Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

—И что же?

—Он поедет под вымышленной фамилией. И он должен будет встретиться с кем-то в германском руководстве — так сказал тот господин. А потом он вернется в Швейцарию, чтобы вести переговоры между германской стороной и американцами.

—И когда он уезжает?

—Двадцатого. Ночным поездом.

—Интересно. О чем же они хотят договариваться с американцами?

—О бомбе, мой господин. Да, он так и сказал — о бомбе.

Хозяин кабинета закашлялся и сбросил ноги со стола.

Викарий Жозеп тоже не сидел на месте. Сразу после разговора с Бумом он перешел в капеллу. Там он открыл крышку письменного бюро, взял чистый лист бумаги и изложил на нем содержание беседы со стоматологом из Ризбаха. Сложил лист вчетверо и поместил его в конверт, который запечатал сургучовой печатью. Надписал конверт одной строчкой: «Тунштрассе, 60». Затем он вызвал к себе юного министранта.

—Сейчас же поедешь в Берн, — сказал он, протягивая письмо и денежную купюру. — На конверте — адрес нунциатуры. Это на всякий случай, если забыл. Попросишь вызвать преподобного Антонио Борелли. Запомни — Антонио Борелли. Передашь ему письмо лично. Только ему, Бастиан. Даже нашему прелату Филиппо Бернардини, если встретишь его, не смей отдавать это письмо. Ты всё понял?

Спустя три часа послание викария Жозепа лежало на столе советника нунциатуры епископа Антонио Борелли. Тот прочитал письмо дважды, потом снял маленькие золотые очки и позвонил в колокольчик.

—Пригласите сюда викария Жоржа-Луи, — приказал он вошедшему диакону.

Викарий также два раза прочитал письмо Жозепа. Поверх очков вопросительно посмотрел на епископа:

—Нам предупредить наших американских друзей, преподобный?

Борелли взял из миски грецкий орех, легко разломил его, зажав между большим и указательным пальцами, и тихо спросил:

—О чем?

—О том, что человек, посланный установить связь с их германскими партнерами, раскрыт, и значит, ему грозит смертельная опасность. Быть может, они отменят его поездку в Берлин?

Из треснувшей скорлупы Борелли аккуратно вынул неповрежденный орех.

—Смотрите, — сказал он, — не правда ли похож на человеческий мозг?

—Похож, — согласился викарий.

Борелли зажал орех своими крупными, рафинадно-белыми зубами и медленно раздавил его.

—Я думал, вы более изощрены умом, мой любезный викарий, — сказал он. — Чего бы вам хотелось достичь подобным сигналом? Сорвать переговоры, позволяющие приоткрыть завесу тайны над урановыми разработками германцев?

—О! — викарий покраснел и покорно склонился перед епископом. — Я не подумал.

— Напрасно. — Борелли смахнул скорлупу от ореха в мусорную корзину. — Ухо, мой дорогой, ухо. Самый надежный орган. Не язык… Полагаю, мы составим послание в Рим, где обозначим такую линию: усилиями викария Жозепа в обозримом будущем появится возможность знать досконально о практических достижениях Гитлера в создании атомного оружия. Также мы сможем быть в курсе намерений наших американских друзей, которыми они могут не захотеть с нами поделиться. А пока викарию Жозепу надлежит выяснить, кто тот человек, который поедет в Берлин, и что он делает в Швейцарии. Пометьте исключительную важность этой информации. Имя, чем занимается, хорошо бы получить фотографию. — Он вытянул вверх указующий перст. — Пом- ните, Жорж-Луи: быть там, где нас нет, — не этой ли миссией наделил нас Святой престол?

—Конечно, преподобный. Как же я глуп.

—Ну-ну, не кайтесь в том, в чём нет вашей воли. К тому же не так вы и глупы, мой мальчик, как хотите казаться.

Обсудить новость, которую принес диакон кирхи Гутхирт, смогли только в четыре часа пополудни на вилле Штутц близ Люцерна, считавшейся официальной резиденцией «Бюро Ха», независимой разведслужбы, негласно поддерживаемой (в том числе и финансово) швейцарской разведкой в лице 5-й секции Генерального штаба. Автомобиль капитана Велленброка, того самого, к которому прибежал диакон, угодил в пробку из-за дорожной аварии, а после капитан перепутал шоссе и долго выбирался к нужной трассе.

От 5-й секции присутствовали подполковник Рутер и не представившийся человек в темном костюме, который был ему заметно велик. Из Люцерна приехал начальник «Бюро Ха» майор Хаусманн, пожухлого вида, сухопарый, подчеркнуто опрятный мужчина с лицом человека, уставшего от глупости окружающих. Велленброк рублеными фразами донес до собравшихся всё, что сообщил ему диакон. После непродолжительного обсуждения сошлись во мнении, высказанном Рутером, что делать пока ничего не нужно.

—Пусть едет, — сказал Рутер. — Не будем ему мешать. Но надо взять под контроль всю эту ситуацию. Ведь это Даллес?

—Кто же еще? — кивнул Хаусманн.

—Даллес на нашей территории, — подал голос человек в костюме. — Мы с ним работаем. Может, спросить его, как говорится, в лоб: что он, черт побери, задумал?

Все с удивлением посмотрели на него, Хаусманн закатил глаза, но никто ничего не сказал.

В конце концов приняли решение не предпринимать ничего, держать, как говорится, руки в брюках и пока просто следить за ходом событий. Информировать людей Даллеса об утечке из его ведомства также посчитали нерациональным. Единственное, что нужно было сделать, — это определить личность посредника после его возвращения из Берлина.

—Капитан, — обратился Хаусманн к Велленброку, — свяжитесь с таможней, пусть незаметно составят список пассажиров поезда Берн — Берлин от двадцатого января. Нас интересуют мужчины всех возрастов. Что до «приятной наружности», установите наблюдение на перроне. Кто сообщит Массону?

Полковник Массон руководил 5-й секцией Генштаба — военная разведка.

Ближе к вечеру с разницей в полчаса на адреса в Цюрихе и Берне, где размещались конспиративные явки гестапо, поступило два, по сути, одинаковых письма, содержавших информацию о том, что 21 января в Берлин из Берна прибудет эмиссар УСС, чтобы установить контакт с кем-то из высшего руководства Германии для последующих переговоров по вопросу, касающемуся, вероятно, атомной бомбы рейха.

Письма пришли от викария Жоржа-Луи и капитана швейцарской разведки Велленброка.

Часть вторая

Пружина сжимается

январь 1945 г.

Берлин,

17 января

Вечером этого дня Гесслиц напился. В последнее время такое случалось с ним довольно часто. В полицейском управлении Нойкельна он полдня опрашивал перепуганных свидетелей вооруженного налета на ювелирный магазин, а когда наконец вышел на улицу, уже смеркалось. Возвращаться в пустую квартиру не хотелось, и он завернул в старинную пивную под вывеской «Ржавые усы». Там он сел в угол, заказал пива со шнапсом и весьма быстро опьянел. Давали тут только «Берлинер Вайссе», а Гесслиц терпеть не мог пшеничное. Поначалу ему