Россия на Западе: странные сближения - Александр Цыпкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Восточная Пруссия играла большую роль в царских замыслах войны, одобренных еще до ее начала. Предполагалось, что две наши армии стремительно войдут в немецкую провинцию с юга и с востока и возьмут обороняющиеся немецкие войска в клещи. Этот план и стал воплощаться 4 августа, когда 1-я русская армия под командованием Павла Карловича фон Ренненкампфа вступила на территорию Восточной Пруссии возле современного города Нестеров, тогда называвшегося Шталлупенен. Перед ней ставилась задача нанести поражение 8-й армии немцев, отрезать ее от Кенигсберга и принудить к отступлению за Вислу; 2-я армия же под началом генерала Александра Васильевича Самсонова должна была перерезать германцам пути отхода.
С самого начала в действиях русских войск сказывались спешка и несогласованность. Разные соединения переходили границу неравномерно, ставя себя в угрожающее положение. Так, самый первый бой этой войны 3-й армейский корпус генерала Епанчина принял у Шталлупенена внезапно и понес большие потери. Тем не менее он вынудил 1-й армейский корпус немецкого генерала Германа фон Франсуа отойти на соединение с основными силами 8-й армии к городу Гумбиннену.
Преследуя противника, конная группа Хана Нахичеванского приняла тяжелый бой при Каушене (ныне поселок Междуречье Гусевского района Калининградской области). Хан не был сколько бы то ни было способным полководцем, потому его основным методом были лобовые спешенные атаки на артиллерийскую батарею противника. Исход дела решил ротмистр Петр Врангель, будущий лидер Белого движения на последнем этапе Гражданской войны, знаменитый «черный барон», который благодаря этим событиям стал одним из первых георгиевских кавалеров Первой мировой. После нескольких неудач командование бросило вперед эскадрон кавалеристов Врангеля, который, умело используя холмисто-лесистую местность, скрытно подошел на небольшое расстояние от позиций противника и внезапно вылетел на врага из-за каушенской мельницы. Неожиданная атака была дерзкой и рискованной. Командир во главе своих солдат с шашкой наголо ворвался на германскую батарею и захватил ее. Будь немцы точнее в тот день, антигероем легендарной песни братьев Покрасс про Красную Армию, которая всех сильней, стал бы кто-то другой.
Интересно, что Врангель воевал под началом генерал-майора Павла Петровича Скоропадского, тоже отмеченного «Георгием» за бой при Каушене. Никто тогда не мог предугадать в этом командире будущего гетмана независимой Украины, который в 1918 году будет еле-еле держаться у власти на штыках тех самых немцев, которым он нанес поражение в первый месяц войны.
Взятие Каушена улучшило положение русских, они уверенно наступали на Гумбиннен. В 1946 году этот город был переименован в Гусев – в честь Героя Советского Союза Сергея Гусева, смертельно раненного 18 января 1945 года. Маршал Василевский вспоминал о нем:
«Под Гумбинненом немецкая пехота, артиллерия и танки пытались отбросить наступавшие советские войска назад, к Литве. Здесь героически сражалась группа бойцов во главе с капитаном Гусевым. В жестоком рукопашном бою на подступах к Гумбиннену Сергей Иванович погиб…»
Но война проходила через эти места не впервые. В 1914 году возле Гумбиннена развернулось одно из самых крупных начальных сражений Первой мировой. В нем русская армия одержала победу, заслоненную будущими неудачами и забытую.
Все случилось 7 августа. Командующий 8-й армией Максимиллиан фон Притвиц решал внезапно атаковать противника. Ранним утром 1-й армейский корпус, который уже показал зубы при Шталлупенене, нанес жестокий удар по правому флангу русских и вновь добился частичного успеха, но для победы недостаточного. Отчасти неудачу на этом участке можно возложить на отсутствие кавалерии Хана Нахичеванского, которая накануне после тяжелых потерь возле Каушена была отведена в тыл.
