Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг

готов был согласиться, что вреда она не принесет, хотя и придется на нее кое-что поистратить. Если ж аллах захочет, вывеска может принести даже пользу. Прошло, однако, несколько дней, прежде чем Шамси подал Хабибулле листок чистой бумаги и произнес со вздохом:

— Напиши, Хабибулла, слова вывески, ты знаешь, как написать…

Хабибулла написал русский текст. Шамси трижды заставил его переводить текст на родной язык, высказывал пожелания, вносил поправки. И хотя Шамси не умел читать по-русски, он долго теребил исписанную бумажку, разглядывал ее, как бы стараясь вникнуть в непонятные знаки, удостовериться, что в них не скрыта опасность, беда.

Хабибулла задумчиво перечитывал текст.

— Счастье тому, чье имя будет стоять на этой выноске рядом с твоим! — вырвалось вдруг у него.

Хотел ли он польстить ковроторговцу? Давал ли понять, что непрочь видеть рядом с именем Шамси свое собственное? И качестве кого — компаньона, зятя?

«А почему бы не зятя? — промелькнуло в голове Хабибуллы. — Фатьме тринадцатый год, через год-два невеста. Чем он не хорош для этой дуры? Выйди Фатьма за него замуж, старику волей-неволей пришлось бы раскошелиться: как-никак — единственная дочь».

Шамси уловил тайный смысл сказанного Хабибуллой и нахмурился — не такому человеку, как Хабибулла, быть мужем Фатьмы! Не потому, разумеется, что Фатьма достойна лучшего мужа все бабы, как ослицы, равно глупы и упрямы! — но потому, что он, ее отец, владелец коврового магазина и склада шерсти, достоин лучшего зятя. Хабибулла, правда, человек образованный и родовитый. Но многого ли это стоит, если Хабибулла, как базарный писец, составляет по заказу бумаги, а все богатство, скрывающееся за этими бумагами, даже сам бумажный листок, чернила и ручка принадлежат ему, Шамси, которого аллах не наделил образованием и родовитостью, но зато наделил тем, чем можно купить образованного и родовитого человека.

Эта мысль развеселила Шамси. Он коротко усмехнулся.

«Я припомню тебе эту усмешку!» — подумал Хабибулла, и желание отплатить за долгие унижения вспыхнуло в нем с неожиданной силой.

Однако вслух он учтиво произнес:

— Я отнесу бумагу к живописцу, закажу вывеску.

— Давай лучше завтра, — сказал Шамси, бережно спрятав бумажку в карман. — Завтра день, когда святой Али дарит свой драгоценный перстень бедняку, — счастливый день! Быть может, и к нам святой Али будет милостив.

Вечером, украдкой от Хабибуллы, Шамси показал бумагу русскому чиновнику, на квартире которого жил Хабибулла: подумать, что иной раз полезет в голову даже таким умным людям, как Шамси, вообразил, что Хабибулла без его ведома поместит на вывеске свое имя! Конечно, Шамси не высказал своих подозрений чиновнику, а только просил прочесть, что написано на бумаге. Чиновник прочел, объяснил, и Шамси успокоился.

— Теперь пора заказывать, — сказал он наутро, подавая Хабибулле измятую бумажку.

Это было в день, когда святой Али дарит свой драгоценный перстень бедняку, в счастливый день. Неужели святой Али будет менее милостив к Шамси?..

Вслед за тем наступил махаррам, месяц печали и плача, когда нельзя брить бороду и голову, ходить в баню и начинать дела. Разумеется, не следует в такие дни вешать над магазином новую вывеску.

Но после месяца скорби, когда Шамси очистился, Таги притащил на спине вывеску от живописца. Она была так велика, что Таги исчез под ней, и казалось, что она сама, громыхая, движется но мостовой. С левого края вывески был изображен полусвернутый в трубку узорный красный ковер, с правого — желтый, перетянутый веревкой тюк шерсти. До чего же была красива эта вывеска! Пожалуй, не менее красива, чем потолок в комнате для гостей. Шамси приказал всем домочадцам идти к магазину любоваться ею.

Женщины, вперив глаза в вывеску, ахают, цокают языком, изо всех сил стараясь угодить главе семьи. Впрочем, восторг Ана-ханум и Фатьмы искренен.

Хабибулла выглядывает из магазина с видом победителя: это он придумал такую вывеску! Хабибулла улыбается женам Шамси, переглядывается с Фатьмой — мысль о втором имени на вывеске не выходит у него из головы. «Ковровое дело Шамси Шамсиев и зять». Коротенькое словечко «зять», но означает многое, как слово «бек». Фатьме через мать уже известно о намеках Хабибуллы, и она, не смея заговорить с ним, неуклюже кокетничает, бросая томные взгляды в его сторону.

— Какая красота! Какие узоры! — восторгается Ана-ханум изображением ковра на вывеске. Пользуясь любым случаем, чтоб уколоть свою соперницу, она добавляет: — Даже наша искусница Ругя такого не выткет!

— Слепому день и ночь равны! — презрительно усмехается Ругя и отворачивается от вывески.

Баджи изучает жесткие линии, резкие краски, наведенные малярной кистью на жестяные листы вывески.

— Ковры Ругя лучше! — невольно вырывается у нее.

— Молчи, дура! — накидывается на нее Ана-ханум, угости тычком и бок. — Тебя не спрашивают. Расхваливай как тебе приказано, и все.

Баджи умолкает.

«Ковры Ругя лучше. Лучше!» — упрямо твердит она про себя, потирая бок.

То, что предсказывал Хабибулла, сбылось, — много новых людей привлекла в магазин вывеска, возросли у Шамси доходы. И хотя имя Хабибуллы не стояло на вывеске рядом с именем ковроторговца, она все же сильно сблизила их.

Хабибулла стал вхож не только в магазин, но и в дом Шамси.

Баджи уже знает его вкрадчивый стук, скрипучее «это я, Хабибулла». Он проходит мимо нее не здороваясь, идет наверх к Шамси. Он ступает бесшумно, стремясь поймать врасплох Ругя, полюбоваться ею; он ведет себя, правда, с большой осмотрительностью — жена хозяина! — да и Ругя его не слишком жалует. Но с Фатьмой у него установилась дружба. Фатьма, завидя Хабибуллу, не спешит спрятаться от него и уходит, лишь подчиняясь окрикам матери.

Иногда Хабибулла дожидается Шамси. Строго говоря, не полагается мужчине задерживаться в чужом доме в отсутствие хозяина, но Хабибуллу Шамси мысленно приравнивает к слуге, а слуге, разумеется, разрешено находиться в доме в любое время. В часы ожидания Хабибулла сидит на галерее и читает газету, время от времени бросая взоры на женскую половину дома. Хабибулла никогда не снимает очков, и Баджи ни разу не видела его глаз, но она чувствует, что из-за темных стекол он смотрит на нее тем же нехорошим взглядом, каким смотрели халвачи и Теймур.

Случается, Хабибулла передает через Баджи подарки для Фатьмы. Нелегко Баджи выпускать их из рук — так хочется примерить бусы, браслеты, так хочется отведать фиников, жареного миндаля. Но еще трудней утаить что-нибудь от Фатьмы та неизменно настороже. У Фатьмы уже накопился целый ворох мелких подарков от Хабибуллы. Она бродит по комнатам, нацепив бусы, браслеты, грызя жареный миндаль. Она никогда не дает Баджи примерить бусы, браслеты, никогда не угощает ее — этого еще