«Великий Вавилон» - Арнольд Беннет

— Оставьте меня в покое, — последовал странный ответ, — оставьте меня, что вам надо?

— Мы пришли выручить тебя из беды, — ласково сказал Ариберт.

Раксоль молча стоял в сторонке.

— Кто этот человек? — резко спросил Евгений.

— Это мой друг, мистер Раксоль, англичанин, или, вернее, американец, которому мы многим обязаны. Пойдем, Евгений, поужинаем.

— Не хочу, — угрюмо произнес Евгений. — Я жду ее здесь. Вы не подумайте, что меня кто-нибудь держал здесь против воли, говорю вам, что я жду ее. Она сказала, что придет.

— Кто же это она? — спросил Ариберт ему в тон.

— Она! Будто ты не знаешь? Да, я и забыл: ведь ты, конечно, не знаешь! Но ты не должен спрашивать. Не спрашивай, прошу тебя, дядя Ариберт. У нее была красная шляпа.

— Я отведу тебя к ней, мой дорогой Евгений!

Принц Ариберт положил руку на плечо племянника, но тот сердито стряхнул ее, встал и потом снова сел.

Ариберт взглянул на Раксоля, затем оба поглядели на принца Евгения. Лицо последнего пылало, и Раксоль заметил, что левый зрачок его был более расширен, чем правый. Взор его был устремлен в одну точку, и он бессвязно бормотал отрывочные фразы, то сердитым, то жалким, умоляющим голосом.

— У него рассудок не в порядке, — по-английски прошептал Раксоль.

— Тише! — остановил его принц Ариберт. — Он понимает по-английски.

Но принц Евгений не заметил этого обмена фразами.

— Нужно каким-то образом увести его наверх, — проговорил Раксоль.

— Да, — согласился Ариберт. — Евгений! Дама в красной шляпе, которую ты ждешь, наверху. Она послала нас за тобой и просит тебя подняться. Разве ты не хочешь пойти к ней?

— Боже мой! — воскликнул несчастный с гневом. — Что же вы мне раньше этого не сказали!

Он встал, качнулся в сторону Ариберта и во весь рост растянулся на полу, лишившись чувств. Они подняли его, внесли по лестнице вверх и с величайшей осторожностью положили на диван. Ноздри его порывисто расширялись, глаза были закрыты, пальцы скрючены, и порой по всему телу пробегала судорога.

— Кто-нибудь из нас должен сходить за доктором, — сказал принц Ариберт.

— Я пойду, — отозвался Раксоль.

В это мгновение послышался короткий, быстрый стук в окно, и оба — Раксоль и принц Ариберт — обернулись к нему. Они увидели лицо девушки, прижавшейся к оконной раме. То была Нелла. Раксоль открыл защелку, и его дочь вошла.

— Нашла-таки я вас, — весело проговорила она. — Могли бы и сказать мне! Мне не спалось, и я осведомилась у прислуги в гостинице, легли ли вы; мне сказали, что нет, вот я и пошла на поиски, ведь я догадывалась, где вы…

Раксоль прервал ее вопросом, что означает эта выходка, но девушка остановила его небрежным жестом.

— Это что такое? — Она указала на лежавшего на диване.

— Это мой племянник, принц Евгений, — сказал Ариберт.

— Ранен? — холодно осведомилась она. — Надеюсь, что нет.

— Он болен, — ответил Раксоль. — Совсем лишился рассудка.

Нелла принялась рассматривать потерявшего сознание принца с уверенными движениями девушки, прошедшей лучший курс ухода за больными в Нью-Йорке.

— У него горячка, — объявила она. — Только и всего, хотя и этого уже довольно. Не знаете, нет ли где-нибудь кровати в этом замечательном доме?

Глава XVIII

Ночью

— Его ни в коем случае нельзя перевозить, — не допускающим возражений тоном заявил низенький темноволосый доктор-бельгиец, пытливо посматривая на своих слушателей поверх очков.

Постановление доктора решило их планы. Для Неллы это было настоящим торжеством, так как она еще до прихода врача объявила им то же самое. Прежде чем послать за ним, все трое долго совещались. Принц Ариберт стоял за то, чтобы все хранить в тайне. Теодор Раксоль соглашался с этим, но предлагал сейчас же перевезти больного в Англию. Раксоль думал, что он бы чувствовал себя в большей безопасности в своем отеле и лучше справился бы с возможными трудностями положения. Нелла с пренебрежением отнеслась к этой мысли. Девушка уверяла отца и Ариберта, что принц Евгений был болен гораздо опаснее, чем они полагали, и требовала, чтобы они завладели домом и держали его в своих руках вплоть до выздоровления принца.

— А как же нам быть с этой мисс Спенсер? — спросил Раксоль.

— Держать ее там, где она сейчас, держать в качестве пленницы и никого не пускать в дом. Если Жюль вернется, просто-напросто прогнать его, и все. Один из вас двоих должен постоянно следить за прежними обитателями и за мисс Спенсер, пока я ухаживаю за больным. Но прежде всего надо послать за доктором.

