Россия на Западе: странные сближения - Александр Цыпкин

Ну, например. Перенесемся в апрель 1867 года. Сорокашестилетний Достоевский с молодой женой Анной Григорьевной направляется в Европу. Великий писатель недавно опубликовал «Игрока» и «Преступление и наказание», но полученных гонораров все равно не хватает, чтобы погасить долги умершего брата Михаила, благородно принятые им на себя. Скрываясь от кредиторов, классик едет за границу, где хочет предаться дикому безумию рулетки и тайно надеется в одночасье разбогатеть. Бедная Анна Григорьевна еще не знает, каким несносным может быть ее Федя и как тяжело им будет преодолеть его болезненную лудоманию. Не знает она и о том, что сердце его еще не до конца остыло от любви к другой женщине: прекрасной, несчастной и роковой Аполлинарии Сусловой. Письма Поле, «другу вечному», Федор Михайлович будет отправлять из Германии, о чем супруга узнает случайно и учинит за мужем настоящую слежку. А пока поезд приближается к границе Пруссии и Федор Михайлович немного раздражен: вообще-то, он не любит немцев. Его супруга отметит в дневнике одну из первых перепалок с представителями немецкой нации:

«Когда сели в вагон, то пришел какой-то чиновник, очевидно немец, который довольно резко спросил: “Как зовут?” Федя едва с ним не поссорился, заметив, что он, вероятно, немец, и что спрашивают: “Как вас зовут?” Затем мы получили свой паспорт и поехали в Эйдткунен. В Эйдткунене прекрасный вокзал, комнаты в два света, отлично убранные, прислуга (чрезвычайно расторопная). Все пили, кто кофе, кто Zeidel Bier, пиво в больших кружках… Здесь мы купили папиросы, и Федя спросил себе пива».

Сев в поезд, Анна Григорьевна уснет и проспит всю Пруссию. А Федор Михайлович будет бодрствовать и, возможно, что-то придумывать: то ли новое письмо к Поле, то ли первые главы «Идиота». Во всяком случае, князь Мышкин, возвращаясь в Россию из Швейцарии, тоже проедет через Эйдткунен.

Другой эпизод: на дворе 7 сентября 1895 года. Из Эйдткунена в Вержболово переходит молодой опрятно одетый человек с высоким лбом и залысинами. Если пристать к нему с какими-то расспросами, вы услышите характерную картавость, а если он будет в настроении, то непременно назовет вас «батенька». Да, это Владимир Ульянов, еще ни разу не подписавший свои статьи псевдонимом Ленин. Будущий вождь революции возвращается из первой своей поездки за границу, где он установил связи с эмигрантской организацией «Освобождение труда». Там Ленин встречался с одним из ее лидеров, главным отечественным марксистом Георгием Плехановым, и теперь очень воодушевлен. Он задумал создать подобную организацию в России, возглавить рабочее движение и поднять русский пролетариат на вооруженную борьбу против царя. Ильич ходит по тонкому льду: в чемодане с двойным дном у него спрятана запрещенная марксистская литература. Если ее найдут, арест неизбежен. Но все обходится благополучно. Правда, опасный для империи вольнодумец давно находится на карандаше у полиции, и потому вержболовские жандармы сообщают коллегам в Вильно, что, судя по билету, подозрительный и неблагонадежный юрист направляется к ним. Будьте бдительны! Однако Владимир Ильич меняет маршрут и едет в Петербург, где в ноябре 1895 года будет создан «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», зерно Всероссийской партии большевиков.

Еще одна серия. Осень 1910 года. Из Эйдткунена в Вержболово движется молодой человек не от мира сего. «Широкая потрепанная крылатка, альпийская шапочка, ярко-рыжие башмаки, нечищеные и стоптанные». Через левую руку перекинут клетчатый плед… Это Осип Мандельштам. Таким, по заверениям Георгия Иванова, был облик поэта несколькими днями позже на Варшавском вокзале Петербурга, но вряд ли на границе он выглядел иначе. Возможно, был еще более растерян, поскольку только что утратил (украли?) свой единственный чемодан, в котором лежали зубная щетка, томик французского философа Анри Бергсона и тетрадь с первыми стихами. Можно представить, как бедный Мандельштам шевелит губами. Он читает свои строки, проверяя: помнит ли?

Дано мне тело –  что мне делать с ним,

Таким единым и таким моим?

За радость тихую дышать и жить

Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,

В темнице мира я не одинок.

На стекла вечности уже легло

Мое дыхание, мое тепло.

