В трех шагах (СИ) - Романов Герман Иванович

Маршал Маннергейм старался, чтобы его голос прозвучал достаточно твердо, хотя он сам давно разуверился в благополучном для Финляндии исходе войны. И сейчас предпринимал уже последнюю попытку убедить президента принять условия мира, пусть тяжкие и жестокие, но мир в их положении намного лучше продолжения войны.

— Мы потеряли почти сто тысяч наших храбрых солдат и офицеров, убитых в боях с русскими или ставших инвалидами, не оправившимися от полученных ранений. Состав рот сократился вдвое, несмотря на проведенную тотальную мобилизацию — сейчас мы ставим в строй женщин, пройдет еще немного времени и дело дойдет до подростков. Фронт пока держится, он живет отчаянной надеждой на скорую помощь от шведов и немцев. Но боеприпасы закончились, то, что привозят по «ледовой трассе» лишь на четверть удовлетворяет потребности войск, а русские нас давят, сминают своей артиллерией, они не жалеют снарядов и бомб…

Маннергейм осекся, с трудом сдерживаемые эмоции впервые прорвались, и он почувствовал накативший на него страх. Связавший себя с военным ремеслом, он как никто понимал, что сейчас происходит — финские дивизии просто «перемалывались», русские продвигались неумолимо, по уже отработанной методике. Подтягивали артиллерию, которая сносила все на дальность стрельбы, затем штурмовые группы рывком занимали разрушенные позиции, пристреливая оглушенных, сильно контуженных солдат, которые не погибли под обстрелом. Никто никого в плен давно не брал, война пошла безжалостная, на истребление. Финны поступали так от полного бессилия, это была ярость обреченных, русские от ощущения своего полного превосходства могли проявить милосердие, но хорошо зная отношение финнов, платили той же «монетой». Причем сполна, если они себя не жалели, то почему станут проявлять жалость к лютым врагам, к которым накопилось множество счетов, начиная с революции и финских «освободительных походов» в Карелию. А раз сам Жданов, перебравшийся из Петербурга в Москву, об этом стал напоминать очень часто, то жди беды.

— Ристо, — Маннергейм перешел на доверительный тон, — у нас нет выхода. Нас сжимают обручем, выдавливают к побережью, после того как русские войдут в Хельсинки, город станет Гельсингфорсом, а то вообще переименуют в честь какого-нибудь «красного» карела или финна — у них таких много. Ты что не понимаешь, что происходит на самом деле? Мы эвакуировали практически все население из занятых областей, а тех, кого оставили, уже русские депортировали, они ведь прекрасно знают, что такое партизанское движение. И заметь — они не сжигают хутора при этом, как делали мы в Карелии, нет, они тут же переселяют туда карел и поморов, которые становятся милицией. Закрепляют за собой «пустую» территорию, на которой нет населения. Вообще нет, никакого населения — и ты думаешь, они обратно примут людей, когда война закончится, прах подери? Любые войны заканчиваются, только бывают такие, когда целые народы исчезают, и память о них спустя какое-то время забывается. Целые народы, Ристо, и финны могут стать таковым — никого не пожалеют, а виноваты в том будут политики, что заседают в сейме, и готовы воевать до последнего финского солдата. Но все они, и ты сам, и я, останемся здесь и погибнем — нас просто раздавят!

Вот теперь нервы у Маннергейма сдали окончательно — маршал лаял на своем хриплом шведском языке и впервые видел, что теперь его слова дошли до сознания президента Рюти. Но тот замотал головой, не желая принимать доводы главнокомандующего финской армией.

— Такого быть не может! Мы уведем по льду народ в Швецию, там пересидит какое-то время, недолгое. Гитлер даст хлеб, он мне это обещал. Я не пойду на мир с русскими, мы останемся независимыми…

— Вся твоя независимость только до первого рыка великой державы!

— Да какие они «великие», Карл — грязное мужичье, которое не выстоит под напором объединенной Европы. У нас огромная сила, да мы просто раздавим русских, они не могут сражаться против такого мощного союза, которому сейчас нет равных в мире.

— Наполеон тоже сколотил союз из европейских стран — тебе не напомнить, чем он закончил? Гитлер идет по той же «проторенной дорожке» — и что? Теперь первоначальные громкие успехи сменились чередой поражений, и русские начали свое очередное зимнее наступление. И судя по всему, скоро выйдут к Днепру. Заметь — они при этом воюют с японцами, заняли большую часть Маньчжурии, и направляют сюда дивизии из резерва, именно к нам, а не забирают соединения с нашего направления. «Евросоюз»?

