Покаяние разбившегося насмерть - Валентина Дмитриевна Гутчина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В итоге я прибыл в офис затемно и составил подробный план работы на день для мадам Лево и отдельных сотрудников, приколов этот листок к щитку на столе секретаря. После этого я позвонил Андрею Бессонову, от души надеясь, что мой добрый приятель уже не спит. Слава богу, он был на ногах.
– А ты как думал! – усмехнулся Андрей в ответ на мое приятное удивление. – Печальный факт: я в настоящее время остался безработным бездельником; зато моя жена – великая труженица, чей рабочий день не имеет точных временных рамок. И пусть я пока что не могу внести свою лепту в наш скромный семейный бюджет, зато могу чудным образом принести кофе в постель своей ненаглядной. Что и было мною сделано конкретно сегодня ровно в семь-ноль-ноль.
Я улыбнулся; честно говоря, жизнерадостный голос приятеля вселил в меня здоровый оптимизм. Не мудрствуя лукаво, я немедленно пригласил Андрея на променад для беседы по душам, особо подчеркнув, что мне как никогда нужны его дружеский совет и поддержка.
На все наши переговоры ушли считанные минуты. Поскольку Бессоновы проживали недалеко от набережной Орфевр, мы договорились встретиться у полицейского управления – того самого, где благодаря нетленным трудам Жоржа Сименона, вечно жил и живет, беспрерывно расследуя запутаннейшие уголовные дела, великий и славный комиссар Мегрэ.
Мы встретились с Андреем как раз в тот час, когда практически весь работающий люд уже разбежался по своим конторам да офисам, а потому можно было спокойно прогуляться по свободной набережной. Второй день погода была как по заказу: высокое синее небо, ясное солнце, согревавшее своими лучами весь мир, – с трудом верилось, что совсем недавно Париж был погружен в темную бездну промозглой сырости, а небо походило на невыжатую серую мочалку.
– Сочувствую тебе, брат! – произнес Андрей, выслушав мой скорбный отчет о последних «успехах» полицейского следствия, включая арест Франсуа Шюни. – Я, само собой, в курсе потому как прочитал вчерашнюю сенсацию об аресте. Но скажи честно, положа руку на сердце: а ты действительно на все сто уверен, что ваш милейший бухгалтер невинен, как овечка?
Я с уверенностью кивнул.
– Разумеется! Я не один час размышлял да обдумывал все известные мне на данный момент факты. Во-первых, я сам лично беседовал со свекром Шюни, который недолюбливает парня в первую очередь из-за того, что он – чистюля и белоручка. Как выразился свекор, «не может и курицы зарубить», вообще не переносит вида крови. А тут по версии полиции, он не просто убил – скажем, застрелил из пистолета – но ножом аккуратненько зарезал троих парней! Согласись, для убийства ножом нужны особые «способности», а наш бухгалтер, скажем прямо, нервный слабак. Так что, если перед самой премьерой малыш Нико действительно порадовал его своими «веселыми картинками» и бедняга настолько испугался, что даже забыл свою святую обязанность – перед началом вашего спектакля сообщить о переводе на счет театра кругленькой суммы от «Садов Семирамиды»…
Я сделал паузу, дождавшись, чтобы Андрей кивнул, подтверждая отсутствие сообщений о денежной поддержке.
– Стало быть, в подобных обстоятельствах перепуганный парень скорей всего действительно после окончания спектакля рванул что есть сил под спасительный кров своего дома… Ну, а что касается убийства медсестры, – я выразительно усмехнулся. – Честно говоря, не могу себе представить, за что же он хладнокровно зарезал и девушку? Ведь свидетели утверждают, что ее на премьере не было. В любом случае, готов поспорить, что бухгалтер «Садов» уж точно не стал бы усаживать свою четвертую жертву у дверей нашего офиса. Согласись, это все равно что намек на самого себя: ребята, смотрите – убийца работает здесь!
Я перевел дух.
– И вообще, основание верить в то, что убийца – некто до сих пор никому неизвестный, мне дает простой факт: кто-то ведь подбросил опасные снимки с автографом малыша Нико на подоконник центра! В этом – достаточно четкое желание открыть для полиции тот факт, что покойный Нико занимался шантажом и одновременно преподнести на блюдечке с голубой каемочкой готового подозреваемого – того, кого Нико конкретно шантажировал и которому было, что терять…
Андрей кивнул.
– Возможно, ты и прав. Но чем я могу тебе помочь?
На мгновенье остановившись, я глубоко вдохнул запах Сены, блестящей под лучами солнца, терпкий аромат подмороженной влаги земли.
– Ты, Андрюха, можешь мне помочь подробнейшим рассказом обо всех участниках своей труппы и в первую очередь, – о малыше Нико… Знаю-знаю, что ты мне уже сто раз рассказал «все, что знаешь», но это тебе так только кажется. Порой какая-нибудь незначительная деталь, произнесенная кем-то когда-то фраза, могут дать неожиданный ответ на вопрос. Вот, к примеру, общеизвестный факт: Нико жил в общежитии центра. Ты там никогда не бывал? И кто еще из твоих самодеятельных актеров (кроме Селин) там проживает? Что тебе известно о семьях, приятелях-знакомых Нико и всей твоей самодеятельной труппы – Селин, молчуна Мишеля – всей семерки? Кто с кем дружил, общался, был близок?
Андрей, глубоко засунув руки в карманы своего пальто, неторопливо шагал со мной в ногу, с улыбкой щурясь на солнечный луч.
– Что ж, попытаемся выжать из памяти все возможное и невозможное… Что касается семей, полагаю, ты и сам все прекрасно знаешь, благодаря прессе. Кажется, я тебе уже говорил, что малыш Нико и Селин Бошоле – сироты, воспитанники детских домов. Кстати, они познакомились при мне, на первом собрании нашего театрального кружка. Селин только что освободилась из тюрьмы, и Нико начал усиленно советовать ей поселиться в общежитии центра, нахваливая свое жилище и обещая, что ей наверняка дадут апартаменты ничуть не хуже.
Мы обменялись взглядом.
– И она поселилась в общаге…
– Так точно, мой дорогой Ален! Поселилась сразу же. Каюсь, я все время был уверен, что красавица держалась подальше от Нико, но, прочитав вчера в одной из газет рассказ охранника Марко о фотографиях обнаженной Селин, которые однажды ему продемонстрировал Нико, я тут же припомнил кое-какие эпизоды наших репетиций, отдельные фразы этой парочки… Полагаю, все-таки между ними существовали некие, возможно, чисто деловые отношения, но они это тщательно скрывали ото всех. Во всяком случае, на репетиции оба приходили все время порознь, держались в