Письма - Винсент Ван Гог

Октябрь 1885

429

Очевидно, что только постигая законы цвета, ты можешь перейти от бессознательной веры в старых мастеров к осмыслению того, почему ту или иную картину люди считают хорошей – что именно они считают хорошим, и это очень важно сегодня, когда понимаешь, какие несправедливые и поверхностные вердикты выносятся подчас о произведениях искусства.

Тебе придется смириться с моим пессимистическим взглядом в отношении современного рынка произведений искусства, потому как этот взгляд лишен какого бы то ни было уныния. Причина в следующем: предположим, я прав, когда сравниваю рынок произведений искусства с рынком тюльпанов, в особенности это относится к оценке стоимости произведений искусства. Предположим, говорю я, как рынок тюльпанов уже в прошлом, так и арт-рынок с другими всевозможными отраслями спекуляции исчезнет к концу этого столетия; как появился, так исчезнет – достаточно быстро.

Рынок тюльпанов приказал долго жить, зато цветочная индустрия процветает. И что касается меня, то я предпочитаю быть садовником, который возделывает почву и взращивает свои растения.

Сейчас моя палитра начала оттаивать и бесплодие первых лет прошло.

Я все еще иногда совершаю погрешности в моей работе, но сейчас цвета ложатся один за другим сами собой, и, если я начинаю с какого-либо цвета, мне совершенно ясно, каким должен быть следующий. А главное – я знаю, как придать изображению жизнь.

Мужские и женские головы божественно красивы, если пристально в них всматриваться. Итак, общий эффект природной красоты красок может быть утрачен, если заниматься буквальным копированием натуры; эту красоту можно сохранить одним способом – воссоздав параллельный спектр красок, по возможности неточный, не такой же самый, как в оригинале.

Разумно подходить к выбору тонов, которыми ты пишешь автоматически, когда они размазаны по палитре; еще раз – начать с палитры, со знания гармонического сочетания тонов, такой метод в корне отличается от того, когда ты механически и рабски копируешь природу.

Вот тебе еще пример: предположим, мне нужно написать осенний пейзаж – деревья с желтой листвой. Что ж, если я вижу в этом симфонию в желтом, будет ли иметь значение, какой цвет я выберу в качестве основного, или же он будет таким, в какой окрашены листья в природе? Безусловно имеет смысл что-то добавить, а что-то приуменьшить.

Многое, да почти все зависит от моего чувства бесконечного разнообразия оттенков одного и того же рода.

4 ноября 1885

430

Не переживай от того, что в моих этюдах мазки ложатся неровно и местами на основе остаются сгустки краски. Ничего страшного в этом нет: если подождать год (и даже полгода будет вполне достаточно), то излишки краски можно снять лезвием, зато, наложенная пастозно краска значительно лучше фиксируется на холсте, нежели когда она наносится тонким слоем. Если хочешь, чтобы краска продолжала смотреться хорошо и цвета сохранялись в первоначальном виде, даже необходимо, особенно в светлых частях композиции, наносить краску более густо. Излишки краски выскабливали старые мастера, как это делают сейчас французские художники.

Я уверен, что глянец прозрачного цвета часто полностью выцветает и со временем исчезает вовсе, если наложить его до того, как краска полностью высохнет, но если нанести его на полностью просохшую поверхность, глянец сохранится.

Возможно, ты заметил, что благодаря моим упражнениям в студии, я научился писать так, что качество цвета моих работ стало значительно лучше: я наношу мазки таким образом, чтобы цвет сохранялся в первоначальном виде. Изображение, написанное пастозно, я лаком не покрываю. Когда картине исполнится год, какая-то часть краски испарится, но даже в этом случае цвет остается насыщенным и звучным.

Ключевой момент, по моему убеждению, – научиться писать так, чтобы краски лучше затвердевали; это очень важно. Жаль, что некоторые наиболее долговечные краски, такие как кобальт, очень дорого стоят.

Ноябрь 1885

437

В любом случае Антверпен – очень необычное и прекрасное место для художника.

Моя мастерская вполне сносная, в особенности потому что на стенах я развесил серию японских гравюр, которые мне кажутся поразительными. Ты знаешь их – женские фигуры в садах и на берегу моря, всадники, цветы и перевязанные колючие кустарники.

8-15 сентября 1885

439

Я упорно продолжаю искать модели. Я написал две головы довольно большого размера – это подготовительная работа к портрету.

Первая – голова пожилого мужчины, об этом я уже писал тебе. Типом она напоминает голову Виктора Гюго, а также я сделал этюд женской головы. В женском портрете я писал более светлыми красками тело, для этого смешал белую краску с кармином, киноварью и желтым; благодаря черным волосам голова выделяется на бледном, желто-сером фоне. Для одежды я использовал лиловый.

Картина должна быть написана – и почему это нельзя сделать просто? Когда я смотрю сейчас на саму жизнь, то у меня возникает подобное впечатление. Я вижу на улице людей, прекрасно, но мне девушка-служанка кажется значительно более привлекательной, чем дама, на которую она работает; трудящийся люд вызывает у меня больший интерес, нежели господа. И в самых обычных молодых людях и девушках я нахожу ту энергию и саму жизнь, которую мне хочется выразить твердыми и уверенными мазками в самой простой технике, дабы передать индивидуальность каждого из них.

18 декабря 1885

441

Я показал мой вид Стеена одному торговцу картинами, который похвалил меня за цвет и тон; но у него слишком маленькое помещение и к тому же он был занят инвентаризацией. После Нового года я смогу к нему снова зайти. Такая работа как раз годится для продажи иностранцам, которые захотят увезти с собой что-нибудь на память об Антверпене, и потому я собираюсь написать еще несколько видов города, подобных этому.

Так, вчера я написал несколько этюдов с видом на собор. И еще один – с парком.

Однако мне более хочется писать глаза людей, нежели соборы, потому что в человеческом взгляде есть нечто, чего недостает соборам, величавым и импозантным, – это душа, будь то душа бедного нищего или уличной девочки, и, на мой взгляд, это гораздо интереснее.

28 декабря 1885

442

Кобальт – божественный цвет, и нет другого такого, чтобы передать небо, окружающее все сущее. Кармин – винно-красный, теплый и терпкий, как вино.

И еще изумрудно-зеленый. Не стоит экономить на этих красках. И на кадмии, конечно, тоже.

Январь 1885

447

Странно, но когда я сравниваю мой этюд с этюдами других людей, между ними обнаруживается совсем мало общего.

Они имеют почти тот же самый цвет, что и тело, они очень точны, когда смотришь на них вблизи,