Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Много, казалось Шамси, знал и понимал Хабибулла, не меньше, пожалуй, чем Абдул-Фатах, хотя совсем по-иному. Попробовал было раз Шамси щегольнуть перед Хабибуллой знаниями, почерпнутыми из древней книги, подаренной ему Абдул-Фатахом, но Хабибулла в ответ только усмехнулся: так думали сотни лет назад!
И Шамси готов был уважать Хабибуллу за знания и ум, если бы не потертый пиджак, засаленная шляпа, обтрепанный европейский воротничок. Именно они красноречиво свидетельствовали, что обладатель их, зная столь много, не знал самого главного — как добывать деньги, не знал того, в чем так силен был он, Шамси.
Шамси думал, что, обладай он знаниями и умом Хабибуллы, он устлал бы своими коврами весь мир и, конечно, не был бы тем, кем был в действительности Хабибулла — маклером на побегушках у богачей, мелким частным ходатаем, составителем бумаг, переводчиком, внештатным репортером одной из местных газет, сплетником-неудачником, знавшим многое про многих о городе, — человек с добрым десятком жалких и недоходных профессий и с пустотой в карманах.
Хабибулле льстят слова Шамси. Он находит нужным сказать в ответ что-нибудь приятное.
— Хороший ковер! — говорит он, проводя ладонью по шелковистому ворсу коврика, висящего на стене.
— Это редкий ковер! — отвечает Шамси. — Привез я его издалека, из Закаспия, из Ашхабадского уезда; говорили мне, там можно найти хороший товар. Немало поездил я по аулам, был в Эрри-кала, Ясман-салых, все искал ценные ковры, нашел наконец. Ты смотри, как он дивно играет! — Шамси восхищенно поглаживает ковер, точно это живое существо, расплывается в умильной улыбке. — Я готов продать его недорого — за две тысячи, деньги нужны.
— Две тысячи рублей? — горько усмехается Хабибулла. — У меня нет и двух тысяч копеек!
— Да я не тебе предлагаю! — грубо обрывает его Шамси, и выражения уважения, с каким он минуту назад смотрел на собеседника, нет и в помине. — Не тебе!.. Но ты можешь присмотреть покупателя — ведь ты трешься среди богатых людей, в конторах, в Исмаилие, в клубе. Я дам тебе один рубль со ста, как в прошлый раз, когда дал тебе заработать в один день девять рублей пятьдесят копеек. И ты перестанешь плакаться, что в кармане у тебя нет денег. Как раз две тысячи копеек у тебя и будут, если ты продашь ковер! Дело это легкое, надо только уметь хорошо говорить. Ну, а говорить-то хорошо ты умеешь! — не то одобрительно, не то насмешливо заключает Шамси.
Выражение лица Хабибуллы тоже меняется: из снисходительного, каким оно было во время беседы о турках, оно теперь становится покорным, подобострастным.
— Сделаю, Шамси, как ты приказываешь, — говорит Хабибулла,
— Ладно!..
Только сейчас замечает Шамси стоящую в уголке Баджи.
— А ты чего здесь торчишь? — спрашивает он строго.
— Ана-ханум велела, чтоб я забрала миску, — отвечает Баджи.
— Скажи, что я сам принесу! — говорит Шамси, и в словах его звучит угроза.
Два арбуза в одной руке
Шамси швыряет миску в Ана-ханум. Недоеденные пирожки разлетаются, шлепаются на пол.
— Змея! — кричит он. — Смотри, чем ты меня кормишь!
Ана-ханум ловит пирожок на лету, надкусывает, сосредоточенно жует. Что-то хрустит у нее на зубах. Сомнения нет — песок! Досада охватывает старшую жену: все труды пошли прахом.
Шамси испытующе смотрит на Ана-ханум. Та мужественно доедает пирожок.