— За доктором! — испуганно повторил принц Ариберт. — Ведь мы, пожалуй, будем вынуждены дать ему кое-какие для нас нежелательные объяснения?

— Вовсе нет, — возразила девушка. — Зачем? В таком месте, как Остенде, доктора слишком тактичны, чтобы задавать какие-либо вопросы, они достаточно много видят и наверняка умеют сдерживать свое любопытство. И кроме того, разве вы хотите, чтобы ваш племянник умер?

Оба были несколько удивлены ее ясным взглядом на дело, и как-то само собой вышло, что они стали послушно ей повиноваться. Нелла немедленно отправила отца за доктором и дала принцу Ариберту несколько распоряжений, которые он быстро привел в исполнение.

К вечеру следующего дня все уже шло довольно гладко. Доктор приходил и уходил несколько раз, присылал лекарство и высказывался довольно оптимистично об исходе болезни. Какая-то пожилая женщина была приглашена для уборки дома и стряпни на кухне. Мисс Спенсер держали в самой отдаленной комнате на верхнем этаже в ожидании решения ее дальнейшей участи. Обитатели этой улицы, должно быть, уже совершенно привыкли к странному поведению некоторых из своих соседей, к их бесчисленным появлениям и исчезновениям, внезапным отъездам и приездам. Эту энергичную и деятельную троицу — Раксоля, Неллу и принца Ариберта — по всей вероятности, принимали за настоящих хозяев дома, по крайней мере такого предположения ничто не опровергало.

К полудню третьего дня принцу Евгению стало заметно хуже. Нелла не отходила от него ни на минуту. Отец ее провел утро в отеле, а принц Ариберт караулил. Оба вместе никогда не выходили и по ночам по очереди дежурили.

Нелла и принц Ариберт сидели в комнате больного у окна, выходившего во двор. Доктор только что ушел. Теодор Раксоль внизу читал нью-йоркскую газету. Комнатка была слишком мала, чтобы служить приютом для августейшей особы принца Евгения Познанского. Как ни странно, но и на Неллу, и на отца ее, бывших истыми демократами, высокий сан лежавшего в горячке принца производил некоторое впечатление. Такого впечатления на них никогда не производил Ариберт. Оба они чувствовали, что тут на их попечении находится совершенно другой человек, совершенно отличавшийся от всех, кого они встречали до сих пор. Сами жесты и интонации его бреда носили характер кротких, снисходительных приказаний — импонирующее сочетание вежливости и высокомерия.

Что до Неллы, то прежде всего ее внимание привлекло великолепное «Е» с короной, вышитое на рукавах его рубашки, и кольцо с печатью на его бледной, изнеженной руке. Нельзя отрицать, что подобные внешние мелочи часто внушают не меньшее уважение, чем вещи более глубокие, но не настолько заметные. Кроме того, от Раксолей не ускользнул тон принца Ариберта по отношению к своему племяннику: в тоне этом слышалась ласковая почтительность, показывавшая, что, вопреки всему, принц Ариберт продолжал смотреть на больного как на своего государя и повелителя, обращаться к которому пристало с благоговением. Сначала этот тон казался американцам фальшивым и даже напускным, но мало-помалу они заметили, что ошибались. Если Америка и утратила монархическое чувство, оно продолжало жить в Старом Свете.

— Вы и мистер Раксоль были чрезвычайно добры ко мне, — шепотом сказал принц Ариберт, нарушая молчание.

— В чем? Как? — непринужденно спросила Нелла. — Ведь мы же и сами заинтересованы в этом деле. Оно началось в стенах нашей гостиницы, не забывайте этого, принц.

— Я не забываю, — сказал он, — я все помню. Но я не могу не чувствовать, что втянул вас в ужаснейшую путаницу. Зачем вам и мистеру Раксолю находиться здесь — вам, которые приехали отдохнуть от дел, — прятаться в странном доме, в чужой стране, подвергаться всевозможным неприятностям и риску, и только потому, что я страстно желаю избежать скандала и всякого рода толков по адресу моего племянника? Ведь вам, по существу, все равно, как низко упадет владетельный герцог Познанский в глазах всех. Что вам до того, что трон Познани станет посмешищем для всей Европы?

— Право, не знаю, принц. — Нелла задорно улыбнулась. — Но мы, американцы, имеем привычку доводить дело до конца, раз уж мы взялись за него.

— Ах, кто знает, чем оно кончится на этот раз! Все наши волнения, заботы и бессонные ночи могут ни к чему не привести. Скажу вам, что, видя Евгения лежащим здесь и думая о том, что мы не можем узнать его историю, пока он не поправится, я близок к тому, чтобы сойти с ума. В нашей власти было бы уладить дело, направить события должным образом, предотвратить несчастье, если бы мы только знали — знали то, что он один может сказать нам. Говорю вам, что я близок к тому, чтобы помешаться. А если бы еще с вами что-либо случилось, мисс Раксоль, я покончил бы с собой!