Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

прошло, как учился, а экзамен – дело серьёзное. Хорошо, что нашёлся учебник на английском. И вообще… всё так хорошо устраивается, что даже страшно. В самых смелых мечтах он и не думал о Русской Территории. А ведь там-то уж точно до него никто не дотянется. И всего неделя ему. На всё про всё. Конечно, с ежедневными походами в их сарай и с вознёй по хозяйству ему к экзамену не подготовиться. И за Дима спокойнее. Здесь и крыс нет, и пол не земляной, а то весной Дим как начал кашлять, так всё лето почти, а застудит лёгкие… много ли такому малышу надо. А здесь… пол деревянный, кровати… даже бельё им дали. И одеяла. Две кровати вплотную, тумбочка и… всё, больше ничего в этот закуток не влезло. Он сегодня полдня вытаскивал отсюда всякий хлам, мыл, чинил проводку. Завтра, да, уже завтра, он сходит в сарай, домом-то его не назовёшь, заберёт остатки вещей и предупредит хозяина, что съезжает.

Тим поймал себя на том, что только водит глазами по строчкам, и сердито тряхнул головой. С этим со всем решено и думать нечего. За жильё и питание за неделю он заплатил. Деньги ему этот… вернул. Все. И большая сумма оказалась. Нет, надо заняться делом. Так он полночи просидит и ничего не выучит. Но помимо воли его мысли снова и снова возвращались к сегодняшнему…

…Старый Серж смотрит в упор, требовательно, даже строго, так что ни соврать, ни уйти от ответа не получится.

– Как дальше думаешь жить, Тим?

– Я… я не понял вас, сэр. Я работаю, у меня сын, что ещё? – он улыбнулся ненавидимой им заискивающей рабской улыбкой.

Неужели его хотят уволить? За что?!

– А уйдём, что тогда?

Он невольно понурился.

– Буду искать работу, сэр.

– А с жильём? Где ты сейчас живёшь?

– В сарае, сэр, – вырвалась правда. И тут же заторопился, прикрывая её. – Я печку купил, сэр, железную, так что тепло.

– Ну да, ну да, – Старый Серж насмешливо кивает. – То-то ты сына с собой таскаешь. Боишься одного оставлять, разве не так? – и сам отвечает за него. – Так. Во всё тряпьё на ночь заворачиваешь, куртку свою сверху, а сам рядом зубами стучишь, – и в ответ на его изумлённый взгляд – неужели за ним следили?! – насмешливо машет рукой. – Знаю, сам через это прошёл. Ладно, это всё мелочи, перебиться можно. А о будущем ты думал? И своём, и Дима. В какую школу он пойдёт? Ну?!

– Я уже думал об этом, сэр, – вздыхает он.

– И чего надумал?

– Ничего, сэр, – разводит он руками. – Был бы я посветлее…

– А он потемнее, – заканчивает за него Старый Серж. – Если бы да кабы… Не знаешь этой присказки? Ничего, узнаешь. Дим у тебя русский, это ты знаешь?

Он мрачно кивает. Ещё зимой догадался.

– Жить вам здесь спокойно не дадут. Дима ведь в Цветном не примут. Верно? Верно. Это раз. Тебе как белому жить не дадут. Тоже верно. И это два, – Старый Серж загибает пальцы. – А встретишь кого из своих хозяев, что тогда будет? Это три. Ну, чего молчишь?

– А что я должен говорить, сэр? – он чувствует, что начинает злиться. – Я уже думал об этом. И что из того? Я – негр и никогда не побелею. Дима я не отдам. Никому. Надо будет, если прижмут…

– Стрелять будешь, ясно, – снова перебивает его Старый Серж. – И сядешь в тюрьму, если тебя в перестрелке не шлёпнут. А Дим в приют пойдёт. Это всё тоже ясно и верно. Ладно. А уехать не думал?

– Куда, сэр? Где я смогу жить, как хочу? Скажите, сэр, я поеду. В Луизиане, Аризоне, где? Везде одинаково, сэр.

– А на Русской Территории. В России? Не думал об этом, – щурится Старый Серж.

– Кто же меня туда пустит? – удивляется он.

– Это не проблема, не бери в голову. Речь о тебе идёт. Поедешь в чужую страну? Всё другое будет. Язык, обычаи…

И он срывается.

– Я к чёрту под хвост поеду, лишь бы… лишь бы в покое оставили. И меня, и Дима.

– Понятно, – кивает Старый Серж. – Ну, смотри, Тим, не передумаешь? Назад не повернёшь?

Он устало усмехается.

– Назад – это в рабы? К хозяину под плеть?…

…Тим разгладил смятую кем-то до него страницу. Учебник старый, захватанный. И рисовали в нём, и чертили, и подчёркивали. А он, оказывается, многое, да почти всё помнит. Автомобиль, устройство, эксплуатацию, ремонт – это всё он сдаст. И покажет, и расскажет. Рассказывает он, конечно, хуже, чем делает, но… справится. А вот правила, знаки… если у русских они другие, то будет тяжело.

Вздохнул и заворочался, сталкивая с себя одеяло и кожаную куртку, Дим. Тим быстро повернулся к нему.

– Ты что?

– Пап, жа-арко.

Тим осторожно губами тронул лоб мальчика. Нет, всё обычно. Может… а ведь и впрямь здесь теплее, чем в их сарае. Он взял свою куртку и повесил её на гвоздь у двери, над пальтишком Дима.

– Так лучше?

– Ага, – вздохнул Дим, зарываясь в подушку, и вдруг рывком сел, протирая кулачками глаза. – Пап, ты где?

– Здесь я, – Тим сел на кровать и Дим сразу полез к нему на колени. – Ты чего? Ночь сейчас, спи.

– Да-а, а ты чего не ложишься?

– И я сейчас лягу.

Но Дим уже устроился у него на коленях, положил голову ему на плечо и опять заснул. Тим осторожно переложил его в кровать, укрыл. Всё, надо тоже ложиться. А то как он завтра полусонным работать будет? Тим закрыл учебник, разделся, складывая одежду на спинку кровати, и лёг. Да, на простынях, под одеялом… давно не спал. Дим не жмётся к нему, раскидывается во сне. И он сам чувствует, насколько теплее. Хорошие одеяла дали, совсем не вытертые. И не дали, а продали. Это теперь его. И простыни. Четыре штуки и четыре наволочки. Уезжать будет, то матрацы и подушки сдаст, а бельё и одеяла заберёт. И в дороге, и на новом месте будет легче. Из одежды Диму… ботинки тёплые, все говорят, что в России холодно… хотя тут загадывать нельзя. Вот сдерут с него неустойку за сарай, что съезжает, не предупредив за две недели, хотя… опять же, он не помесячно, а понедельно платил, так что можно и поспорить. А печку… печку он загонит, топчан их, конечно, стол-шкаф из ящика – это ни один дурак не купит, ну, и чёрт с ними, но печку он неплохую смастерил, на лопуха очень прилично пойдёт. Тряпьё,