Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс

В этот момент зазвонил телефон. Петер снял трубку и протянул Джонни.

— Тебя.

— Алло? — сказал Эдж в трубку.

Пару минут Джонни внимательно слушал, затем закрыл ладонью мембрану и объяснил Кесслеру:

— Это Борден. Ты говорил с ним утром?

— Что ему нужно?

Эдж не ответил, потому что Борден замолчал.

— Не знаю, Вилли, — сказал юноша в трубку и вопросительно взглянул на Петера. — Он еще не решил.

Борден опять начал говорить.

— Конечно, конечно. Я тебе позвоню. — Джонни повесил трубку.

— Что ему нужно? — подозрительно спросил Петер Кесслер.

— Хотел узнать, что ты надумал. Попросил меня заглянуть, если ты откажешься.

— Gonif[8]! — вспылил Петер. Он сунул в рот сигару и принялся яростно ее жевать. — Только утром я с ним говорил, а он уже пытается украсть мою идею. Что ты ему ответил?

— Ты же слышал. Я сказал, что ты еще не решил.

— Прямо сейчас позвони ему и скажи, что мы будем снимать «Бандита»! — возбужденно потребовал Кесслер.

— Значит, будешь снимать? — улыбнулся юноша.

— Буду! — Петер еще не остыл и говорил взволнованным голосом. — Я покажу этому Вилли Борданову, как красть чужие идеи!

Джонни снял трубку.

— Нет, подожди, — остановил его Петер. — Сам позвоню. Он обещал занять две с половиной тысячи, и я хочу получить их как можно быстрее.

5

Почти весь ужин Петер промолчал, он едва сказал два слова. Эстер не могла понять, что беспокоит мужа, но решила тактично потерпеть до конца еды. Она хорошо знала Петера и не сомневалась, что он сам все расскажет, когда будет готов.

— Дорис принесла табель, — сообщила она. — У нее одни «А»[9].

— Отлично, — рассеянно ответил Петер.

Эстер удивленно посмотрела на мужа. Обычно его очень интересовал табель дочери, он всегда внимательно изучал его и торжественно подписывал. Она промолчала.

Петер встал из-за стола, взял газету и отправился в гостиную. Эстер помогла служанке убрать со стола. Когда она вышла из кухни, забытая газета лежала на полу, а Петер невидящим взглядом смотрел в пространство.

Эстер начало злить молчание мужа.

— Что случилось? Ты плохо себя чувствуешь?

— Все в порядке. — Он удивленно посмотрел на жену. — Почему ты это спросила?

— У тебя такой вид, будто ты собираешься умирать. За весь ужин не сказал ни одного слова.

— У меня голова забита важными делами, — кратко ответил Петер, желая, чтобы она оставила его в покое.

— Секрет?

— Нет. — Он неожиданно испугался, вспомнив, что не рассказал жене о своем решении. — Я решил снять картину, о которой говорил Джонни, а сейчас беспокоюсь.

— Если ты принял решение, чего же беспокоиться?

— Мы очень рискуем. Я могу все потерять.

— Ты ведь знал это, когда принимал решение?

Кесслер молча кивнул.

— Тогда не сиди с таким видом, словно наступает конец света. Раньше надо было беспокоиться, а сейчас ты должен делать то, что решил, и не думать над последствиями.

— А если я вылечу в трубу, что тогда? — Петер затянулся. Эта мысль не давала покоя, как больной зуб — чем чаще дотрагиваешься до него языком, тем больше он болит.

— Ничего, — медленно улыбнулась Эстер. — Мой отец трижды все терял и каждый раз начинал новое дело. Мы тоже как-нибудь проживем.

— Так ты не обижаешься? — Его лицо чуть просветлело.

Эстер подошла, села к мужу на колени и прижала его голову к груди.

— Бизнес не настолько важная вещь, чтобы я из-за него беспокоилась. Меня беспокоишь только ты. Делай то, что считаешь нужным. Лишь это важно. Даже если твое решение неправильно, все равно выполняй его. Мне для счастья вполне хватит тебя и детей. Плевать, будут у нас квартира на Риверсайд Драйв и служанка или нет!

Петер обнял жену и повернул свою голову так, чтобы она покоилась между ее грудей.

— Я все делаю только для тебя и детей. Я хочу, чтобы у тебя было все, — тихо произнес он.

Эстер знала, что успех в делах очень важен для мужчины, но для нее важным было только то, как к ней относится ее муж.

— Знаю, Петер, знаю, — тепло ответила она. — Поэтому тебе и не надо ни о чем беспокоиться. Мужчине лучше работается, если его голова не забита разными глупостями. Все будет в порядке, не бойся. Эта картина — хорошая идея, и она нужна всем.

— Ты так думаешь? — Кесслер поднял голову и взглянул на жену.

Она заглянула ему в глаза и улыбнулась.

— Конечно, если бы это было не так, ты бы не согласился на съемки.

Найти деньги на картину оказалось самой легкой частью всего замысла. Прокатчики, с которыми разговаривал Джонни, с удовольствием давали им взаймы. Им надоели плохие и неинтересные картины ассоциации. Джонни Эдж получал самые разные суммы денег, начиная с тысячи долларов от Паппаса и кончая ста долларами от владельца одного маленького синематографа на Лонг Айленде.

Съемки «Бандита» превратились в самый большой «открытый» секрет, о котором знали все, кроме ассоциации. Независимые продюсеры внимательно следили за «Магнумом», ожидая результата этого сомнительного предприятия.

А Петер Кесслер между тем потихоньку скупал пленку, Джо Тернер занимался сценарием, подгоняя его под размеры картины.

В уборной Уоррена Крейга толпились поклонники. Снимая грим, он видел в зеркале, как они возбужденно переговариваются, лишь хорошенькая девушка, сидящая в углу, не проронила ни слова. Она молча наблюдала за ним, и на ее лице застыл благоговейный ужас.

Крейг пребывал в отличном настроении. Сегодня он отыграл здорово. Случались такие вечера, как сегодня, когда получалось все, но иногда бывали и дни, когда все валилось из рук. Уоррен скрестил пальцы, подумав о везении.

Девушка заметила это в зеркале и робко улыбнулась. Крейг улыбнулся в ответ, и она просияла.

Размашистым движением он вытер с лица остатки холодного крема и повернулся.

— Люди добрые, извините меня, — произнес он густым голосом. — Мне надо избавиться от этого провинциального костюма.

Как всегда эти слова, давно ставшие частью представления, вызвали всеобщий смех. Крейг играл в ковбойском костюме, который, по его мнению, ему очень шел — броская рубашка контрастировала с неяркими кожаными штанами, мягко подчеркивая широкие плечи и узкую талию.

Он зашел за ширму и через несколько минут вышел в обычной одежде. В вечернем фраке Уоррен Крейг выглядел так же хорошо, как и в ковбойском костюме. Будучи представителем третьего поколения театральной семьи, Уоррен все делал ярко и представлял из себя неординарную личность.

Сейчас он приготовился к сбору почестей. Расслабленно стоя в центре комнаты и наклонив голову слегка вперед, Крейг говорил несколько слов каждому