Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мелкие ремесленники в городах, жившие отдельными семьями или мастерскими с ничтожным количеством подростков-учеников, большей частью прямо обменивали свои произведения на пищевые продукты, инстинктивно руководясь при этом их трудовым эквивалентом, т. е. отдавая в продукте своего производства приблизительно такое же количество часов труда, какое и получали в обмениваемом товаре.
Сбережения их этим путем были, конечно, ничтожны, за временными исключениями, когда изобретательность кого-нибудь из них давала ему более сокращенный по времени способ производства, но и это длилось лишь до тех пор, пока об изобретении не узнавали другие производители, скоро сбивавшие своей конкуренцией повышенную продажную цену до трудовой ее нормы.
Отсюда и возникло средневековое стремление держать каждое изобретение в секрете для одной своей семьи или рода, не делая его всеобщим достоянием людей и средством для общего улучшения их жизни. Талант, таким образом, зарывался в землю.
Деньги как средство обмена, и притом в виде непосредственно отвешиваемых кусков то золота, то серебра соответственно трудовой ценности (хотя и сильно повышенной спросом на эти редкие тогда металлы) или в виде отчеканенных тоже по весу металла монет, должны были неизбежно войти в употребление и в Западной Европе, как везде благодаря главным образом кочующим торговцам, которым было неудобно обменивать у провинциальных землевладельцев свои ремесленные легкие товары прямо на громоздкие произведения земледельческого труда.
Благодаря незначительному весу и малой емкости трудовых эквивалентов золота и серебра появилась возможность посредством «торговой прибыли» накоплять в одних руках большие трудовые ценности в виде не портящихся от времени и легко уместимых в каком-нибудь тайном помещении монет и слитков. Легкая возможность обменять их в любое время, в случае нужды или болезни, на необходимые для жизни продукты вызывала у их владельцев чувство индивидуальной экономической обеспеченности. В этой естественной склонности всякой эгоцентрической души (а также из полуальтроцентрической заботы о семье) постепенно выросло чувство «золотолюбия», а вместе с ним постоянная боязнь похищения кем-либо посторонним уже накопленных запасов. Огромные скопления человеческого труда в виде добытых из земли трудовым человечеством количеств серебра и золота (а также и заменявших их драгоценных камней) вновь прятались в земле и часто навеки оставались в ней, если подозрительный даже к своей собственной семье скряга умирал, никому не открыв своего клада. Никакой пользы ни современникам, ни последующим поколениям человечества, конечно, не было от этих скрытых богатств. Напротив, нужный на многие, хотя почти бесполезные вещицы продукт человеческого труда совсем изымался из всякого общественного или частного пользования. Он, как и талант, т. е. изобретательность, зарывался в землю, и притом уже не в иносказательном, а в прямом смысле.
Так продолжалось, несмотря даже на развитие мануфактуры, т. е. коллективной промышленности в больших мастерских без употребления машин, вплоть до двадцатых годов XVIII века, когда все стало быстро меняться в экономической жизни культурных народов, как будто по мановению волшебного жезла.
И всю эту трансформацию вызвало, казалось, ничтожное в общечеловеческой трудовой жизни обстоятельство: изобретение Джоном Ло коммерческих банков, впервые примененных в Париже. Здесь Ло основал в 1716 году свой частный банк, превратившийся через два года в государственный.
Идея его была очень проста. Он, так сказать, буквально говорил всем, у кого так или иначе накопилась некоторая прибыль от торгового или другого рода труда: «Не зарывайте своих монет и слитков золота и серебра в землю, не держите их в подвалах и запертых сундуках, не дрожите над ними каждый день, опасаясь, что вас ограбят и зарежут. Несите их ко мне. Я дам вам расписку, по которой вы их получите от меня в любое (или определенное вами самими) время, и я не только ничего не возьму с вас за сохранение, но сам буду платить вам каждый год проценты». Немало труда стоило Джону Ло убедить современников, что он имеет полную возможность платить ежегодные проценты убытка себе, употребив отдаваемые ему деньги на постройку новых производительных учреждений, которые дадут банку несколько больший доход, чем он сам платит своим вкладчикам.
Эта идея оказалась настолько соответствующей психике прежних поколений, что коммерческие банки всевозможных специальностей, частные и общественные, с необыкновенной быстротой распространились по всему земному шару, и сбережения всех, не тратящих своего заработка исключительно на собственное содержание, сделались величайшим орудием улучшения об-Шечеловеческой жизни.
Ведь все банки и подобные им ссудо-сберегательные учреждения могут давать своим вкладчикам проценты, как уже было упомянуто, лишь тогда, когда они немедленно употребляют их (оставив лишь сравнительно небольшой запас на случай обратных востребований) на устройство каких-нибудь приносящих доход, т. е. нужных и полезных предприятий.
Такими являются, например, постройки больших домов в больших городах для нужд квартирантов, постройка пароходов, железных дорог, телеграфов, фабричных и заводских зданий, мастерских, платных учебных заведений, лабораторий для выработки лекарственных веществ, а в земледелии — машин для капиталистической разработки земель и так далее.
Через банк же стали осуществляться всевозможные акционерные и паевые предприятия, где всякий получил возможность давать все, что у него осталось от ежедневных расходов, не в полное распоряжение банков, а на такие из организуемых ими или частной компанией предприятия, которые ему особенно нравились или какие он сам считал для себя наиболее выгодными.
В результате началось поразительно быстрое всеобщее преобразование человеческой жизни, которое в два века сделало неузнаваемой всю земную поверхность.
Понятно, что для банков и акционерных компаний было все равно, в какой стране приложат они свои деньги, и они стали безразлично применять средства своих вкладчиков и в Европе, и в Азии, и в Африке, и в Америке, и в Австралии, везде, где это было нужнее, а следовательно, и прибыльнее; да и сами прибыли банков, капитализируясь в них же, стали делаться орудием дальнейших предприятий, ускоряя их темп в геометрической прогрессии.
Всюду на земной поверхности как грибы начали вырастать огромные города; дикие и пустынные места начали превращаться в культурные центры.
Капитал стал поощрять науку, расширяющую область человеческой любознательности и подчиняющую власти человека новые силы природы, не говоря уже о технике, которая постоянно изобретала, да и теперь изобретает для трудящихся масс все более и более легкие средства производства, чтобы сократить время их труда, необходимого для удовлетворения насущных и ненасущных потребностей всех существующих людей, и широко подготовить всю землю для более удобной и счастливой, чем наша, жизни грядущих поколений.
Теперь читатель уже и сам легко ответит на вопрос, поставленный мной в начале этого моего краткого изложения эволюционной социологии: куда идет та огромная доля придаточной ценности, которую капиталисты земного шара
