Приключения сомнамбулы. Том 2 - Александр Товбин

Алиса удивлённо: я-то слышала, что у Сорокина только мат-перемат, похабщина. Там будто бы Сталин с Хрущёвым как голубые трахаются. И едят человечину.

Света, повернувшись к Тиме, капризно: пусть и поздно, я есть хочу!

Тригорин, нервно: разве вы точно знаете время, когда произошло убийство?

Дорн: резонный вопрос. Когда я вошёл в комнату после хлопка, тело было тёплым, из раны, пузырясь, стекала кровь, а по стенке ещё сползали вышибленные мозги.

Маша вскрикивает и зажимает руками уши. Аркадина, покачнувшись, прикрывает кистью глаза, Шамраев подхватывает её под локоть.

Шамраев: доктор, говорить при матери такое!

Дорн: ах, бросьте, сейчас не до мелодрамы!

Ведущая церемонии награждения, растянув улыбку, метнулась к опустошившему тарелку Лейну: ваше любимое блюдо?

Лейн раскатисто, как стихи или «Отче Наш»: биточки «Сон»-«Сони» в подливе с нарезкой из осьминога.

Ведущая ласково склонилась к Тропову: а ваше?

Тропов не привык повторяться, трогательно-беззащитно посмотрев в камеру, соригинальничал: подлива из осьминога с биточками «Сон»-«Сони».

Тима: может быть, суфле с пуншем?

– К нам попали плёнки, вырезанные цензурой из телерепортажа о торжественном открытии торгово-развлекательного центра «Большого Ларька», который был выстроен при активном спонсорстве «Сон»-«Сони».

– Дышать нечем, задыхаемся…

– Сами жируют, а нас душат и душат… как в газовой камере…

– Гады, когда вентиляцию запустите?! – крепкий белобрысый парень в спецовке напирал на охранников Салзанова и злобно осматривался, как если бы отыскивал глазами пролетарский булыжник.

– Щадящие технологии обещали, а «евроремонт» с финским паркетом и итальянской плиткой насмарку…

– Напарили, как есть – напарили! Куда Путин смотрит? Не пущу, не пущу!.. Автомеханика, размахивавшего увесистым гаечным ключом, подхватили силачи в серо-стальных костюмах, потащили.

– Кто такой Путин? – не удержался Соснин.

– Вы, вы, Илья Сергеевич, задаёте этот вопрос? Тупые иностранцы замучили и вы туда же, – задохнулась Света.

И Алиса надулась, обиделась.

– Судебных приставов вызвали, – нахмурился, вспоминая, Тима, который пропустил мимо ушей почему-то больной для всех вопрос Соснина, – въезд буян хотел сохранить там, где фундаменты ювелирной секции. Матерился, кричал, что ему обещали нишу выгородить для въезда… кто мог обещать такое? Въезд в вонючую автомастерскую внутри экологически чистого гипермаркета?

– Давно тот рассадник грязи надо было убрать, – две негодующих морщинки обвели гладкие Алисины щёчки, – слушала у мемориальных пней концерт бардовской песни, так машины у той норной мастерской газовали туда-сюда, у певцов и так голосишки слабые, а тут ещё кувалдой – бах, бах.

– А когда резину склеивают? Вонища.

Раздался резкий хлопок.

Многие попадали со стульев, две соседние лесбиянки по лягушачьи распластались по синему ковру, одну придавил объёмистый дядька.

– Взорвали!

– Фугас взорвали!

– Чеченские террористы!

И на экране тоже люди попадали, кто лежал в зацементированных руинах, кто на розовом мраморе… Оказалось, лопнул воздушный шарик, испугавшиеся виновато вставали, отряхивались.

Света с Алисой захохотали. – Это-то зачем было вырезать, хоть отдушинка была бы в казённой скуке.

– Не хотели панику провоцировать прямым репортажем, отпугивать покупателя – всё-таки самый современный торгово-развлекательный центр, крупнейший гипермаркет; побежала по обрезу экрана белая строчка: надувается финансовый пузырь в…

– Кто вырезал, кто допустил утечку?

– Директорат «Сон»-«Сони» сначала вырезал, затем – отмашку дал на утечку! Ясно было, что «Скандалы Недели», перекупленные, на наживку клюнут, чтобы новому хозяину угодить. А нам лучшей, чем в формате скандала, раскрутки для «Сон»-«Сони» не надо! Чем громче вопят о цензуре, об удушении свободы слова, тем выгоднее – бесплатная реклама.

– И кто такой хитрый ход придумал?

Смекалистый Тима, скромно промолчав, подозвал разносчика газет.

