Амурная примета - Евгений Евгеньевич Сухов

– Как его звали? – быстро спросил судебный следователь по особо важным делам.

– Он не представился…

– Хорошо. Тогда опишите его, – попросил Воловцов.

– Крупный мужчина, – припоминая, начал говорить тощий весовщик. – С усами с небольшой проседью, хотя пятидесяти лет, скорее всего, еще нет. Одет богато: касторовая шуба с бобровым воротником, меховая шапка.

– Он один был? – задал новый вопрос Воловцов.

– Один…

Вернулся конторщик с амбарной книгой в руках.

– С такими буквами на ярлыке не ранее десятого января и не позднее восемнадцатого было отправлено всего два крупных груза. Первый – большой дорожный баул весом четыре пуда три фунта – с номерным ярлыком «жэ» сто восемьдесят четыре, – ткнул пальцем в середину листа амбарной книги станционный конторщик. – Груз был отправлен в Дмитров пятнадцатого января. Владелец груза – купеческая дочь Марфа Кузьминична Яворская. Второй груз, – конторщик послюнявил палец и перелистнул несколько страниц амбарной книги назад, – большой дорожный баул весом шесть с половиной пудов. Номерной ярлык «дэ» сто восемнадцать. Груз был отправлен в город Дмитров одиннадцатого января…

– Меня интересует груз, что весил шесть с половиной пудов, – нетерпеливо произнес Воловцов. – Кто оформлял груз?

– Владелец груза – коммерсант Вершинин Рудольф Залманович, – зачитал из амбарной книги станционный конторщик и пытливо посмотрел на судебного следователя.

– Благодарю всех за помощь, – сделал записи в своей памятной книжке Иван Федорович. – Более никого не задерживаю. А ты, голубчик, – обратился Воловцов к перронному носильщику, – вези баул к извозчичьей бирже.

Кажется, судебный следователь по особо важным делам был доволен…

Глава 16

Женские золотые часы с крышечкой

Около четырех часов пополудни, одевшись с иголочки и выйдя из дому, судебный пристав Щелкунов, кивнув дворнику Федосею, направил свои стопы в сторону Охотного Ряда, где у него была назначена встреча со своими друзьями Гавриковым и Дынником в трактире «Лондон». Не то чтобы у них было какое-то дело, просто хорошо в выходной день посидеть с друзьями, перекусить и попить пивка за интересным разговором. После чего направиться к хорошенькой барышне, что сама пригласила домой.

Предстоял превосходный выходной!

«Баварское» было отличным. А механический оркестрион, выдававший арии из известных опер, исполнил в том числе вдохновенные мелодии из оперы Доницетти «Дон Паскуале», столь любимые Щелкуновым. Словом, настроение было с большой буквы.

В седьмом часу пополудни, распрощавшись с друзьями, Владислав Сергеевич взял извозчика и поехал в Хамовники. Дом на Малой Царицынской оказался вполне приличным и имел несколько квартир с отдельными входами. В дверь одного из них и постучал судебный пристав Щелкунов. Потом постучал еще…

– Кто там? – услышал он голос Эмилии.

– Это я, – ответил Владислав Сергеевич и переступил с ноги на ногу.

Через несколько мгновений дверь открылась, и Щелкунов встретился со взглядом Эмилии, который обещал все. Взгляд бы настолько прямым и откровенным, что Владислава Сергеевича даже подмывало не говоря ни слова тотчас схватить девушку, поднять на руки и утащить на диван, часть которого виднелась в дверном проеме. После чего сорвать с нее полупрозрачный халатик, накинутый на неглиже, впиться в ее бархатную шейку и целовать ее, спускаясь все ниже и ниже. Щелкунову стоило больших трудов сдержать себя и пройти, изображая рядового гостя, в небольшую комнату, выполняющую, очевидно, одновременно роль будуара и спальни. Единственное окно, закрытое толстыми зимними портьерами, находилось в головах дивана и усиливало налет интимности, чувствовавшийся в самом воздухе комнатки.

– Снимайте верхнюю одежду и присаживайтесь, – прощебетала Эмилия и указала на край дивана, что был ближе к окну.

Затем она унесла верхнюю одежду Владислава Сергеевича в прихожую и вскоре вернулась, держа в руках бутылку розового кремана[12]. Она поставила ее на столик возле дивана, на котором уже стояли два фужера и небольшая ваза с фруктами. Это говорило о том, что хозяйка квартиры готовилась к встрече и произвела все необходимые приготовления для этого. Надо полагать, она приготовилась и к тому, что случается между мужчиной и женщиной, когда они находятся в спальне одни и не прочь полежать вместе на кровати, диване или кушетке. Во всяком случае, Владислав Сергеевич очень на это надеялся.

– Как добрались? – поинтересовалась Эмилия, для того чтобы что-то сказать и тем самым завязать разговор.

– Благодарю, благополучно, – ответил Щелкунов, с интересом разглядывая спаленку.

– Прошу прощения, если апартаменты, в которых я вас принимаю, кажутся вам несколько бедноватыми, – слегка извиняющимся тоном промолвила Эмилия и кротко взглянула на судебного пристава. – Как я вам уже говорила, квартира не моя, так что…

– Полноте, Эмилия, – не дал ей договорить Владислав Сергеевич и взял девушку за руку.

Она не стала отнимать руку и посмотрела прямо в глаза Щелкунову. На этот раз он увидел в ее взоре желание и покорность. Владислав Сергеевич притянул Эмилию к себе и, не сводя с нее начавшего туманиться взора, впился в ее пухленькие губки своими губами. Она ответила на его поцелуй и обхватила его шею руками. Пальчики ее были прохладными… Потом, будто спохватившись, она отняла руки и слегка отстранилась от Щелкунова. А Владислав Сергеевич исступленно пылал страстью, ничего вокруг не замечая. Одна ладонь его легла на грудь Эмилии и начала ее легонько мять, другая поползла по ее коленке вверх, задирая полы халатика. Когда его пальцы коснулись сакрального женского места, Эмилия вскрикнула. В это время полы тяжелой портьеры колыхнулись, и из-за нее показался Вершинин. Лицо Рудольфа Залмановича было перекошено от злобы, крылья носа раздуты, рот приоткрыт, словно Вершинин вот-вот был готов броситься кусаться. Он был чем-то похож на актера Малого театра Александра Ленского-Вервициотти, исполняющего роль Отелло. Теперь в лице судебного пристава Щелкунова обанкротившийся комиссионер видел не только жертву, но и соперника, покусившегося на то, что целиком и полностью принадлежало ему, Рудольфу Вершинину. Это привносило в действия Вершинина еще и ненависть и тем самым облегчало осуществление задуманного.

Тихо, на цыпочках и едва сдерживая дыхание, поскольку внутри него бушевал вулкан, готовый вот-вот взорваться огнем и лавой, Рудольф Залманович подошел к дивану и резко набросил веревочную петлю на шею Щелкунова. Несколько мгновений судебный пристав ничего не понимал. Потом дернулся, замотал головой, насколько это ему удавалось, и попробовал встать, но из этого ничего не получилось: какая-то сила, злая и жестокая, удержала его на месте. Не вышло и просунуть пальцы под петлю и ослабить ее: это мешала сделать Эмилия, навалившаяся всем телом на руки Щелкунова. А потом в его глазах стало темнеть. Во рту появился кисловатый привкус. Щелкунов в отчаянии предпринял неимоверные усилия, чтобы освободиться, но не смог даже шевельнуться. Затем его