Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский

В настоящее время в России нет в ходу никаких денег, кроме бумажных. Золотая монета ушла за границу, серебряная спрятана не в кубышки капиталистов, которые понимают, что им нет расчета держать у себя в сундуках неполновесное серебро, а у самой беднейшей части населения, не знающей, что в этих монетах действительного серебра очень мало и что они не стоят той цены, которую даже и теперь дают за них при обмене на марки.

Значит, количество наличных денег в России в настоящее время вполне точно известно. Оно определяется количеством отпечатанных до сих пор правительством кредитных билетов, которых было при царе Николае II до 10 миллиардов, а теперь к ним прибавилось еще 4 миллиарда. Это дает немного меньше, чем по 78 рублей на человека, причем значительная их часть уже и теперь находится в домах, кошельках и сберегательных кассах трудового населения. Другая часть лежит в государственном казначействе на ежемесячную уплату жалованья казенным служащим и рабочим, особенно в военном ведомстве и на государственных заводах. Наконец, третья часть находится в кассах разных фабрик, заводов и частных учреждений тоже для еженедельного жалованья рабочим.

При равномерном разделе имевшегося в личном распоряжении имущих классов остатка этих денег между беднейшей частью населения каждый не получил бы, вероятно, и по 5 рублей единовременным пособием, т. е. меньше, чем заработал бы теперь в два дня самым грубым трудом.

Всякий, имеющий хоть малейшее понятие об элементарной арифметике, ясно поймет, что такой экспроприацией воображаемых капиталистических кубышек, соответствующих единовременному налогу на всех по 5 рублей, как иногда предлагают, не поправить наших финансов, расстроенных мировой войной. Совершенно напротив: государственные финансы от этого рухнут, как от внезапного землетрясения.

Поправить их можно, только совсем другим способом: поднятием нашей производительности путем возможного увеличения часов рабочего времени на фабриках и заводах и путем повышения производительности культурных земель, причем не следует забывать, что она всего больше на хорошо управляемых крупных частновладельческих хозяйствах, где применяются машины, и всего меньше при общинно-передельном хозяйстве.

Отсюда нетрудно видеть, что наше финансовое банкротство, как результат тяжелой войны, не только не приблизило возможности практического осуществления каких бы то ни было социализаций, а отдалило их надолго.

В результате их произошло бы обнищание не одних капиталистов, а и всего трудящегося населения, не говоря уже о всех будущих его поколениях, которые вспоминали бы нас за осуществление такого социализма не добрым словом, а

Проклятием обманутого сына

Над промотавшимся отцом.

Я хорошо понимаю, что эти выводы идут вразрез с современной экономической политикой некоторых «народнических» партий, и это мне очень горько, так как многих их представителей, проведших, как и я, свои лучшие годы в ужасных темницах самодержавия, я от всей души люблю и уважаю. Но это тем более побуждает меня предупредить их о явной ошибке в их расчетах относительно материальной выгодности предлагаемых ими социализаций, тем более что не только в полуграмотных массах, но и у многих пропагандистов в народе они принимают не идейно-социалистический, а чисто погромный характер, совершенно соответствующий уже цитированному мной куплету «Рабочей Марсельезы»:

На воров, на собак, на богатых!

Бей, губи их, злодеев проклятых!

И не только на митингах, но даже и в многочисленных брошюрках, снабженных девизами наших обеих больших социалистических партий, проскальзывают постоянно места, возбуждающие в народе на деле совсем не социальные, а антисоциальные чувства вражды и особенно корыстолюбия. Такова, например, на мой взгляд, книжка издательства «Социалист» под названием «Вильгельм Либкнехт. Пауки и мухи», которую мне тем более было стыдно читать, что она связана с именем уважаемого мной немецкого деятеля, а на деле представляет безвкусную лубочную карикатуру на современный экономический строй, без малейшего представления об исторической роли общественных классов. Такова, например, брошюрка под названием «Агроном А. Григорьевич. Вся земля трудовому народу. Сколько земли получит каждый крестьянин», с руководящей таблицей № 1, где показано, например, что в Архангельской губернии крестьянин имеет в среднем 2 десятины на душу, а при переделе получит по 200. Правда, автор потом мельком отмечает, что эти 200 десятин будут большей частью обледенелые тундры и болота (на которых владельцу после всеобщего передела ничего не останется другого, как утопиться, когда они оттают в июле месяце), но и в остальном расчете совсем не принята во внимание необходимость удовлетворить предлагаемыми им к конфискации монастырскими, частновладельческими и другими обработанными землями прежде всего тех, кто их уже и до сих пор обрабатывал. Отсюда и его фантастические прирезки земельных наделов по всем губерниям.

Насколько у всех наших делителей земли мало представления о действительной жизни, я покажу здесь на моем недавнем разговоре с одним из них, после его лекции для крестьян в одном селе.

— Вот вы говорили, — сказал я ему, — что крестьяне получат прирезку от монастырских земель. Но подумали ли вы, что ведь и монахи, и монашенки почти все из крестьян и не лежат на монастырских землях, как собаки на сене: пахотные земли у них вспаханы, луговые — скошены, а лесные утилизируются, как и у крестьян. Значит, уничтожение монастырей сведется только к уничтожению безбрачия да монастырских коммун. Монашеские земли будут разделены лишь между самими бывшими монахами и монашенками, а теперь полноправными гражданами, посторонние же, граждане из крестьян, не получат от этих земель никакой прирезки. Напротив, при уравнительном разделе от крестьян придется, по-видимому, еще отрезать для бывших монахов и монахинь, потому что теперь у них меньше земли на душу, чем у крестьян, и они существуют безбедно лишь благодаря дополнительным пожертвованиям благочестивых душ, которых более не будет.

— Монахам и монахиням, — ответил мне лектор, — не будет ничего оставлено; они будут переселены на свободные земли в Сибирь.

— А вдруг они не захотят оставлять родные места и близких людей?

— Тогда пусть живут чем хотят.

— Пусть так. Теперь возьмем земли помещиков, ставших тоже равноправными гражданами свободной России. Вы говорили, что эти земли особенно лакомый кусок для граждан из крестьян. Я тоже понимаю, что, отнявши эти земли, можно было бы увеличить наделы тех, кто, по вашим словам, обрабатывает землю «собственными руками», если бы частные землевладельцы сами их не обрабатывали и другим не давали. Но посмотрите кругом себя, поездите по земледельческой части Европейской России от Архангельской губернии до Крыма и от немецкой границы до Урала, и вы нигде не найдете такого случая. Вся годная для разработки частновладельческая земля обработана, а на лугах везде косится трава. Вся степь тоже целиком распахана чьими-то