Выученный оптимизм: Как изменить свой образ мыслей при помощи позитивной психологии - Мартин Э. П. Селигман

Удовлетворение

В обычной практике мы не проводим различия между удовлетворением и удовольствием. Это неправильно, поскольку в результате смешиваются два разных класса лучших вещей в жизни и кажется, что их можно получить одинаковым образом. Мы между делом отмечаем, что любим икру, массаж спины или шелест капель дождя по жестяной крыше (все это удовольствия), а также заявляем, что любим играть в волейбол, читать Дилана Томаса и помогать бездомным (все это удовлетворение). «Любим» – вот в чем кроется путаница. Это слово во всех случаях указывает на то, что мы предпочитаем данные занятия множеству других. Поскольку используется одно и то же слово, мы склонны искать единый источник симпатии и невольно начинаем говорить: «Икра доставляет мне удовольствие» и «Дилан Томас доставляет мне удовольствие», словно в основе обоих предпочтений лежит одна и та же положительная эмоция.

Когда я спрашиваю людей об этой базовой положительной эмоции, обычно называют какое-нибудь удовольствие – великолепную еду, массаж спины, духи или горячий душ, то есть все, что вызывает сырые ощущения, о которых я говорил в начале этой главы. Когда же я интересуюсь положительной эмоцией, которую мы якобы испытываем, угощая бездомных кофе, читая Андреа Барретта, играя в бридж или занимаясь скалолазанием, она оказывается довольно неуловимой. Некоторые могут назвать соответствующую эмоцию («свернувшись калачиком на диване с книгой, я ощутил уют»), но большинство – нет. Именно полное погружение, отключение от окружающего и состояние потока, которые приносят удовлетворение, определяют любовь к этим занятиям, а не удовольствие. Полное погружение, по сути, блокирует сознание, и эмоции полностью отсутствуют.

Это различие – разница между хорошей и приятной жизнью. Помните Лена, моего друга, чемпиона по бриджу и генерального директора с очень низким уровнем позитивной аффективности? Именно удовлетворение, которое у Лена в избытке, является ключом к моему утверждению о том, что он ведет хорошую жизнь. Никакие чудеса, советы или упражнения не превратят Лена в весельчака и не подарят ему глубокое чувство удовольствия, но его жизнь полна вовлеченности: он чемпион по бриджу, опционный трейдер и страстный болельщик. Огромное преимущество разграничения удовольствия и удовлетворения заключается в том, что даже люди (3 млрд человек) с низкой позитивной аффективностью не обречены на несчастье. Скорее их счастье заключается в удовлетворении, которое они могут испытывать.

В то время как мы, современные люди, перестали чувствовать различие между удовольствием и удовлетворением, афиняне золотого века остро его осознавали. Это один из тех случаев, когда они знали больше, чем мы сейчас. Для Аристотеля, в отличие от телесных удовольствий, счастье (эвдемония) сродни грации в танце. Грация – это не нечто, сопровождающее танец или возникающее в конце его исполнения, а неотъемлемая часть хорошо исполненного танца. Говорить об «удовольствии» от созерцания – значит лишь утверждать, что созерцание совершается ради него самого; это не относится к какой-либо эмоции, сопутствующей созерцанию. Эвдемония, то, что я называю удовлетворением, является неотъемлемой частью правильного действия. Его нельзя вывести из телесного удовольствия, и это не состояние, которое можно вызвать химическим путем или достичь какими-то окольными путями. Его можно обрести только в результате деятельности, созвучной благородной цели[103]. Мое упоминание Аристотеля может показаться академическим высокомерием, но в данном случае оно имеет реальное значение для вашей жизни. Удовольствие можно обнаружить, взрастить и усилить теми способами, о которых я говорил в предыдущем разделе, а с удовлетворением это невозможно. Удовольствия связаны с чувствами и эмоциями. Удовлетворение же – это результат реализации личных сильных сторон и достоинств.

Научную трактовку понятия удовлетворения можно связать с любознательностью одной выдающейся фигуры в социальных науках.

– Смотри, вот известное имя, – прошептал я Мэнди, читая вверх ногами. Многолетняя практика стояния по другую сторону стола от преподавателей, медсестер и заведующих кафедрами приучила меня читать текст вверх ногами. Мы стояли во главе очереди на завтрак на нашем любимом курорте на Большом острове, в отеле Kona Village, и я смотрел на список гостей. Имя, которое попалось мне на глаза, Чиксентмихайи, было известно только среди психологов, и я даже не мог с ходу выговорить его.

