(не)свобода - Сергей Владимирович Лебеденко

– Я хотела купить тебе бритву, – затараторила Саша. – Но позабыла, зато не забыла купить персиков и орешки, как ты и просил.

– Да всё в порядке, – отец махнул рукой. – Я выменял бритву на сиги.

Щёки бледные и синие какие-то, подумала Саша. Надо будет оперативно выяснить, куда его отправят, чтобы вовремя пересылать лекарства. Мысль, что это может быть их последний разговор, Саша старательно отгоняла. Отгоняла – и сказать сама ничего не могла, будто этот синий цвет и бледность запретили ей говорить.

По регламенту изолятора свидание ограничено тремя часами; и хотя поначалу думаешь, что этого мало, иногда оказывается, что всего спустя какие-то минуты у тебя просто не находится слов.

Отец рассказал об условиях в больнице – приемлемых, за исключением того, что на каждую койку в палате приходилось по два человека, но отца обещали перевести в палату поменьше. Куда повезут, тоже пока было неясно: то им прочили Киров, то Ярославль.

– А как подруга твоя? – спросил Шпак как бы между делом.

Саша на мгновение прикрыла глаза и открыла опять. Она-то надеялась, что до этой темы сегодня не дойдет. Но нет, дошло; рано или поздно то, что не было сказано, сказано должно быть.

– Всё в порядке, – сухо ответила Саша, надеясь, что отец передумает. Он улыбнулся.

– Ты так похожа на маму. Помню, когда мы с ней познакомились, еще когда я был в училище, у нее были точно такие же веснушки, и говорили, что она ими все свои борщи в техникуме перчит…

Хотела бы Саша усмехнуться в унисон, но она понимала, что будет дальше. Плавали – знаем.

– Жаль только, характер тоже мамин… – вздохнул отец. – А наклонности… В кого это только, ума не приложу…

– Пап, ну ты хочешь, чтобы я ушла отсюда? Так и скажи. – Саша чувствовала, как у нее теплеют щеки. – Не для того я приходила, чтобы опять поднимать эту тему. Генетика…

– Да знаю я, что генетика. – Впервые за весь разговор отец посмотрел ей в лицо. – Знаю, не тупой. И чё мне теперь, по стариковской доле вздохнуть нельзя? Что внуков понянчить не придется?

Саша закатила глаза и прикрыла их рукой. Потом открыла и быстро заговорила:

– Я говорила тебе уже раз двести, пап. Мне парни тоже нравятся. Просто сейчас Света…

– Штампа в паспорте никогда не будет у вас со Светой, а значит, и прав на ребенка формально… Как отдали, так и заберут.

– Ты так говоришь, будто мы жениться уже собрались.

Отец постучал по столешнице ногтями, проворчал:

– Спасибо, что не пацана родили, а то записали бы меня еще в обиженные. За такое воспитание…

Начиналась мигрень. Она приходила издалека и ощущалась как предупреждающий грозу спертый воздух и сгущающиеся тучи. Саша зажмурилась, чтобы отогнать мигрень и не закричать. Разбитый сервиз был – в прошлом, запах клея – в настоящем, отцовское дыхание, тихо раскладывающееся на стекле, – тоже.

Саша снова посмотрела на отражающуюся в стекле сотрудницу, но та по-прежнему сидела в телефоне так, будто бы ей было совершенно плевать на их разговор.

Поговорили еще о всяком. Бабушкину операцию решили оплатить, попросив в долг у двоюродного брата отца. Он жил в Питере и держал сеть шиномонтажек. Одно время звал к себе и отца, но тот предпочитал работать честно и безо всякого непотизма – слова он такого не знал, но сам принцип был ему противен. Отцу намекнули, что с его статьей легко «соскочить» на условно-досрочное, но потом не факт, что кто-то его возьмет работать, – это раньше всё равно было, сидел ты или нет, тебя бы приняли на работу. А сейчас, со всей бюрократией и волокитой…

– Даже если выпустят через год, – бормотал отец, – на что жить будем, не знаю даже. Кто возьмет, особенно, – он усмехнулся и показал левую руку; только теперь Саша увидела бинт, плотно стягивающий сразу три пальца, – с таким-то набором инструментов.

– Что случилось?

– Совковая проводка в этих наших СИЗО, вот что. Оно-то конечно, когда привык, то как комарик укусит, но с углями вместо пальцев ходить так себе.

– У них своих электриков нет, что ли?

Отец усмехнулся и глянул на Сашу, прищурившись.

– Свои-то есть, но все бухают. Да и зачем своих мучать, когда есть, – он снова помотал в воздухе перебинтованными пальцами, – чужие?

Саша не помнила, когда они последний раз могли вот так просто поговорить. Чтобы не спорить о Крыме. Не разбирать ее ориентацию. Смеяться чему-то общему. Сейчас между ними была перегородка и металлические провода с подключенным товарищем майором – но казалось, что они стали ближе, чем за последние года три. Казалось, что по этим трубкам можно говорить о чем угодно.

Саша рассказала о Тео – о котенке, которого она подобрала на улице; за полгода тот вымахал до размеров компактного льва. О подготовке документов для деканата, который, впрочем, вряд ли примет во внимание новые обстоятельства ее жизни и, скорее всего, не переведет Сашу на бюджет. А еще ей отказали в работе в «Будущей газете», но она хочет попробовать писать на фрилансе.

– Фри… чем?

– То есть, работать на себя.

– А что, в другие издания не берут?

– Не так много приличных изданий платят зарплату, – сказала она. – Особенно на старте.

Отец нахмурился и почесал подбородок.

– Ну я в таком не смыслю нихрена, но, э-э-э-э… – он почесал подбородок. – «МК» ведь хорошая газета?

Саша вздохнула.

– Я подумаю, пап. Кстати, слышал о театре имени Шевченко?

– Нет. В мое время только о Таганке говорили.

– Там сейчас арестовали гендиректора. И, говорят, будут обыски. Я хочу написать о них! – Саша подалась вперед. – В очереди тут подсказали идею. Написать о чем-то таком громком, чтобы сделать себе имя.

Отец ее слушал, но в то же время был будто где-то очень-очень далеко.

– А потом смотри, материал разойдется, я стану известной и смогу написать о тебе. Это сработает! – Она затараторила, глядя, как отец опускает голову и, качая ей, проводит рукой по несуществующим волосам. – Были случаи, когда истории расходились, и жертв выпускали по УДО. Ну, или дело пересматривали, но это совсем редко. А ты сможешь выйти раньше!

После пары минут молчания отец произнес:

– Ваше поколение, оно же такое. Насмотритесь сериалов и…

– Не такое, пап. Нормальные мы. А больше, чем бабушка, сериалы в нашей семье никто не смотрит.

Отец хохотнул от души, даже хрюкнув, – он этой привычки страшно смущался там, снаружи, но Саше она казалась даже милой. Он сразу становился как будто человечнее, что ли.

– Это да. Как включит телик, так