Помогать нельзя наказывать, терпеть нельзя просить? Бедность и помощь нуждающимся в социокультурном пространстве Англии Нового времени - Юлия Евгеньевна Барлова

Значительная часть «Богатства наций», действительно, посвящена бедности как экономической категории. С другой стороны, более ранняя и почти не известная у нас работа мыслителя в области этики – «Теория нравственных чувств» – освещает вопросы психологии различий между бедными и богатыми людьми, «правильное» поведение бедствующего человека и «правильное» отношение к нему окружающих.[186]

Таким образом, имеет смысл реконструировать и интерпретировать концепцию Адама Смита по вопросам бедности, нищеты и социальной помощи при совокупном рассмотрении экономического и этического компонентов его учения.

Размышляя над тем, какова природа бедности и богатства и что отличает богатого человека от бедного, Адам Смит признавал, что богатство и бедность – явления сложные, имеющие несколько ипостасей: экономическую, политическую, морально-психологическую. Экономическое измерение бедности – это ее зависимость от такой категории, как деньги: «мы всегда убеждаемся, что самое главное – это добыть деньги… – О богатом человеке мы говорим, что он стоит много тысяч, а про бедняка – что цена ему грош». Однако эта зависимость, по мнению Смита, была создана искусственно, так как «в обществах, где золото и деньги не имеют такой ценности, как в Европе, люди попросту не задумываются о проблемах богатства или бедности». Кроме того, он отмечал, что «в некоторых государствах сочтут необходимостью то, что в других посчитают за роскошь – например, льняные сорочки или кожаную обувь».[187] Смит, таким образом, впервые признал относительный характер бедности, то есть связал бедность с принятыми в определенное время или в определенном обществе нормами и стандартами – при том, что большинство его современников рассматривали бедность только лишь как отсутствие элементарных средств к существованию, то есть в своем абсолютном значении.

С морально-этической, психологической и политической точки зрения Адам Смит сопоставлял бедность и богатство в дискурсе власти и господства. Богатство, в частности, он ставит в один ряд с главнейшими факторами, обеспечивающими господство одного человека над другим. Среди этих факторов, помимо богатства, он называет «больший возраст, лучшие способности тела и духа, древнюю родословную», и вместе они, «наверное, являются теми четырьмя вещами, которые обеспечивают одному человеку власть (влияние) над другим».[188] Бедность, соответственно, ассоциируется с беспомощностью и подчинением.

Власть и господство, порожденные богатством, как следствие, выдвигают человека на первый план, превращая его в центр всеобщего внимания. Бедность, напротив, означает безвестность и забвение. «Люди, – пишет Смит, – сопереживают радостям государей и богачей, считая, что их жизнь есть совершеннейшее счастье. Существование таких людей является необходимостью, так как они являются воплощением идеалов обычных людей». В качестве подтверждения своих слов Смит напоминает, что в годы английской революции середины XVII века казнь Карла I Стюарта вызвала огромное негодование, тогда как смерти простых людей во время гражданских войн оставляли общество равнодушным.

В этом смысле бедность – это беспомощность, подчинение и забвение. «Бедного, – писал Смит, – никто не замечает; среди многочисленной толпы он находится в такой же безвестности, как если бы оставался в своей лачуге… Тщеславного любимца счастья приводит почти что в изумление дерзость бедняка, показывающегося ему на глаза; он боится, что отвратительный вид бедности нарушит его счастье».[189]

Восхищение богатством и отвращение к бедности, считал Смит, привело современное ему общество к ассоциации богатства с добродетелью, даже если его носитель не столь добродетелен, а бедности – с пороком, даже если бедняк не порочен: «мы видим, что внимание и уважение людей чаще оказывается богатым и знатным, чем благоразумным и добродетельным; что пороки и невежество первых менее презираются, чем бедность и безызвестность честных людей… При равной степени личных достоинств богатого и бедного человека только немногие люди не окажут предпочтения первому перед вторым». В итоге «почитание знатности и богатства подменяет уважение к благоразумию и добродетели, а презрение к бедности и ничтожеству часто более видимо, чем отвращение к сопутствующим им пороку и невежеству».[190]

Смит, таким образом, одним из первых указал на искусственно сконструированную связь между бедностью и социальным стыдом. «Бедный человек, – констатировал он, – стыдится своей бедности. Он чувствует, что люди не будут испытывать какого-либо дружеского сочувствия к нищете и упадку, от которых он страдает». Мыслитель как бы «вскрывает» тот дискурс порочности бедняка и постыдности бедности, в котором рассуждало большинство его современников, и, в целом, осуждает подобное восприятие бедности как «искажение нравственных чувств».[191] «В наше время, – продолжает он, – в большей части Европы уважающий себя поденщик постыдится показаться на людях без полотняной рубашки, отсутствие которой будет сочтено свидетельством той унизительной степени бедности, в которую, как предполагается, никто не может впасть иначе как в результате чрезвычайно плохого поведения. Обычай точно так же сделал кожаную обувь предметом жизненной необходимости в Англии. Самое бедное лицо того или другого пола постыдится появиться на людях без нее». В целом же Смит констатирует, что положение бедного человека достойно лишь сочувствия: «бедный работник, который как бы тащит на своих плечах все здание человеческого общества, находится в самом низшем слое этого общества. Он придавлен всей его тяжестью и точно ушел в землю, так что его даже и не видно на поверхности».[192]

Каков должен быть характер отношений между богатыми и бедными людьми? Здесь, что характерно, у Смита нет четкой и однозначной позиции. В «Лекциях по вопросам юстиции, полиции, налогов и вооружения» он рассуждает о том, что бедные «склонны» уважать богатых: «в целом бедные не зависимы (от богатых) и поддерживают себя своим трудом; однако, хотя они и не ждут от богатых выгоды, но имеют сильную склонность к тому, чтобы уважать их».[193] В «Теории нравственных чувств» он предлагает даже несколько, на наш взгляд, идеализированный, «пасторальный» образ бедняка, противоположный характерному для XVIII столетия негативному отношению к бедным: «Бедный не смеет ни украсть у богатого, ни обмануть его, хотя то, что приобретается им в таком случае, имеет несравненно большую ценность для него, нежели для человека, которому причиняется вред. Бедному в таком случае совесть напоминает, что он не лучше прочих людей и что несправедливым предпочтением собственных интересов он навлечет на себя негодование и презрение своих ближних».

Но, с другой стороны, Смит признаёт и то, что мир принадлежит богатым. «Когда богатый и бедный человек имеют дело друг с другом, – пишет он в «Богатстве наций», – оба улучшат свое положение, если будут взаимодействовать добросовестно; но запасы богатого улучшатся в большей степени, чем запасы бедного». Поэтому, делает вывод экономист, интересы бедных и богатых, совершенно очевидно, противоположны. «Где есть большая