(не)свобода - Сергей Владимирович Лебеденко

проч. Но это терпимо, это можно вынести. Тут получилось хуже: на следующий день после того, как второй подозреваемый перекантовался ночью в отделении, и когда первому надо было продлевать срок содержания под стражей, дело внезапно забирают у Фомина – вполне зарекомендовавшего себя следователя – и передают столичному главку. В ответ же на вопросы Фомин получает одни «Не ну чё ты, Леша», «Леш, ну ты же понимаешь…».

Нет, он не понимал.

Фомин зашел в кабинет, прошагал мимо уставленных архивными папками полок, сел за стол. Игрушечная собачка возле монитора вопросительно трясла головой.

– Они охуели, – сказал ей Фомин. Собачка понимающе кивнула, высунув язык.

Вместе с порывом ветра в кабинет влетела Прасковья. Постриглась по какому-то случаю: вместо кос у нее теперь было каре.

Фомин открыл верхний ящик стола и извлек оттуда пачку «Pall Mall».

– Будешь?

– Нет, спасибо. Тут у меня для вас папка…

Фомин поднял голову.

– Что еще за дела?

Прасковья поежилась, опасаясь очередного взрыва шефа.

– Когда вы ушли, начальник попросил меня к себе и велел вам передать. Вроде как что-то срочное.

Фомин протянул руку, открыл папку с очередным делом, пробежался глазами. Сильно удивился, но не подал виду.

– Ничего не понимаю. – Он отбросил папку на стол, снял очки и выпустил воздух из надутых щек. – Сначала они забирают у меня одно дело, какое-то простенькое, фиговое, наверх в ГСУ. Теперь они присылают вот эту вот хуятень… Понимаешь, что это, Прось? Хуятень, и никто мне ничего не объясняет! – Он швырнул папку на стол. – Тебе хоть сказали, откуда оно взялось?

Прасковья отрицательно покачала головой. Фомин затянулся, прокашлялся. Стол вместе с раскрытыми материалами дела накрыло дымом.

– Если бы кто-нибудь мне сказал, мать его, кто придумывает приключения на мою голову, и показал этого человека, я бы…

Но Фомин не знал, что бы он сделал с таким человеком, и подозревал, что, даже если бы имя этого человека повесили прямо над его кабинетом, над его вотчиной, ему бы и тогда никто ничего не сказал, – а только радостно шептались бы за спиной: как здорово нашего арбатского качка облапошили.

Олег

К этой могиле на перепятовском кладбище он приходил раз в полгода, и каждый раз с трудом припоминал, как ее, собственно, искать. Русская культура, созданная в соприкосновении с лесом, любит воскрешать лес – в разных ипостасях: в виде ли новых панельных муравейников, административных управлений и отделов департаментов – и в виде кладбищ, да. Кресты – деревья, ряды могил – рощи, а дорожки между ними – как просеки. Когда идет дождь и иссушенное солнцем дерево крестов намокает, запах стоит почти такой же, как и в лесу: древесный, смешанный с землей и увядшими цветами.

Среди этого запаха и бродил Олег, каждый раз забывая, к какой улице (четвертой с конца) и какому ряду (тринадцатому) ему надо подойти, чтобы увидеть козырек другой могилы, богатой, крытой красной черепицей и окруженной высокой кованой оградой, как будто родители похороненного там подростка беспокоились, чтобы могилу никто не украл. И вот тогда, если пройти чуть наискосок, меж двух безымянных могил, раздвинуть заросли тысячелистника и переступить низкий синий заборчик, можно увидеть тот самый крест без обратного адреса, на котором…

Началось всё задолго до этого. Лет десять назад. Уже больше.

Тогда преподававшая обществознание адвокат, которую пригласили вместо свалившегося с аппендицитом аспиранта педфака, попросила поднять руку тех, кто хотел бы в свободное время сходить с ней и посмотреть суд. С перспективой стать помощником в будущем. Олег любил посоревноваться, особенно посоревноваться интеллектуально, поэтому с готовностью откликнулся.

Оксана Игоревна, в отличие от учителей, была с учениками на «вы» и не чуралась называть их «коллегами». А еще она вовсе не выглядела на свои сорок-с-хвостиком с ее мелированным каре, энергичными движениями маленьких аккуратных рук и глазами двадцатилетней девушки, вокруг которых морщинки появились будто по недоразумению. Носила casual, туфлям предпочитала кроссовки, пила много кофе, безо всяких смесей или видов молока, и носила с собой красивый термос, который к концу дня оказывался опустошен. Помимо термоса, Оксана Игоревна не расставалась с красной папкой на кольцах, которая при каждой их с Олегом встрече всё больше и больше пухла, но Олег тогда не придал этому значения. Очень зря не придал.

…А суд оказался не тем, чего все они ожидали. А многие ожидали что-то вроде процессов из американских фильмов – беспощадный к судье и остроумный адвокат, не менее хитрый и расчетливый прокурор, стук молоточков по столу, «возражаю, ваша честь», вспышки фотокамер и так далее. На деле – маленькая комната, ничем почти не отличающаяся от скучных школьных кабинетов, разве что в кабинетах – пока – не ставят решетку.

Тут за решеткой сидели двое парней возрастом едва старше двадцати. Адвокат пытался доказывать, что его подзащитные не имеют никакого отношения к убийству местного пьяницы, они даже переписывались во время убийства и обменивались смайлами, а то, что оба молодых человека живут рядом с местом убийства, – всего лишь случайность. Прокурор – вовсе не харизматичный злодей в черном костюме, а растерянный паренек едва ли старше тех, кто сидел за решеткой, – мямлил и постоянно косился в бумаги, чтобы сказать хоть фразу. А вот представительница потерпевшего – того самого забулдыги, который умер в больнице от побоев, – вгрызалась в защиту и, хотя слабо вредила доводам адвоката, донимала экспертов из МВД вопросами: нельзя ли, например, задним числом редактировать переписку, нельзя ли проверить точное местоположение обвиняемых в момент убийства; многозначительно хмыкала на рассказ каждого из обвиняемых о том, где они находились в момент совершения преступления и сразу после (катались по городу, подвозили подружку одного из них домой после небольшой тусы у торгового центра, ничего такого). И главное: спустя три часа в суде появился, как черт из табакерки, свидетель обвинения, который стал рассказывать о том, как он оказался не в том месте не в то время и увидел преступление. По мере его рассказа Олег всё больше хмурился, но вслух ничего говорить не стал: слушатель, все-таки, не на стороне адвоката.

В итоге четверо одноклассников Олега вышли из суда с тяжелым чувством и еще более тяжелой головой, и по дороге домой болтали на отвлеченные темы. О суде так никто и не вспомнил – ни в тот же вечер, ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц.

А вот Олег делился с Оксаной Игоревной своими соображениями.

– Свидетель говорил, что видел, как они вышли на пешеходную дорожку на Карепина и там