— Тебе показалось, уважаемый, — говорит она с притворным удивлением. — Пирожки — хорошие. Но, может быть, дурной глаз, чтоб отравить тебе удовольствие, проник в пирожок.
— Змея ты! — не может успокоиться Шамси. — Из-за тебя болею. Вот прогоню тебя из дому — тогда узнаешь, как сыпать песок мужу в пищу…
«Дурной глаз, конечно, дурным глазом. — размышляет Ана-ханум. — Но кто все же подсыпал песок, кто? Друг песку не подсыплет, надо, значит, искать среди врагов. Это Ругя, конечно, Ругя!»
Но тут старшую жену охватывает сомнение: ведь пирожки ни на минуту не оставались без присмотра, и Ругя, по правде говоря, их даже не видала.
«Значит, Ругя, проведав о пирожках, подучила девчонку, а та и подсыпала, — с легкостью разрешает свои сомнения Ана-ханум. — Из одного гнезда птички — недаром полдня торчит бездельница-девчонка в комнате у этой Семьдесят два!»
Ана-ханум зовет Баджи,
— Вот тебе пирожок! — говорит она, награждая Баджи увесистой оплеухой.
Баджи еле удерживается на ногах.
«Ах ты, старая ведьма!..» — едва не вскрикивает Баджи, хватаясь за щеку.
— Вкусно? — злорадно опрашивает Ана-ханум, глядя, как Баджи потирает щеку.
На другое утро, едва Ругя переступает порог кухни, Ана-ханум кричит:
— Эй ты, Семьдесят два, не подходи к горшкам!
— Плюю я на твои горшки! — спокойно отвечает Ругя.
— Без горшков не проживешь, а без твоей чертовой мастерской до самой смерти прожить можно.
— То-то я вижу, что ты на старости лет засела за станок, — усмехается Ругя.
— Ну и ты без горшков не обходишься — подсыпаешь в чужие горшки песок.
— Чтоб глаза твои засыпало песком, клеветница! — не выдерживает Ругя.
— А ты вот посмей еще раз зайти в кухню — так я тебя!.. — визжит Ана-ханум, хватаясь за кухонный нож.
Младшая жена покидает кухню. Отношения между женами прерваны. Война объявлена.
Спустя несколько дней Баджи видит, как из комнаты Ругя, озираясь и пряча что-то за пазухой, выходит Фатьма.
— Ты зачем туда ходила? — спрашивает Баджи подозрительно: младшая жена ушла в лавку за шерстью, и Фатьме здесь делать нечего.
— Не суй свой нос куда не следует! — отвечает Фатьма дерзко.
— Твой-то, видно, длинней! — немедля парирует Баджи: она теперь за словом в карман не лезет — пример старших женщин заразителен.
Вернувшись домой и сев за станок, Ругя обнаруживает, что на готовой части ковра, где вытканы цветы и птицы, выпадают узелки. Неужели она задела их, когда обрезала ножницами концы узелков? Не может этого быть! Ругя внимательно осматривает ткань ковра, основу и вдруг издает вопль — оказывается, неведомая рука полоснула ножом по ткани.
Прибежавшая на этот вопль Баджи рассматривает испорченные узоры. Нет больше птиц и нет цветов. Как жаль Ругя!
— Это длинноносая сделала, — шепчет Баджи плачущей Ругя.
Та хватает деревянную колотушку, мчится на кухню.
— Ты чего воешь, как кошка в новруз? — встречает ее Ана-ханум с ядовитой ухмылкой. — Чего-нибудь весеннего захотелось?
Ругя молча кидается на Фатьму с колотушкой, но Ана-ханум преграждает ей путь, вцепляется в волосы. Завязывается драка.
Стоя в сторонке, Баджи с интересом наблюдает: а ну, кто кого?
Ругя оказывается сильней. Она явно одолевает своих противниц.
— Баджи! — кричит Ана-ханум, запыхавшись, — Бей ее, бей эту Семьдесят
