможно, вдалеке от Орты господа тоже попроще, как здесь, но тут Дилери склонилась к уху Кадиара.

– Вы не представляете, что тут случилось, - вполголоса сказала она. - Будьте осторожнее в пути! К нам в гости на праздник приехал из эйнота кира Шедари его сын. Вчера на него напали разбойники. Вот такие опасные у нас места. Как вы только ездите по всей стране без происшествий?

– Ну, мы не кирио, – вежливо сказал Кадиар. – Проку на нас нападать? Стащить несколько древних платьев и поддельную пиявку?

Дилери расхохоталась так, что Аяна не сдержала улыбку.

– Пойдём, я покажу, что здесь и как, – сказала Лерти. – Пока кира Дилери слушает свежие сплетни. Откуда ты? Ты не похожа на уроженку Арная.

– Я с востока, из-за степи.

– Какой степи?

– Она далеко. За Фадо.

– А-а. Фадо я знаю. Вот тут будет ваше выступление, – сказала Лерти, открывая дверь в большую комнату. – Тут раньше была большая учебная комната юного кира, но он женился и уехал в город, и теперь тут гостиная, или, по случаю, зал. Дальше столовая. Справа – комнаты кирио, а вот та дверь – ваша гостевая спальня.

– А больше комнат нет?

– Ну мы же не в Чирде, – сказала Лерти с улыбкой. – У нас тут даже нет, как положено, женской и мужской половины, представляешь? Комнаты киры и кира просто в разных концах коридора. И это ещё у нас большой дом. В деревенских домах бывает так, что комната одна.

– Я жила в таком. Ну, там была не одна, а три. Одна внизу и две наверху.

– Я выросла в таком. Битком набито, а зимой все на одной кровати спят... Мне повезло, что я попала сюда. Здесь светло и чисто, и кира добрая. А ты из большого дома? Ты была капойо при юной кирье? Ты так изящно себя ведешь.

Аяна очень удивилась. Харвилл столько раз успел ей повторить, насколько неуклюжи её манеры, что слово «изящно» было последним, что она ожидала услышать о них.

– Нет, я не была капойо. Я приехала в Арнай недавно. О! Смотри!

Она решила позабавить Лерти и изобразила госпожу Кано, которая решила вдруг поправить большую керамическую миску на столике напротив двери.

– Ох, ничего себе, – ахнула Лерти. – Что это сейчас было?

– Так ведут себя господа в Фадо. А ещё они постоянно молчат. После каждой фразы. Вот как я сейчас.

– Ещё раз убеждаюсь, как мне повезло с кирой, – покачала головой Лерти. – Если те господа хоть вполовину такие противные, как ты показала, я бы там, наверное, от тоски выла. Пойдём, покажу спальню.

– Я там и выла. И моя кемандже там просто вопила. В той комнате, где я... жила, было странное эхо, которое превращало её голос в истошный крик.

– Ты играешь на кемандже? – удивилась Лерти. – У нас лишь некоторые кирио играют на ней. Кто попроще, играет на мендере. Ты будешь играть сегодня?

– Думаю, да. Это наша спальня?

Лерти завела её в небольшую чистую комнату с высоким потолком и четырьмя кроватями, в которой уютно пахло свежим кипячёным бельём и сухими цветочными лепестками.

– Да. Достали из сарая вам кровати. Вы, небось, спите там на полу, бедняги.

– Бывает.

– Жаль, на всех нету комнат. Ты можешь переодеться тут, пока никого нет. Хочешь, покажу остальной дом? Ты впервые в поместье?

– Да. Конечно, хочу!

Она посадила сына на кровать и переоделась, оставив платье в комнате, потом перехватила Кимата на другой бок и пошла за Лерти, которая, прижимая палец к губам, приоткрыла перед ней дверь хозяйской спальни.

– Это спальня киры, – шепнула она. – Там дальше такая же спальня кира, и ещё по две маленьких гостевых мужских и женских. Столовую увидишь после выступления. Пойдём вниз!

Она открыла дверь около входа в столовую и спустилась вниз по лесенке, приглашая за собой Аяну.

