Близнецы из Пиолана - Сандрин Детомб

из здешних старожилов поместье в три тысячи гектаров за бесценок. Он заявил, что сделает свои виноградники лучшими в регионе и будет изготавливать первоклассное вино, хотя в сортах винограда разбирается примерно как я – в сортах пудинга.

– Но ты все же внес его в список.

– Мне пришлось это сделать после сотни жалоб от местных жителей – такое нельзя было проигнорировать. Не все же они идиоты. У моей бабушки была любимая поговорка: «Коль дураки и тут и там, спроси себя – а кто ты сам?» Если хочешь знать мое мнение, он просто старый прохиндей, тем не менее у него не оказалось алиби на день пропажи близнецов. Сам он утверждал, что весь день занимался живописью, но результаты своих трудов предъявить не смог: картина ему настолько не понравилась, что он сжег ее – опять же, об этом известно только с его слов.

– Это все?

– Нет. Я связался с одним старым знакомым из Скотленд- Ярда и спросил, не попадал ли этот тип в их картотеку. Выяснилось, что наш друг принадлежит к весьма старинной лондонской семье и до отъезда во Францию был преподавателем колледжа. Много раз родители его учениц подавали в полицию жалобы на его слишком вольное, скажем так, обращение с подопечными, но всякий раз удавалось с помощью денег решить дело миром. В конце концов он все же уехал от греха подальше. Полиция вынуждена была отказаться от преследования.

– Понятно, – скептически хмыкнул Фабрегас. – Но согласись, между приставаниями и убийством – дистанция огромного размера.

– Вот поэтому я и не стал долго с ним возиться. Я внес его в список, потому что он одним из первых пришел мне на ум, и к тому же я подумал, что на тебя он может произвести совсем другое впечатление, чем когда-то на меня.

Хотя в глубине души Фабрегас понимал, что это будет пустая трата времени – слишком много воды утекло, – он все же решил вызвать англичанина на допрос вместе с двумя другими подозреваемыми.

Виктор Лессаж только что прибыл. Его лицо выражало полную покорность судьбе, и, вопреки ожиданиям, он не демонстрировал ни малейшего раздражения или нетерпения. За последние семьдесят два часа он уже второй раз оказывался в этих стенах и держался так, словно это стало для него привычным делом.

Жан встретил своего злополучного друга, отвел его в комнату для допросов и остался вместе с ним ждать Фабрегаса. Оба молчали и лишь мрачно поглядывали друг на друга, понимая, что им предстоит очередное повторение спектакля, в котором они давно выучили свои роли наизусть.

Фабрегас в это время торопливо просматривал недавние материалы из досье отца близнецов. Капитан старался запомнить как можно больше деталей, перед тем как приступить к новому допросу, но внезапно появившийся Викар оторвал его от чтения.

– Что случилось, лейтенант?

– По поводу Дюпена, господин капитан…

– Я вас слушаю.

– Кажется, у нас проблема…

– Еще раз: я вас внимательно слушаю. Не вынуждайте меня повторять.

– Он утверждал, что родился в Карсане. Только вот я позвонил в тамошнюю мэрию, и они мне сказали, что ни одного свидетельства о рождении человека с таким именем у них нет.

– Они не могли ошибиться?

– Я говорил с сотрудником, ответственным за регистрацию актов гражданского состояния.

– Очень хорошо! Срочно найдите Дюпена и везите его сюда. Если он солгал нам по поводу места рождения, он мог утаить и другие важные сведения.

– Так в том-то и проблема! Я позвонил ему по номеру, который он нам оставил, и оказалось, что такой номер вообще не зарегистрирован в сети! Боюсь, что он все нам наврал, господин капитан.

Взгляд Фабрегаса застыл на списке подозреваемых, который оставил ему Жан. В следующий миг капитан с яростью скомкал листок и швырнул его в корзину, после чего пулей вылетел из кабинета.

19

Охота началась, но Фабрегас по-прежнему кипел от гнева. Рафаэль Дюпен сидел напротив него двадцать четыре часа назад – и спокойно ушел! А капитан, так гордившийся своей интуицией, своим «шестым чувством», даже не дал себе труда задержать его под любым пустяковым предлогом или, по крайней мере, сразу же проверить полученные от него сведения. Просто отпустил без всяких формальностей! Исчезновение Габриэля именно в тот момент, когда Дюпен находился в жандармерии, убедило капитана в том, что он идет по ложному пути, а совпадение имен и дат рождения – случайность. А оказалось все наоборот! С легкостью обведя власти вокруг пальца, Рафаэль Дюпен вновь стал подозреваемым номер один – но теперь был недосягаем!

И если он и впрямь был человеком, которого они искали, это означало, что ему удалось отравить душу мальчика. Фабрегас с трудом поверил бы в это еще неделю назад, но бегство Нади, написанное ею письмо и последующее самоубийство со всей очевидностью показывали, насколько просто искушенному взрослому человеку это сделать.

Существовала также вероятность, что Дюпен действовал с помощью сообщника. Об этом Фабрегасу не хотелось даже думать, это означало бы, что любое алиби, подтвержденное на данный момент, ничего не стоит, коль скоро похитители могли заменять друг друга. Эта простая мысль его ужасала. Капитан помнил, что его бывший начальник впустую потратил на расследование «Дела близнецов» тридцать лет своей жизни, и уж точно не желал себе такой участи. Он не хотел найти тело Зелии через несколько недель, ему претила мысль о том, чтобы сообщить родителям Габриэля, что они, возможно, никогда больше не увидят своего сына…

Портрет Рафаэля Дюпена был разослан во все жандармские подразделения, на дорогах выставлены патрули. Люди Фабрегаса прямо сейчас опрашивали наемных работников во всех сетевых ресторанах «Элита», собирая малейшие крупицы информации: привычки подозреваемого, места, где он обычно бывал, имена приятелей и подружек, которые он упоминал… Лейтенант Викар, однако, в своем последнем рапорте не проявлял особого оптимизма. Как и следовало ожидать, Дюпен был не слишком разговорчив, держался особняком. Те немногие сотрудники, которые работали с ним в паре, признались, что им почти ничего не известно о нем.

Фабрегас чувствовал, что зашел в тупик. Поскольку местонахождение Дюпена было неизвестно, оставалось вызвать на допрос трех подозреваемых из списка Жана, хотя капитан сильно сомневался в их виновности. Виктор Лессаж ждал своей очереди в одном из пустующих кабинетов, Оливье Васс – в комнате для допросов. Что касается Алана Уэллса, из уважения к его почтенному возрасту капитан пригласил его в свой собственный кабинет, который по сравнению с другими помещениями выглядел более-менее комфортабельным.

Хотя Алан Уэллс держался довольно бодро, было очевидно, что похитить двух детей-подростков