Запечатлеется на нем узор,

Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает муть.

Узора милого не зачеркнуть.

От сердца отлегает: помнит, в потере нет ничего страшного.

Мандельштам едет в столицу, где его ждут разорившиеся родители, которые более не в состоянии оплачивать его европейское образование, вечера в «башне» Вячеслава Иванова, дружба с Ахматовой и Гумилевым и громокипящая поэтическая слава.

В декорациях Эйдткунена разворачивались не только тревел-стори, но и шпионские триллеры. Здесь состоялась прелюдия к разоблачению одного из самых известных двойных агентов мировой истории, полковника австро-венгерского генерального штаба Альфреда Редля. Его история неоднократно экранизирована, в том числе блистательным Иштваном Сабо, но, к сожалению, слабо документирована: многое в ней до сих пор неясно. Мы изложим этот сюжет так, как он закрепился на данный момент в мировой исторической литературе.

Альфред Редль, сын скромного чиновника из Львова, отличался заметными аналитическими способностями, которые позволили ему сделать стремительную карьеру в австрийской контрразведке. Но этот интеллектуал и полиглот, знавший, помимо немецкого, русский и украинский, имел свои слабые места: перспективный офицер любил пожить на широкую ногу и, судя по всему, отличался нетрадиционной сексуальной ориентацией. Не то первое, не то второе, не то все вместе привело к его вербовке российскими спецслужбами. Традиционно считается, что Редля в 1907 году привлек к работе царский военный атташе в Вене Митрофан Константинович Марченко. Сохранилось его донесение в Петербург с описанием «объекта»:

«Альфред Редль, майор генштаба, 2-й помощник начальника разведывательного бюро генерального штаба… Среднего роста, седоватый блондин, с седоватыми короткими усами, несколько выдающимися скулами, улыбающимися вкрадчивыми серыми глазами. Человек лукавый, замкнутый, сосредоточенный, работоспособный. Склад ума мелочный. Вся наружность слащавая. Речь сладкая, мягкая, угодливая… Более хитер и фальшив, нежели умен и талантлив».

Немного иначе описывал Редля его знаменитый знакомый, австрийский писатель Стефан Цвейг:

«Он жил через квартал от меня. Однажды в кафе мой друг, прокурор Т., представил меня почтенному, располагающей наружности господину, курившему сигару, и с тех пор мы при встрече раскланивались друг с другом. Но лишь впоследствии мне открылось, что вся наша жизнь окутана тайной и как мало мы знаем о людях, живущих бок о бок с нами. Этот полковник, выглядевший заурядным добросовестным австрийским служакой, был доверенным лицом наследника престола; ему было поручено ответственнейшее дело: руководить армейской секретной службой и бороться с военной разведкой противника».

Насчет конфидента эрцгерцога Цвейг немного преувеличил, но в остальном прав. Осведомленность Редля трудно переоценить. Еще более сложно представить, что этот «добросовестный (с виду) служака» согласится сотрудничать с Марченко и сообщит щедрым русским имена австрийских шпионов в Российской империи, а также передаст им план сосредоточения австро-венгерских войск против России. Однако именно так и произошло.

Позже ценный агент получил пост начальника штаба VIII корпуса в Праге, что нарушило его прямые контакты с царским военным атташе. Теперь Редль отсылал свои материалы на конспиративные адреса в третьи страны, а гонорары Центр отправлял ему в письмах до востребования на имя получателя.

В марте 1913 года неизвестный нам сотрудник русской спецслужбы пришел на почту в миниатюрном Эйдткунене. Согласно данным виленского контрразведывательного отделения, в этом пограничном поселении проживало сразу три наших агента. Видимо, один из них и отправил в Вену два письма на имя господина Никона Ницетаса. 2 апреля оба конверта были вскрыты австрийской службой перлюстрации, и «черный кабинет» пришел в необычайное возбуждение: внутри обнаружились крупные денежные суммы, шесть и восемь тысяч крон. Находка выглядела крайне подозрительно: солдаты невидимого фронта решили проследить, кто придет получать это состояние на главный венский почтамт. Ждать пришлось почти два месяца. За это время загадочному Ницетасу поступило два новых письма, в одном из которых содержалось еще семь тысяч крон.

Забирать корреспонденцию Редль явился только 24 мая, когда смог получить отпуск со службы и прибыл в столицу из Праги. Он явился поздно вечером, буквально перед закрытием, заблаговременно взяв такси возле здания почты. Полиция перегорела за долгий