Зато в центре русский 3-й корпус буквально расстрелял 17-й корпус Макензена и принудил его отступить с большими потерями. Капитан Александр Успенский из 106-го Уфимского полка вспоминал ход немецкой атаки:
«…Явился сюда к немцам сам командир 17-го корпуса – знаменитый впоследствии генерал-фельдмаршал Макензен и “искусству вопреки, наперекор стихиям” вместо атаки цепями двинул свои войска сомкнутым строем, непрерывными колоннами, причем развивались знамена и играла музыка! Их артиллерия в это время развила ураганный огонь.
Не могу забыть этого неожиданного и опасного момента! Генерал Макензен хотел подействовать на психику противника: несмотря на огромные потери, сразу запугать, ошеломить его воображение и могучим ударом опрокинуть врага!
Но наша дивизия не растерялась: открыт был такой точный и планомерный огонь по всей линии – а цель была такая большая! – что немцы, понеся огромные потери, остановились и залегли. Хорошо поработали здесь и наши пулеметы, и наша артиллерия! Бой продолжался».
Немецкий полковник Рудольф Шмидт отметил высокие боевые качества неприятеля:
«7 августа, впервые после полутора столетий, встретились прусские и русские войска в большом бою; русские выказали себя как очень серьезный противник. Хорошие по природе солдаты, они были дисциплинированны, имели хорошую боевую подготовку и были хорошо снаряжены. Они храбры, упорны, умело применяются к местности и мастера в закрытом расположении артиллерии и пулеметов. Особенно же искусными оказались они в полевой фортификации: как по мановению волшебного жезла вырастает ряд расположенных друг за другом окопов».
По свидетельству Успенского, позже немцы опозорили себя преступным деянием – во время одной из атак они поставили вперед своих войск безоружных русских пленных. Все эти несчастные погибли. Капитан задавался вопросом, как можно было совершить такое нечеловеческое, зверское преступление.
Все атаки немцев удалось отбить с большими потерями для них. Было захвачено более тысячи пятисот пленных, пятнадцать орудий и тринадцать пулеметов. Решающую роль в победе сыграла 27-я дивизия под командованием Карла Михайловича Адариди.
К этим событиям вполне применимы стихи офицера и поэта Николая Гумилева, который чуть позже сам будет воевать в Восточной Пруссии:
Словно молоты громовые
Или воды гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
Враг действительно отступал. Но русские войска, имевшие инициативу, реализовать ее не смогли.
«Успех наш был полный, – писал историк Антон Керсновский. – И лишь робость командира 3-го корпуса генерала Епанчина, удержавшего рвавшиеся вперед войска, не превратила его в решительную победу. Штаб же 1-й армии сразу не отдал себе отчета в размерах этого успеха, не сообразил, на что были способны им же подготовленные превосходные полки с сотыми и стодесятыми номерами. Весь день 8 [21] августа утомленные войска отдыхали и продвижение свое вперед – по обыкновению ощупью – возобновили только 9-го [22-го] пополудни».
Ренненкампф настаивал на том, что 1-я армия была измотана и нуждалась в отдыхе, соответственно остановка была оправданна. Очевидно, сыграло роль и некоторое головокружение от успехов: в расположение русских войск пошли слухи, что немецкая армия деморализована и бежит.
Однако это было далеко не так. Победа при Гумбиннене не переросла в разгром противника и оказалась временным успехом.
Да, на фон Притвица произошедшее произвело крайне тягостное впечатление. Оно только усугубилось, когда радиостанция в Кенигсберге перехватила сообщение о том, что в Восточную Пруссию вступает 2-я армия генерала Самсонова. И действительно под воздействием этих новостей командующий распорядился об отступлении за Вислу. Хотя позже он отошел от потрясения и стал готовиться к энергичным действиям по защите провинции, Берлин, возмущенный его малодушием, снял Притвица с поста: на смену колеблющемуся генералу прислали харизматичного Пауля фон Гинденбурга с новым начальником штаба мастером тактики Эрихом Людендорфом. Этот дуэт энергично перебросил основные части 8-й армии против Самсонова, заманил его в ловушку и разгромил в пределах нынешней Польши. Русский командарм, не вынеся позора, покончил с собой. Его тяжелейшее поражение полностью изменило обстановку на фронте.
