Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг

Баджи стоит, не зная, как быть: она не смеет ослушаться старшей жены, но и не смеет, не хочет поднять руку на младшую.

Сомнения ее разрешает Шамси, привлеченный на кухню шумом схватки.

— Чертовы бабы! Не дадут минуты покоя! — ворчит он. — А ну, Баджи, принеси ведро воды!

Шамси окатывает дерущихся холодной водой. Ругя ловко увертывается, а Ана-ханум становится мокрой с головы до ног. Баджи довольна.

Принеси еще! — командует Шамси, видя, что жены не унимаются.

Операция повторяется. Однако разнять женщин не удается.

— Принеси аршин! — приказывает Шамси.

«Что-то будет!» — весело смеется Баджи, со всех ног спеша за металлическим аршином, которым Шамси обычно меряет ковры.

Шамси бесстрастно бьет женщин по мягким местам. Когда крепкий удар достается Ана-ханум, Баджи едва сдерживает себя от восторга.

«Так ей и надо! Это аллах ей воздает за то, что дала мне плюху!»

Наконец Шамси удается разнять женщин.

«Шайтан их разберет, этих баб, кто из них прав! — размышляет он, попивая чай в своей комнате, в то время как жены, сняв мокрые платья, ворча, ощупывают избитые места. — Не мужское это дело — разбираться в их спорах!»

Война, однако, этой схваткой не заканчивается. Ни одна из сторон не признает себя побежденной. Тщательно подготавливаются новые каверзы. Время от времени вновь вспыхивают схватки.

— Эй ты, Черный город! — кричит Ана-ханум. Сбрось штаны твоей подружки, развесила их сушить у меня под самым окном.

— Ругя-ханум рассердится, если сниму, — осмеливается возразить Баджи.

— Делай что приказываю! Не то подбавлю тебе пирожков, каких надавала недавно, — помнишь?

Баджи снимает с веревки штаны Ругя. Аллах, что ей будет за это!..

— Баджи! — тут же слышит она голос Ругя.

«Ну вот, так и есть!» Баджи спешит в комнату младшей жены.

— Другая бы тебе за это дала, как ты того заслуживаешь, — говорит Ругя. — Но я прощаю тебя… Понизив голос, она добавляет: — Узнай только, когда ведьма будет топить печь.

Баджи бежит на кухню.

— Ана-ханум, когда будем топить печь? — спрашивает она невинным тоном.

— А тебе что? — настораживается Ана-ханум, но все же отвечает: — Завтра с утра.

Баджи уходит, крадучись пробирается в комнату младшей жены.

— Завтра с утра, — шепотом передает она Ругя.

— Баджи, друг! — говорит Ругя нежно. — Я сотку тебе хорошенькую сумку, будешь хранить в ней твои вещи… Только перед тем, как начнут топить, засунь в печь мокрые тряпки, поглубже…

Мысль Баджи усиленно работает… Хорошенькую сумку? Такую же, какую Ругя выткала для Шамси? Она, Баджи, положит в нее свою книгу, как школьница? Конечно, она засунет в печь что угодно!..

Баджи встает чуть свет, заталкивает глубоко в печь мокрые тряпки.

Кухня полна чада. Ана-ханум мечется по кухне, глаза у нее слезятся.

Наконец тряпки извлечены из печи. Как они попали туда? Ана-ханум производит следствие. Виновница обнаружена и несет наказание.

Спустя неделю Ругя торжественно вручает Баджи маленькую хорошенькую сумку. Баджи разглядывает ее: сумка эта, правда, не столь красива, как та, которую выткала Ругя для Шамси, но все же стоило пострадать и ради такой.

Как ни старается Баджи в войне между женами оставаться нейтральной, враждующие силы используют ее — девчонка-служанка может быть во многом полезной. Баджи не смеет ослушаться приказаний. Баджи страшится угроз, она податлива на вероломную ласку, ей трудно устоять против подкупа.

Не легче, впрочем, приходится ей и в дни перемирия. Ана-ханум требует от служанки безраздельного повиновения: на то она старшая жена, хозяйка дома. Ругя, в свою очередь, требует внимания: разве она не жена, хотя и младшая? Разве у нее нет брачного договора? И так мало радостей в жизни, как же не пользоваться услугами служанки?..

— Эй, Баджи! — кличет Ругя. — Сходи в лавку за желтой шерстью. Возьми с собой Балу, купи ему чего-нибудь сладенького, да смотри, сама не съешь!

Держа за руку упирающегося Балу, Баджи спускается по лестнице.

— Эй ты, Черный город! — кричит Ана-ханум, видя, что Баджи возится с Балой. — Брось этого осленка! Постирай лучше белье Фатьме да ковры выбей!

Ладно, ладно! Она сделает все, что требуется. Сходит в лавку за шерстью, возьмет с собой Балу, купит ему «чучхел» — колбаску из муки с виноградным соком и орехами — и при этом отломит себе только маленький кусочек. Она выстирает белье Фатьме, выбьет ковры.

Целый день носится Баджи по дому, по лавкам, выполняя поручения жен.

За каждой мелочью Ана-ханум посылает Баджи в лавку отдельно: еще потеряет девчонка деньги, а потом отчитывайся перед Шамси; не умрет девчонка, если сбегает лишний разок.

Целый день угождает Баджи женам.

Однажды на улице Баджи встречается с Таги.

— Куда так спешишь? — спрашивает он. — За счастьем гонишься?

— Иду в лавку, — отвечает Баджи. — Помогаю по хозяйству.

Таги смотрит на Баджи. Девчонка, видать, будет красива — как Сара. Хотя вряд ли: второй такой красавице не бывать.

— Кому же ты помогаешь? — спрашивает Таги.

— Помогаю Ана-ханум, помогаю Ругя.

— Обеим сразу?

— Обеим! — говорит Баджи с важностью и продолжает путь.

Таги смотрит ей вслед.

— Смотри, Баджи, — кричит он вдогонку: — одной рукой двух арбузов не удержишь!

Баджи-ханум

Близится новый праздник — «день, когда Магомет стал пророком».

Ана-ханум помнит неприятность с пирожками. На этот раз нужно быть осмотрительней. Во всей квартире идет генеральная уборка, чистка.

Окруженная ворохом посуды, с утра сидит Баджи на корточках в полутемном дворике, подле сточной ямы, чистит медные кастрюли песком. Ноги Баджи затекли. Руки почернели от песка.

Баджи вспоминает Черный город.

Отец. Мать. Юнус. Саша. Трубы, арба водовоза… Быть может, все это было во сне?

Баджи уже знает, что никогда не вернутся отец и мать оттуда, откуда никто не возвращается, — из рая: никто не хочет покинуть рай. Но брат, почему он не приходит к ней? Почему брат забыл сестру? Разве он не держал ее за руку, не говорил: «Не бойся, сестра, мы не расстанемся, я буду тебя защищать»?

Кастрюля выскальзывает из рук Баджи, с шумом падает на камни.

— Три, Черный город, пока морда не станет видна в кастрюле, как в зеркале! — кричит Ана-ханум с галереи. Не сдохнешь, если лишний часок посидишь над посудой.

Баджи снова принимается тереть, время от времени заглядывая в кастрюлю — когда же увидит она свое отражение? Посуда, однако, не хочет блестеть: тусклое олово — плохое зеркало.

Кто-то стучит дверным молотком.

— Кто там? — спрашивает Баджи.

— Это я, — отвечает голос за дверью, и Баджи чувствует мгновенную слабость в ногах. Юнус!.. Руки Баджи так сильно дрожат, что она долго не может справиться со щеколдой.