Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но теперь Абас — раненый солдат-фронтовик, может быть даже герой! Обидно, что ее не пустили к нему в палату и приходится жариться здесь на солнце, дожидаясь, пока выйдет тетя Фатьма…
Ну вот, наконец-то!
На садовой дорожке показались Фатьма с Хабибуллой, который успел, по-видимому, пройти в палату до нее. Жестикулируя, о чем-то споря, они приблизились к скамье.
— Лежит Абасик на койке… Не может двигаться… Ноги в каком-то аппарате… — Фатьма тяжело опустилась на скамейку и принялась пересказывать услышанное от Абаса, искажая название местности, где он был ранен, и путая обстоятельства, при которых это произошло.
Хабибулла хмуро слушал, не поправляя Фатьму, — что понимает эта дура? Но стоило ей сказать, что вид у Абаса, несмотря на ранение, бодрый, как он вскипел:
— А чего стоит этот бодрый вид, если у мальчика тяжелый осколочный перелом голеней?
Баджи вспомнила: такое же ранение было у Багдасаряна, и бедняге угрожало остаться калекой на всю жизнь. Незавидна в таком случае и доля Абаса.
Но Фатьма, к удивлению Баджи, возразила Хабибулле:
— Доктор сказал, что с такими ранениями поправляются — нужно только терпеливо и упорно лечиться.
— Доктор сказал!.. — передразнил ее Хабибулла. — Эта глупая женщина не понимает, что сказал он это для того, чтоб утешить мамашу. А мне он шепнул, что положение серьезное и нужно быть готовым к худшему…
Баджи не дала ему договорить:
— А вы, Хабибулла-бек, как вижу, не делаете секрета из того, что сказано было вам на ухо, хотя доставляете этим лишние страдания матери!
— Такая мать заслуживает их!
— Не понимаю вас.
— А что тут понимать? Она в свое время восхищалась пылом мальчишки, поощряла его фантазию стать героем. Теперь пусть пожинает плоды!
— Странно слышать такое в наши дни! А вы что же, считаете, что родители не должны внушать своим детям любовь к родине?
— Патриотизм проявляется в умении заставить детей сидеть за книгой!
Вывернулся, шайтан его возьми! Ведь именно к этому призывала она сама свою дочку и даже ссылалась на правительственное постановление.
— Уж если говорить о книгах… Пристрастить сына к чтению следовало скорее вам, Хабибулла-бек, как человеку образованному. Впрочем, я помню, как вы обучали в свое время вашу супругу.
— В ту пору грамота женщине была не нужна… Так или иначе, но не я толкал сына на смерть. Теперь пусть мальчик поблагодарит свою мамашу, что ему раздробили ноги, а не голову!.. Вот, полюбуйтесь, каков… — Хабибулла бесцеремонно кивнул на раненого с забинтованной головой, присевшего на скамье напротив.
Хабибулла говорил раздраженно, зло, и Нинель, не выдержав, вставила:
— Война не бывает без раненых и убитых.
Казалось, Хабибулла только сейчас заметил ее — до того удивленным стало его лицо. Мало, что ли, Фатьмы и Баджи — так еще эта нахалка!
— А у тебя, позволь узнать, откуда взялся такой воинственный пыл? — спросил он с кривой усмешкой: только что узнала о гибели отца, а ей хоть бы что! Ни дать, с маменькой одного поля ягоды!
— Во всяком случае — не от вас! — отрезала Нинель и отвернулась.
Выходя из садика, Нинель задержала взгляд на здании госпиталя. Три этажа. Окна, окна! Интересно, где окна палаты, в которой лежит Абас?..
А Абас, проводив взглядом уходящих родителей, думал о своем. Две недели оттягивал он свидание с матерью и отцом — боялся расстроить их видом своих неподвижных ног и тем, что надолго будет прикован к больничной койке.
И вот он встретился с родными… Отец, вместо того чтобы обрадоваться, чем-то недоволен, дуется, брюзжит. Мать, хотя и рада видеть сына, расстроена, молчалива… Нет уж, в своей дивизии, на фронте, по правде говоря, куда легче!..
С предгорий Кавказа, в тумане, в снегопад, начала свой путь эта азербайджанская стрелковая дивизия. На крутом берегу Терека солдаты подняли походные кружки с вином, дали клятву водрузить красный флаг над Берлином. Отбросив врага от ворот Кавказа, дивизия вышла к Черному морю, освободила Таганрог, с боями двигалась на запад, форсировала Днепр, освобождала Одессу.
Все дальше, все дальше продвигалась дивизия на запад! А вместе с нею продвигался и молодой солдат Абас Ганджинский. Сначала — с винтовкой в руках, затем с автоматом. А теперь, увы, на госпитальной койке с газетой в руках. Он внимательно читает газеты и порой узнает кое-что и о своей дивизии — 416-й Таганрогской. Придет час, он вернется под ее знамена…
Абас вдруг вспомнил о Баджи и о ее дочке — мать сказала ему, что и они хотели его навестить. Обидно, что их не пустили в палату, интересно было бы повидаться с ними. Тетя Баджи — славная женщина, она часто давала ему контрамарки в театр. А плакса Нинелька? Сколько лет сейчас девчонке? Наверно, уже большая, лет пятнадцать. Абас улыбнулся, вспомнив, как он дергал ее за косы и с каким отчаянным визгом она убегала от него.
С кем он, Бала?
Хабибулла ошибался, когда говорил, что врач предсказывает выздоровление Абаса лишь из жалости к Фатьме. И напрасно тревожилась Баджи, считая, что Абаса постигнет печальная участь Багдасаряна.
Прав оказался опытный госпитальный врач, когда утверждал, что больные даже с более тяжелыми ранениями поправляются, если только обладают терпением и волей к выздоровлению.
А как было не иметь терпения и волн молодому солдату Советской Армии Абасу Ганджинскому? Его 416-я Таганрогская, освободив Кишинев, с боями пошла от виноградников Молдавии к холмам южной Польши и, отбрасывая оккупантов, двигалась все дальше на запад.
Трижды безропотно ложился Абас на операционный стол, терпеливо изо дня в день в физиотерапевтическом кабинете вертел на аппарате отекшими ногами, ни единым словом не перечил врачам. Наконец он поднялся с койки и, сначала на костылях, а затем с палкой, взад и вперед заковылял по госпитальному коридору. Конечно, много быстрей шагала но дорогам войны его 416-я Таганрогская стрелковая, но Абас делал все, чтоб ее догнать.
Он поправлялся, доступ к нему стал свободней, и теперь в каждый приемный день его запросто навещали родные и друзья.
Однажды отец и дед пришли к Абасу одновременно. Сидя на деревянном диване в коридоре и дожидаясь его, Хабибулла и Шамси молча косились друг на друга. Глядя на них, трудно было поверить, что в прошлом они друзья.
Но когда к ним подошел, опираясь на палку, Абас, завязался общий разговор о долгожданном втором фронте, о близкой уже победе —
