Близнецы из Пиолана - Сандрин Детомб

только предстояло изучить следы пожара, после того как огонь будет окончательно ликвидирован и пепел остынет.

Тем временем капитан опросил кое-кого из жильцов дома, стоявших позади оцепления. Ответить на вопросы согласились трое. Услышав звук сирены противопожарной безопасности, они успели спуститься раньше, чем огонь охватил лестничную клетку. Никто не знал, остались ли в горящем здании люди, оказавшиеся взаперти.

Двое из трех оказались супружеской четой пенсионеров, которые предполагали или, по крайней мере, выражали надежду, что шестеро недостающих в данный момент жильцов еще не вернулись с работы.

– Да, мадемуазель Готье обычно в это время уже возвращается домой, – дрожащим голосом произнесла пожилая женщина, – но сегодня я не слышала, чтобы она поднималась по лестнице.

– А вы всегда ее слышали? – тут же уточнил Фабрегас.

– Нет, не всегда. Не думайте, что я весь день только и делаю, что прижимаю ухо к замочной скважине! Просто в этом доме тонкие стены, и когда я на кухне, то слышу шаги на лестнице. Мадемуазель Готье – единственная из соседей, кто носит каблуки, поэтому ее шаги легко распознать.

– И вы уверены, что сегодня ее не слышали?

– Да, уверена. Но это не значит, что бедняжка не осталась наверху взаперти…

Женщина отвечала, не отрывая взгляд от охваченного пламенем дома. Она крепко прижимала к груди небольшую сумочку – все, что удалось спасти. У ее мужа в глазах стояли слезы. Фабрегас понимал, с каким отчаянием и чувством собственного бессилия они смотрят на разрушение своего жилища – со всеми воспоминаниями, обитавшими в нем…

Третим уцелевшим был подросток, который сидел дома один, дожидаясь возвращения родителей с работы. Полностью поглощенный компьютерной игрой, он ничего не видел и не слышал, даже сирену. Если бы его собака не потянула его зубами за штанину, он вполне мог задохнуться от недостатка кислорода и сам бы того не заметил.

Фабрегас отправил трех своих подчиненных опрашивать жителей соседних домов: если поджог был умышленным, то стоило собрать как можно больше информации по горячим – в прямом смысле слова – следам.

Тем временем капитан вернулся к своей машине, чтобы дождаться, когда огонь будет потушен и начальник пожарной бригады, возможно, сообщит новые сведения. Доктор Флоран по-прежнему сидела на своем месте – с момента их прибытия она так и не вышла из машины и не произнесла ни слова. Фабрегас понимал, что она испытывает чувство вины: вместо того чтобы убедить учительницу немедленно отправиться в жандармский участок, она предпочла согласиться на просьбу мадемуазель Готье встретиться вечером. Но он не собирался ее утешать. В конце концов, часть вины лежала и на нем. Он заглушил свой профессиональный инстинкт ради того, чтобы последовать ее рекомендациям, и теперь страшно об этом сожалел. Оставалось надеяться лишь на то, что мадемуазель Готье решила куда-нибудь зайти, перед тем как вернуться из школы домой.

– Постарайтесь в точности вспомнить ее последние слова, – наконец без всяких предисловий произнес он.

– Капитан, я вам уже говорила. Она просто попросила меня встретиться у нее дома вечером, после рабочего дня.

– Это было до или после того, как директор вошел в учительскую?

– После. Я думаю, она бы все мне рассказала, если бы он нас не прервал.

Фабрегас нервно сжал руль, раздумывая над услышанным. Мадемуазель Готье боялась своего начальства или просто хотела поговорить в приватной обстановке? Так и не избавившись от сомнений, он решил, что завтра же с утра вызовет директора «Ла Рока» на допрос.

Из здания вышли трое пожарных. Никого из жильцов с ними не было. Затем, видимо, получив по рации новые распоряжения капрала, они принялись поднимать длинную складную лестницу из кузова своего грузовика. Двое пожарных уже собирались подниматься, как вдруг одно из окон на третьем этаже взорвалось изнутри. Это и было, как уже узнал Фабрегас от супружеской четы пенсионеров, окно квартиры мадемуазель Готье. Скорее всего, на кухне взорвался газовый баллон. Если учительница была уже дома на момент начала пожара, то теперь оставалось очень мало шансов, что она выжила.

Понадобилось почти три часа, чтобы окончательно потушить огонь. За это время Фабрегас отвез доктора Флоран в отель, где она временно жила, а сам, вернувшись, присоединился к своим людям, опрашивающим жителей соседних домов. Пока что представляли интерес только сведения, сообщенные компанией студентов, которые сидели на террасе кафе напротив дома учительницы, когда начался пожар. Они не могли вспомнить, видели ли женщину, похожую по описанию на мадемуазель Готье, но все сошлись в одном: незадолго до пожара из дома торопливыми шагами вышел мужчина. Правда, ничего определенного о его внешности они не сообщили: белый, среднего роста, в низко надвинутой на лоб бейсболке, из-за которой нельзя было разглядеть ни глаз, ни даже цвета волос. Дойдя до ближайшего перекрестка, он свернул направо. Фабрегас предположил, что он оставил там свою машину.

Капитан начал отдавать подчиненным распоряжения на завтра, как вдруг на улице, заполненной несмолкаемым гулом голосов, внезапно стало очень тихо. Фабрегас посмотрел в ту сторону, куда повернулись все зеваки, по-прежнему наблюдавшие за происходящим, словно это был жутковатый спектакль, и понял, что заставило их замолчать. Из здания вышли двое пожарных, на сей раз с носилками. Некоторое время собравшиеся вглядывались в неподвижный груз, надеясь увидеть кого-то из спасенных жильцов, возможно, своих знакомых, но, увидев полностью обгоревшее тело, отводили глаза.

26

– Этот мужчина…

– Что, простите?!

– Успокойтесь, капитан, я еще ничего не сказал.

– Вы сказали: «Этот мужчина». Вы уверены в таком выводе?

– По-вашему, я купил свой диплом в лавке приколов?

Судмедэксперт взглянул на Фабрегаса поверх очков, иронично улыбнувшись одними уголками губ. Эти два человека были знакомы полтора десятка лет и за столь долгое время прекрасно сработались, поэтому судебный медик, разумеется, лишь делал вид, что оскорблен подобным недоверием со стороны капитана.

– Простите, доктор, просто я думал, что мы имеем дело с женщиной.

– Понимаю. Иметь дело с женщинами всегда приятнее. Но если только эта предполагаемая женщина не сумела отрастить себе столь мощный затылочный гребень и одновременно сузить большое седалищное отверстие собственными усилиями – что стало бы подлинным анатомическим чудом, – все же позвольте мне при составлении отчета исходить из того, что данный индивид – мужчина.

Фабрегас в свою очередь улыбнулся. Доктор Леруа любил при всяком удобном случае огорошивать собеседников своей научной абракадаброй, и на сей раз капитан сам дал ему повод.

Итак, обугленное тело, распростертое на анатомическом столе для вскрытий, не было телом мадемуазель Готье. Хотя у Фабрегаса камень свалился с души от этой новости, капитан понимал, что дело