Стихотворения и поэмы - Ярослав Смеляков

42. «Ты всё молодишься. Всё хочешь…»

Ты всё молодишься. Всё хочешьзабыть, что к закату идешь:где надо смеяться — хохочешь,где можно заплакать — поешь.

Ты всё еще жаждешь обманомсебе и другим доказать,что юности легким туманомничуть не устала дышать.

Найдешь ли свое избавленье,уйдешь ли от боли своейв давно надоевшем круженье,в свечении праздных огней?

Ты мечешься, душу скрываяи горькие мысли тая,но я-то доподлинно знаю,в чем кроется сущность твоя.

Но я-то отчетливо вижу,что смысл недомолвок твоихкуда человечней и ближеактерских повадок пустых.

Но я-то давно вдохновеньемсчитать без упрека готовморщинки твои — дуновеньесошедших со сцены годов.

Пора уже маску позерствана честную позу сменить.Затем что довольно притворстваи правдою, трудной и черствой,у нас полагается жить.

Глаза, устремленные жадно.Часов механический бой.То время шумит беспощаднонад бедной твоей головой.

43. ДОРОГА НА ЯЛТУ

Померк за спиною вагонный пейзаж.В сиянье лучей золотящихзаправлен автобус,запрятан багажв пыльный багажный ящик.

Пошире теперь раскрывай глаза.Здесь всё для тебя:от земли до небес.Справа — почти одни чудеса,слева — никак не меньше чудес.

Ручьи,виноградники,петли дороги,увитые снегом крутые отроги,пустынные склоны,отлогие скаты —всё без исключения,честное слово! —частью — до отвращения лилово,а частью — так себе, лиловато.

За поворотом — другой поворот.Стоят деревья различных пород.А мы вот — неутомимо,сначала под солнцем,потом в полумгле —летим по кремнистой крымской земле,стремнин и строений мимо.

И, как завершенье, внизу, в глубине,под звездным небом апреля,по берегу моря —вечерних огнейрассыпанное ожерелье.

Никак не пойму, хоть велик интерес,сущность явления:вродезвезды на землю сошли с небес,а может —огни в небеса уходят.

Меж дивных красот — оглушенный — качу,да быстро приелась фантазия:хочу от искусства, от жизни хочупобольше разнообразия.

А впрочем — и так хорошо в Крыму:апрельская ночь в голубом дыму,гора — в ледяной короне.Таким величием он велик,что я бы совсем перед ним поник,да выручила ирония.

44. КРЫМСКИЕ КРАСКИ

Красочна крымская красота.В мире палитры богаче нету.Такие встречаются здесь цвета,что и названья не знаешь цвету.

Тихо скатясь с горы крутой,день проплывет, освещая кущи:красный,оранжевый,золотой,синенький,синеватый,синющий.

У городских простояв крылец,скроется вновь за грядою горной:темнеющий,темный,и под конец —абсолютно черный.

Но, в окруженье тюльпанов да роз,я не покрылся забвенья ряской:светлую дымку твоих волосКрым никакой не закрасит краской.

Ночью — во сне, а днем — наяву,вдруг расшумевшись и вдруг затихая,тебя вспоминаю, тебя зову,тебе пишу, о тебе вздыхаю.

Средь этаких круч я стал смелей,я шире стал на таком просторе.У ног моихцвета любви моей —плещет, ревет, замирает море.

45. ГЛИЦИНИЯ

Я знал — деревья разные есть:одно — согнется дугою;не обхватить,не встряхнуть,не влезть —растет до небес другое.

Я видел берез золотую вязь,на кедры глядел — толково!Но что б такое? Да отродясьне видывал я такого.

Не кверху, а вдоль по стене идеткривая серая линия,нету на ней ни листочка —вотэто и есть глициния.

Жмется к теплу,ползет по стенам,юлит возле самой двери —так вот подлец бочком, постепенно,к нам влезает в доверие.

Горы зовут за собою, ввысь:«Стань, дорогой наш, выше».А эта точится, как грязная мысль,как подленькая мыслишка.

Когда отсюда уеду в Москву,натянет она на себя листву,цветочки навесит — рисуйте!Но мне ее удалось разгадать,я-то успел ее увидатьво всей обнаженной сути.

Я здесь гость.А в таком положении,пожалуй, ругаться не полагается.Но очень противно, когда растениеи вдруг — ни с того ни с сего —                                       пресмыкается.

46. БЕССТЫДНИЦА

Иное дерево схоже с мечтой,иное — так себе, серое,а это — черт его знает что,но только никак не дерево.

Представьте себе:обнаглев от жары,раскинув веточки квелые,растет оно безо всякой коры —ну совершенно голое.

Прозванья так, зазря, не дадут.Надев пиджачки да кители,его бесстыдницей зовутприличные местные жители.

Такое прозвище — острый нож,вся жизнь с таким обрыднется.Лишь я не имею претензий: что ж,бесстыдница — так бесстыдница.

Стою перед ней с папиросой во рту.Советов слушать не хочет,а можно б занять — прикрыть наготу —у фиги один листочек.

47. НОЧНОЙ ШТОРМ

Когда пароход начинает качать —из-за домов, из мракавыходит на берег поскучатьзнакомая мне собака.

Где волны грозятся с земли стереть,клубится пучина злая,нечего, кажется, ей стеречь,не на кого лаять.

Высокий вал,пространство размерив,растет,в полете силу развив,и вспять уходит, об каменный берегморду свою разбив.

Уходит вал. Приходит другой,—сидит собака — ни в зуб ногой.Все люди ушли, однакоупорно сидит собака.

Закрыты подъезды. Выключен свет.Лишь поздний пройдет гуляка.Давно уже время домой.Ан нет —всё так же сидит собака.

Всё так же глядит на ревущий вал.И я сознаться не трушу,что в этой собаке предполагалродственную мне душу.

Так, как ее, с недавней поры,гудя, рокоча, звеня,море вытаскивает из конурыи тащит к себе меня.

Разве я знал, что брызги твои,что черная эта водакрепче вина, солоней любви,сильней моего труда?

Темным-темно,ревет, грубя.Я здесь давно.Я слышу тебя.

Пусть все уйдут,пробив отбой.Я здесь. Я тут.Я рядом с тобой.

Меня одного тут тоска зажала.Стою один —ни огней,ни звезд.И даже собака, поджавши хвост,стыдливой трусцою домой сбежала.

Так те, что твой обожают покой,твое под солнцем мерцанье,спокойно уедут.И даже рукойзабудут махнуть на прощанье.

А полюбившие берег седойи мерное волн рокотаньеводопроводной пресной водойсмоют воспоминанья.

Куда мне умчаться, себя кляня,как мне о черной забыть волне,если оно ворвалось в меня,если клокочет оно во мне?

Куда ни направлю отсюда шаг,в какую ни кинет меня полосу —шум его унесу в ушахи цвет его в глазах унесу.

Волна за волною ревет, крутясь,а я один — уже столько лет! —стою, устало облокотясьна этот каменный парапет.

Будто от тела руку свою,себя от него оторвать не могу.Как одержимый, стою и стоюна залитом пеною берегу…

48. КАТЮША