Близнецы из Пиолана - Сандрин Детомб

не хочет зря отнимать время у жандармов, поскольку ничего не знает ни о том, кто может быть автором письма, ни о том, почему оно адресовано именно ей. Однако доктор Флоран вновь повторила свой аргумент: с этим разбираться будут профессионалы.

– Я вас не понимаю! – в конце концов раздраженно бросила она. – Вы что, не хотите, чтобы дети нашлись?

– Конечно, хочу!

– Тогда почему вы ведете себя прямо противоположным образом? Если вы держались так же на допросе у Фабрегаса, я, кажется, понимаю причину его недоверия по отношению к вам.

– Вы не… – Учительница замолчала, не договорив.

Глядя на нее, доктор Флоран понимала, что какая-то невысказанная мысль не дает этой женщине покоя. Скорее всего, та и впрямь что-то скрывает, впрочем, именно это соображение еще раньше побудило детского психолога побеседовать с ней.

В этот момент мобильный телефон доктора Флоран завибрировал, и, взглянув на экран, она увидела номер жандармского участка. Однако нельзя было упускать шанс – гораздо проще разговорить учительницу здесь, в привычной обстановке, без посторонних, чем в комнате для допросов, в присутствии чужих людей в униформе. Если сейчас ответить на звонок, придется сообщить о письме. Поэтому, чтобы выиграть немного времени, доктор Флоран сбросила вызов.

– Кажется, эта история очень сильно на вас подействовала, – произнесла она, стараясь подбирать слова как можно более тактично.

– Конечно! Как же иначе? Я каждый день вижу этих детей, я за них отвечаю! А вы что чувствовали бы на моем месте?

Впервые за все время разговора мадемуазель Готье взяла себя в руки и перешла в контрнаступление – сейчас в ее голосе звучали гневные нотки. Доктор Флоран мысленно поздравила себя с этим.

– Вы отвечаете за их образование, но не за их безопасность.

– Скажите это их родителям! Каждое утро я вижу, как они целуют своих детей, прощаясь с ними до вечера, как поправляют им шарфы, когда холодно… А потом дают мне десятки рекомендаций, как с ними обращаться. У кого-то недавно была травма, у кого-то хроническая аллергия… Ни о чем я не должна забывать. Каждый день они вручают мне на хранение свое самое ценное сокровище – в надежде, что вечером я верну его в целости и сохранности.

– Возможно, – кивнула психолог, – но никто не обвиняет вас в случившемся. Такое могло произойти в любой другой школе или в другом классе. Вы не телохранитель и тем более не полицейский.

– Тем не менее Зелия и Габриэль были моими учениками, именно на мне лежала ответственность за них, и, что бы вы ни говорили, это ничего не изменит.

– Тогда почему вы бездействуете, вместо того чтобы помочь их найти?

На сей раз доктор Флоран произнесла это намеренно резким тоном, надеясь вновь вызвать эмоциональную реакцию собеседницы, но та, вместо того чтобы дать отпор или, по крайней мере, оскорбиться, поникла и замкнулась в молчании, которое, очевидно, становилось для нее привычным способом пассивной защиты.

– Я вам не враг, – добавила психолог уже более мягко, – я же вижу, как вы страдаете. Позвольте мне вам помочь.

Мадемуазель Готье машинально теребила в руках бумажную салфетку, устремив невидящий взгляд в угол комнаты. Доктор Флоран догадалась, что та всерьез обдумывает ее предложение. Хороший результат! Учительница уже готова сдаться, это только вопрос времени. Теперь нужно обдумать ключевое слово или фразу, которая вызовет нужный отклик… Но доктор Флоран колебалась: стоит ли продолжать в том же духе? Играть в доверительность было бы нечестно с ее стороны. Мадемуазель Готье не ее пациентка, поэтому все услышанное от нее придется передать жандармам. Однако ввиду серьезности ситуации доктор Флоран переборола чувство вины и продолжала:

– Я не могу заставить вас говорить, но не забывайте, что речь идет о жизни двух детей. Поэтому, если вы что-то знаете, сейчас самое время об этом сказать.

Учительница перевела на нее взгляд и уже собиралась что-то произнести дрожащими губами, как вдруг дверь распахнулась и вошел директор школы.

– Мадемуазель Готье, что случилось? – удивленно спросил он, заметив выражение лица учительницы. – С вами все в порядке?

– Ничего страшного, господин директор, – поспешно ответила она. – Мне было нехорошо, но сейчас уже лучше. Извините. Я сейчас вернусь в класс.

– Ну, слава Богу. У нас и без того хватает проблем. Позвольте, я вас провожу.

Прежде чем подняться, мадемуазель Готье – нарочно или случайно – уронила носовой платок и, наклонившись за ним, успела что-то прошептать на ухо доктору Флоран.

Оставшись одна, психолог аккуратно сложила письмо, собираясь передать его Фабрегасу. Она еще точно не знала, выполнит ли просьбу учительницы – продолжить этот разговор сегодня вечером дома у мадемуазель Готье.

22

– Вы должны были сообщить мне об этом незамедлительно!

Фабрегас распекал доктора Флоран вот уже несколько минут без остановки. Он заявил, что она не оправдала его доверия, взявшись передать ему письмо, полученное мадемуазель Готье: та должна была сама прийти с письмом в участок и подробно ответить на все вопросы, которые могли возникнуть у капитана. Именно он занимается расследованием, тогда как дело психолога – лишь анализировать предоставленные ей материалы.

– Это мне решать, кого я должен допрашивать и когда! Все, чего вы добились, – я потерял время! Вместо этого мне нужно было отправить одного из своих людей в «Ла Рока», чтобы он привез ее в участок!

– Поверьте мне, капитан, если вы сейчас привезете ее сюда, вы ничего от нее не добьетесь.

Казалось, психолог ничуть не впечатлена такой недвусмысленной демонстрацией власти со стороны собеседника. С самого начала беседы она говорила неизменно спокойным тоном, порой делая паузы, хотя Фабрегас явно провоцировал ее на эмоциональный ответ.

– Если бы директор школы нас не перебил, я уверена, она бы заговорила. Ее угнетало что-то, это было заметно. Этой женщине явно есть что нам рассказать, здесь я с вами согласна, но если вы будете на нее давить, она ничего не скажет. Все, о чем я вас прошу, – дайте мне еще пару дней.

– Вы и правда думаете, что я позволю вам поговорить с ней наедине сегодня вечером?

– Простите, капитан, но я сомневаюсь, что она скажет хоть что-то в вашем присутствии.

– Кажется, вы не понимаете всю сложность ситуации. Мадемуазель Готье – отныне наш единственный шанс.

Виктор Лессаж просмотрел запись допроса Рафаэля Дюпена. Оба жандарма, присутствовавшие при этом, хранили молчание, опасаясь, что любое слово может тем или иным образом повлиять на отца близнецов, но последний был категоричен: человек на видео не его сын. Конечно, некоторые детали вызвали у него сомнение, помешавшее сразу вынести вердикт: манера Дюпена касаться указательным пальцем