Маршал издевательски хмыкнул, в голосе прозвучала едкая ирония, когда он снова начал говорить, не скрывая усмешки.

— За русскими стоят американцы, которым объединенная Гитлером Европа нож острый. А много ли народов в ней, что любят немцев? Да откровенно ненавидят, особенно французы, которых на клочки разодрали. Поляки любят, или другие славяне? Да тихо злятся, потому что боятся. И ты хочешь жить в такой Европе, которая распухает подобно гнойнику? И учти, англичанам сама мысль о мире уже ненавистна, они ведь видят, как их колониальную империю рвут на клочки. Какая может быть Финляндия для Рузвельта или Черчилля, если речь идет об них самих, о будущем стран, которые после этой войны будут господствовать над миром. Да они отдадут Сталину что угодно, если вопрос станет «ребром». Но им хотелось бы отдать поменьше. Потому нас до сих пор и уговаривали, и я скажу так — лучше быть «Великим Княжеством Финляндским» под русскими, чем исчезнуть вместе с Гитлером и порожденной им химерой, которую именуют уже сейчас «Еврорейхом». Именно химерой — чтобы промышленность работала, нужно сырье, которое можно доставить только морем. Американцы строят огромный флот, у англичан он есть, чтобы не верещал о победах над Ройял Нэви министр пропаганды Геббельс. Год войны, пусть два, максимум три, но кольцо окружения вокруг Европы скоро начнет сжиматься, наш «Евросоюз» лишат колоний и удавят блокадой с моря. А русские будут накатывать с востока, они оправились, и танков делают сейчас втрое больше Германии.

Маннергейм замолчал, покачивая головой, потом тяжело вздохнул и негромко произнес охрипшим голосом:

— Вы, господин президент, видите перспективы там, где их нет. А потому я готов немедленно подать в отставку…

Шел второй год войны в России, а некоторые берсальеры ухитрились сохранить свои шляпы с петушиными перьями. Но именно в эти морозы они сами, и их родные под далекими оливами сообразили, что пока не поздно, надо начинать крутить «шарманку» обратно, а то будущие песни будут слишком жалостливыми…

Глава 31

— Раз «император» просит нашего покровительства — то не будем ему отказывать, восстановим «статус кво», что был до первой войны с Японией. Мы, коммунисты, должны быть гибкими в решении политических вопросах, если нет принципиальных разногласий идеологического порядка. Но даже если имеются такие разногласия, то можно пойти на компромисс. Мы ведь не одни воюем, а вместе с союзниками, и такие вопросы должны обсуждать. А раз так, то примем следующее решение…

В трубке пропал голос Сталина, но то не проблемы со связью, просто верховный главнокомандующий взял короткую паузу для размышлений. Маршал все так же стоял, приложив мембрану к уху, терпеливо ждал и спустя минуту донесся голос Иосифа Виссарионовича, из далекой Москвы, но хорошо слышимый, связь все же сумели восстановить, пока железнодорожную на КВЖД, и немедленно взяли ее под контроль. Подслушать их разговор, конечно, могли, но маловероятно, вряд ли у Меркулова есть желание уподобиться некой рыбе, той самой, подвешенной за жабры. И то, что специальный провод прокладывают денно и нощно, в этом можно не сомневаться — с такими делами какие могут быть шутки.

— Вам на следующей неделе надлежит лететь в Америку вместе с наркомом флота и начальником Генштаба. Вот этот вопрос вы обсудите с президентом Рузвельтом и премьер-министром Черчиллем — он тоже прибудет в Сан-Франциско. Раз вы, по-старому выражаясь, наместник, то все политические проблемы в Азиатско-Тихоокеанском регионе вам и решать. Не забывайте, товарищ Кулик, что вы являетесь моим заместителем, и не товарищу Молотову решать военные вопросы. Его время придет позже, когда мы обретем, как вы выразились «вассала». Вместе с вами полетит Жданов — именно ему предстоит улаживать проблемы с нашими союзниками и китайскими товарищами, если последние неправильно воспримут принятые нами решения. Им нужно будет подробно и обстоятельно разъяснить сложности текущего момента. Хорошо, пусть будет так, не беспокойтесь. Если потребуется — немедленно мне позвоните.