– Тебе лучше знать, – поддразнила Мэнди. Михай Чиксентмихайи – известный профессор социальных наук из Школы бизнеса Питера Друкера при Клермонтском университете. Именно он придумал термин «поток» – состояние удовлетворения, в которое мы погружаемся, когда полностью увлекаемся тем, что делаем. Мы однажды пересекались, когда оба были на 20 лет моложе, но я не мог точно вспомнить, как он выглядел.

Несколько минут спустя, пытаясь извлечь все семечки из свежей папайи, я безуспешно оглядывал зал в поисках рыжеволосого жилистого атлета, которого смутно припоминал. (Несмотря на то что одна из тем, которая будет обсуждаться в следующем разделе, посвящена единению с семьей, я должен признаться, что возможность пообщаться с другим психологом, особенно на курорте, где почти нечем заняться, кроме как быть с семьей, очень привлекает меня.)

После завтрака мы с Мэнди и детьми отправились в поход по неровной лаве к пляжу с черным песком. По небу неслись темные облака, а прибой был слишком сильным для купания.

– Кто-то кричит, папа? – взволнованно произнесла Лара, обладавшая самым тонким слухом среди нас, и указала в сторону моря. И действительно, внизу с прибоем сражался седовласый мужчина, которого било о лавовые стены с острыми ракушками, а затем затягивало обратно в бушующую стихию. Он смахивал на уменьшенную версию Моби Дика, если не считать крови на груди и лице и одного ласта на левой ноге. Я побежал вниз и зашел в воду. Но мужчина был крупным, и тащить его было не так-то просто.

Когда мы наконец выбрались, несмотря на его тяжелое дыхание, я уловил центральноевропейский акцент.

– Михай?

Откашлявшись, он расплылся в широчайшей улыбке и крепко обнял меня. Следующие два дня мы провели в разговорах.

Михай Чиксентмихайи рос в Италии во время Второй мировой войны. Его отец, венгерский аристократ, был послом в Риме. Мир детства Михая разрушила война. В 1948 г. отец Михая оставил свой пост, стал перемещенным иностранцем в Италии и попытался открыть ресторан в Риме. Некоторые из взрослых, которых знал Михай, впали в уныние.

«Без работы, без денег они превратились в пустые оболочки», – вспоминал он. Но встречались и другие взрослые, которые, столкнувшись с подобными испытаниями, не потеряли целостность, жизнерадостность и целеустремленность. Обычно это были не самые опытные или уважаемые люди, и до войны большинство из них казались заурядными.

Михая разобрало любопытство, и в 1950-е гг. он стал изучать философию, историю и религию в Италии в поисках объяснения. Психология не считалась академическим предметом, поэтому он, увлекшись трудами Карла Юнга, иммигрировал в Америку, чтобы изучать ее. Молодой человек занимался скульптурой, живописью, писал для The New Yorker (на своем третьем языке), получил докторскую степень, а затем приступил к научному поиску ключа к человеческой природе в ее лучших проявлениях. Как он выразился, когда мы сидели, глядя на Тихий океан: «Я хотел понять, что есть и что может быть».

Главный вклад Михая в психологию – это концепция потока[104]. Когда для вас останавливается время? Когда вы обнаруживаете, что делаете именно то, что хотите, и не желаете, чтобы это заканчивалось? Это рисование, занятие любовью, игра в волейбол, выступление перед группой, скалолазание или сочувственное выслушивание истории о чужих проблемах? Михай начал разговор, рассказав мне о своем 80-летнем брате.

Недавно я навестил в Будапеште своего старшего сводного брата Марти. Он на пенсии и увлекается минералами. Во время встречи брат поведал мне любопытную историю. Несколько дней назад после завтрака Марти занялся изучением кристалла с помощью сильного микроскопа. Через некоторое время ему стало сложнее рассматривать структуру минерала. Сначала он подумал, что солнце зашло за тучу, но, оторвавшись от микроскопа, с удивлением обнаружил, что оно уже закатилось.

Время перестало существовать для его брата. Михай называет такие состояния «наслаждением» (я избегаю