Та шла, разглядывая устройство внутренних помещений, и про себя удивлялась, как различны и в то же время схожи помещения для стряпни в разных частях мира. Здесь пахло совсем другими травами и другой едой, чем у них в долине, но рядом с печью так же болтались на веревочных петельках толстые прихватки, вокруг которых было такое же тёмное пятно, как и у неё дома, и возле очага так же висел на крюке снятый с огня заварник с закопчённым дном.

21. Такие же люди, как я и ты

– Мама, ам-ам, – сказал Кимат, и Лерти спохватилась.

– Ой, что же это я. Вы же, наверное, хотите пить и есть!

Она метнулась к шкафчику и быстро вынула на стол кувшин с молоком, завязанный тряпицей, половину круглого хлеба, луковицу и сыр.

– У нас ещё с утра осталась каша. Достать?

– Да. Спасибо.

Аяна поела и покормила Кимата, слушая, как Лерти умиляется его щекам.

– Лерти! – раздалось приглушённо откуда-то сверху и сбоку.

Аяна подняла голову, прислушиваясь. Лерти показала пальцем на небольшую решётку под потолком.

– У нас были колокольчики, – сказала она, – но юный кир залез и оторвал их. Это тот, что женился в прошлом году, – пояснила она. – Просто руки не доходят.

Они поднялись наверх, и Дилери улыбнулась Кимату.

– Ну что, вы готовы? Проходите за сцену!

– Сюда, – махнула рукой Лерти. – За мной!

Она завела Аяну в комнатку, которая неожиданно обнаружилась между большой столовой и тем помещением, где они установили задники сцены, и ушла, оставив её с остальной труппой.

– Я думала, большие дома действительно громадные, – задумчиво сказала Аяна. – Выходит, что я ошибалась.

– В самых больших домах столицы, говорят, гостиные настолько большие, что там можно было бы устраивать приём с танцами. Я никогда не видела приёма, – сказала Чамэ. – Но, говорят, это роскошное зрелище.

– Приёмы устраивают у крейта. Как их увидишь-то? - улыбнулась Ригрета. - Это весело, говорят. Очень много народа, очень много духов и шума, все потеют и волнуются. Жара там страшная! Большие, яркие залы со свечами и зеркалами. Красиво. Должно быть, производит впечатление.

– Начинаем, птички, – сказал Кадиар, взмахом руки приглашая труппу в зал.

Пьеса была о том, как старый вдовец, усатый, алчный глава рода, которого играл Кадиар, женит своего сына на высокородной даме, которая немного припозднилась с замужеством. Даму эту играла Анкэ. Ригрета играла её юную, красивую, задорную капойо, а Харвилл и Чамэ, соответственно, были молодым киром и его слугой. В результате длинной и сложно сплетённой череды уловок бойкая и резвая капойо становилась женой юного кира, а его алчный отец обретал в качестве новой жены Анкэ.

Аяна не видела из-за прикрытой двери, что происходит на сцене и среди зрителей, но слышала отрывки реплик Кадиара, который басом уговаривал сына подумать о благе семьи, и звонкий голос Ригреты, которая через Чамэ передавала записки якобы от своей госпожи, подстраивая свои свидания в саду.

Наконец послышались аплодисменты. Кадиар вышел первый, вытирая пот со лба небольшим платочком, а за ним и остальные.

– Им понравилось, – сказала Ригрета. – Я блистала. Теперь иди ты, Аяна.

Аяна поцеловала Кимата, с интересом разглядывающего усы Чамэ, шагнула в двери и на миг остолбенела. Эта гостиная вдруг действительно показалась ей залом, как сказала Лерти. Между сценой и рядами разномастных стульев с потолка свешивались большие, просто огромные люстры, и от свечей, зажжённых теперь на них, после неяркого освещения предыдущей комнаты на сцене было очень светло. Зал эти люстры тоже освещали, и Аяна чуть не дёрнулась прикрыть рукой глаза и начать разглядывать зрителей. Судя по их количеству, тут были не только гости и семья, но и люди из деревни, с которыми в доме водили знакомство.