Стихотворения и поэмы - Ярослав Смеляков

60. ПАРЕНЕК

Рос мальчишка, от других отмечентолько тем, что волосы мальцавились так, как вьются в тихий вечерласточки у старого крыльца.

Рос парнишка, видный да кудрявый,окруженный ветками берез,всей деревни молодость и слава —золотая ярмарка волос.

Девушки на улице смеются,увидав любимца своего,что вокруг него подруги вьются,вьются, словно волосы его.

Ах, такие волосы густые,что невольно тянется руканакрутить на пальчики пустыезолотые кольца паренька.

За спиной деревня остается,—юноша уходит на войну.Вьется волос, длинный волос вьется,как дорога в дальнюю страну.

Паренька соседки вспоминаютв день, когда, рожденная из тьмы,вдоль деревни вьюга навеваетбелые морозные холмы.

С орденом кремлевским воротилсяюноша из армии домой.Знать, напрасно черный ворон вилсянад его кудрявой головой.

Обнимает мать большого сына,и невеста смотрит на него…Ты развейся, женская кручина,завивайтесь, волосы его!

61. ПИСЬМО ИЗ БЕРЛИНА

Лейтенантпо почте полевойотослал письмо своедомой.

Ничего торжественногонет:школьный почерк,воинский привет.

Вложено для мамыв письмецотам запечатленноелицо.

А под ним,как славы письмена,высшиеблистают ордена.

Расцвелаи растерялась мать…Дети наши,как вас называть?

Это вы,подъявши правый меч,в городахповерженной землине забылирусской школы речь,детские улыбкисберегли.

62. «У насыпи братской могилы…»

У насыпи братской могилыя тихо, как память, стою,в негнущихся пальцах сжимаягражданскую шапку свою.

Под темными лапами елей,в глубокой земле, как во сне,вы молча и верно несетесверхсрочную службу стране.

Всей верой своей человечьей,и мыслью, и сердцем своиммы верим погибшим солдатам,и мертвые верят живым.

Так вечная слава убитыми вечная слава живым!Склонившись, как над колыбелью,мы в ваши могилы глядим.

И мертвых нетленные очи,победные очи солдат,как звезды сквозь облако ночи,на нас, не мерцая, глядят.

63. ЗЕМЛЯ

Тихо прожил я жизнь человечью:ни бурана, ни шторма не знал,по волнам океана не плавал,в облаках и во сне не летал.

Но зато, словно юность вторую,полюбил я в просторном краюэту черную землю сырую,эту милую землю мою.

Для нее ничего не жалея,я лишался покоя и сна,стали руки большие темнее,но зато посветлела она.

Чтоб ее не кручинились кручии глядела она веселей,я возил ее в тачке скрипучей,так, как женщины возят детей.

Я себя признаю виноватым,но прощенья не требую в том,что ее подымал я лопатойи валил на колени кайлом.

Ведь и сам я, от счастья бледнея,зажимая гранату свою,в полный рост поднимался над неюи, простреленный, падал в бою.

Ты дала мне вершину и бездну,подарила свою широту.Стал я сильным, как терн, и железным —даже окиси привкус во рту.

Даже жесткие эти морщины,что на лбу и по щёкам прошли,как отцовские руки у сына,по наследству я взял у земли.

Человек с голубыми глазами,не стыжусь и не радуюсь я,что осталась земля под ногтямии под сердцем осталась земля.

Ты мне небом и волнами стала,колыбель и последний приют…Видно, значишь ты в жизни немало,если жизнь за тебя отдают.

64. КРЕМЛЕВСКИЕ ЕЛИ

Это кто-то придумалсчастливо,что на Красную площадьпривезне плакучеепразднество ивыи не легкую сказкуберез.

Пусть кремлевскиетемные елитихо-тихостоят на заре,островерхиедети метели —наша памятьо том январе.

Нам сродниих простое убранство,молчаливаяих красота,и суровых ветвейпостоянство,и сибирских стволовпрямота.

65. ПОРТРЕТ

Сносились мужские ботинки,армейское вышло белье,но красное пламя косынкивсегда освещало ее.

Любила она, как отвагу,как средство от всех неудач,кусочек октябрьского флага —осеннего вихря кумач.

В нем было бессмертное что-то:останется угол платка,как красный колпак санкюлотаи черный венок моряка.

Когда в тишину кабинетовее увлекали дела —сама революция этопо каменным лестницам шла.

Такие на резких плакатахпечатались в наши годапрямые черты делегаток,молчащие лица труда.

66. «Вот опять ты мне вспомнилась, мама…»

Вот опять ты мне вспомнилась, мама,и глаза твои, полные слез,и знакомая с детства панамана венке поредевших волос.

Оттеняет терпенье и ласку,потемневшая в битвах Москвы,материнского воинства каска —украшенье седой головы.

Все стволы, что по русским стреляли,все осколки чужих батарейнеизменно в тебя попадали,застревали в одежде твоей.

Ты заштопала их, моя мама,но они всё равно мне видны,эти грубые длинные шрамы —беспощадные метки войны…

Дай же, милая, я поцелую,от волненья дыша горячо,эту бедную прядку седуюи задетое пулей плечо.

В дни, когда из окошек вагонныхмы глотали движения дыми считали свои перегоныпо дорогам к окопам своим, —

как скульптуры из ветра и стали,на откосах железных путейднем и ночью бессменно стоялибатальоны седых матерей.

Я не знаю, отличья какие,не умею я вас разделять:ты одна у меня, как Россия,милосердная русская мать.

Это слово протяжно и краткопроизносят на весях родныхи младенцы в некрепких кроватках,и солдаты в могилах своих.

Больше нет и не надо разлуки,и держу я в ладони своейэти милые трудные руки,словно руки России моей.

67. МИЛЫЕ КРАСАВИЦЫ РОССИИ

В буре электрического светаумирает юная Джульетта.

Праздничные ярусы и ложиголосок Офелии тревожит.

В золотых и темно-синих блесткахЗолушка танцует на подмостках.

Наши сестры в полутемном зале,мы о вас еще не написали.

В блиндажах подземных, а не в сказкенаши жены примеряли каски.

Не в садах Перро, а на Уралевы золою землю удобряли.

На носилках длинных под навесомумирали русские принцессы.

Возле, в государственной печали,тихо пулеметчики стояли.

Сняли вы бушлаты и шинели,старенькие туфельки надели.

Мы еще оденем вас шелками,плечи вам согреем соболями.

Мы построим вам дворцы большие,милые красавицы России.

Мы о вас напишем сочиненья,полные любви и удивленья.

68. МАНОН ЛЕСКО