Розовые любовницы уже поднялись и отряхнулись, обнялись, слившись воедино, медленно и неуклюже, с болтающимися кулонами-телефонами затопали на четырёх ножках к своему столику. – Вспотевший бегемотик на высоких каблуках, – усмехнулся Соснин.

– Почему… бегемотик?

– У бегемотов – пот розового цвета. Недавно в Берлинском зоопарке, когда из-за ремонта бассейна спустили воду, обнаружилось, что тёмно-коричневый бегемот, изнывавший от жары, порозовел.

– А-а-а… – две пары восхищённых глаз просвечивали Соснина.

Из типографии доставили экстренный выпуск «Коммерсанта»: портрет Белогриба в траурной рамке, рядом с портретом, в столбик – экспресс-анализ Мухаммедханова. Устам Султанович выражал уверенность в том, что самолёт подорвали адской машиной – пусть на руках у него не было доказательств, он не сомневался в причастности к преступлению спецслужб правящего режима. Соснин ещё и извернулся читать на обороте полосы, под не имевшим отношения к авиакатастрофе заголовком «Признание»: «Феликсу Гаккелю в конце концов не только удалось убедить продвинутую часть научного сообщества в роковой ошибке Эйнштейна, подвергшего мировой эфир остракизму, но и связать физику с органическими и психическими основами жизни, возвыситься над самим Спинозой, который в своей «Этике» лишь наощупь искал для душевных движений математические эквиваленты. Да, Гаккель общепризнанный победитель! Решил сложнейшие уравнения, гармонизировал дерзкую, редкостной красоты теорию «Единого Поля», не обращая внимания на насмешки коллег! От непонятого, упрямо развивавшего комплекс плодотворных идей учёного ушла жена, ушла именно тогда, когда Феликс Гаккель догадался трактовать мировой эфир как тотальный информационный ресурс»… ого! – строка оборвалась.

Так-так, Нелли ушла. Феликс – очередной покинутый.

К кому на сей раз ушла?

Тима сложил газету, передал смиренно поджидавшему Эккеру, ему не достался собственный экземпляр.

– Я видел похороны Белогриба, на Новодевичьем, – вдруг признался Соснин.

– Видели похороны, которые ещё не назначены? – три пары насмешливых глаз, – вы, Илья Сергеевич, ко всем талантам своим ещё и ясновидец?

Попал впросак? – Во сне видел, – смущённо дал задний ход Соснин.

– Да, кстати, ходите, смотрите, а где и когда вы спите? – спросила Алиса. – умеете спать на ходу?

– Я не сплю, вообще не сплю, – отвечал Соснин, соображая, что не только сглупил с ответом, но дал опять маху, не посмотрел дату на лицевой полосе газеты… и сразу подумал, – что если сейчас сплю?

Возгласы коллективного изумления, смех заглушила музыка.

На эстраду выскочили, закружились в разноцветных лучах феи, расплескивая лёгкие ярчайшие ткани.

– Танец орхидей, – шепнула, прижавшись, Света.

– Сейчас – вопрос героине нашего торжества, вылившегося в напряжённое ожидание формального закрепления её триумфа, скажите, где вы видите место женщины в современном мире?

– Везде, кроме гарема! – обворожительно заблестела большими зубами Аденька, – женщина должна любить открыто и смело… и не одного мужчину…

«Ночной клуб «Вдвоём», секс на батуте под цветомузыку» – мигнула лазерная рекламка. И – унеслась ввысь цветистым облачком, истаявшим под бликующей крышей, за деревьями висячего сада.

Вашу записку, несколько строчек… – Валечка пела, пела, глотая слёзы, а оркестранты… Околдовывали танцевальные мелодии Золотого Века, сгущалось подвижное месиво меж столами.

– Потанцуем?

Тиму со Светой поглотила качающаяся тьма.

Раскат грома, вспышка.

Дорн, удивлённо поднимает брови: Ирина Николаевна, погодите-ка. Вы сказали – ничком, раскинув руки? Но ведь вы не входили в комнату.

Аркадина, судорожно схватившись рукой за горло: я… я вижу его именно таким. Это воображение актрисы. Сердце матери, в конце концов. Что вы так на меня смотрите? Уж не думаете ли вы, что я убила собственного сына? Чего ради? Зачем?

Тригорин, отшатываясь, истерически кричит: зачем? Я знаю, зачем! Самка! Ты всегда стояла на пути моего счастья! Ты погубила меня, высосала по капле всю кровь! Паучиха!

Аркадина визгливо, с некрасивой жестикуляцией: Борис! Опомнись! Я люблю тебя больше жизни!

Алиса задумчиво, с интонациями мегеры: противно, танцуют обнявшись, воркуют, как голубки, а сама на Крит слетала с другим, шалости одни, притворяется, будто бы сильнее кошки влюбилась; или на сумасшедшее богатство позарилась?