Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Скажу за себя, – наконец справился со смущением Крис. – Доктор Юра, мы… мы нужны? Нет, работа наша в госпитале нужна? Или вы это просто придумали, чтобы… нам деньги платить. Есть от нас польза?
– Есть, – твёрдо ответил Аристов.
– Раз так… Россия меня спасла, русские. Значит, и я должен… Нет, не спасать, этого я не могу, хотя бы помочь.
– Я тоже… поэтому, – тихо сказал Андрей.
– На нас долг, – кивнул Эд.
Этого Аристов никак не ждал и растерялся. А они смотрели на него серьёзно и требовательно.
– Это возможно? – повторил Крис.
– Да, – наконец кивнул Аристов и твёрдо повторил: – Да.
Парни снова переглянулись.
– Извините, что мы так поздно, – решительно встал Крис. – Спасибо. Всё, что для этого нужно, вы нам потом скажете, так, доктор Юра?
– Спокойной ночи, – старательно выговорил по-русски Андрей.
И остальные попрощались по-русски, бесшумно расставляя стулья и выходя.
– Крис, – окликнул Аристов.
Крис остановился на мгновение в дверях, оглянулся.
– Спокойной ночи, Юрий Анатольевич, – блеснула мгновенная улыбка. – Всё будет в порядке.
И Аристов кивнул. Значит, об этом можно не думать. Не думать?
Их привезли сегодня днём. В тюремном «воронке». Чак и Гэб. Рабы-телохранители. Генерал Родионов предупредил и объяснил ситуацию, как говорится, дал вводную. Поэтому и отправили их сразу в отсек, где раньше лежали парни, и разместили в соседних палатах. Да, и похоже, и не похоже на горячку у спальников. У Чака парализованы руки, и в то же время вся симптоматика второй стадии. А с Гэбом… Ну, там Ивану работать и работать. Да и с Чаком тоже. Крис обещает, что всё будет в порядке, ох, кажется, у парней своё представление о порядке. Сочувствия к этой паре парни явно не испытывают. И похоже, вполне взаимно. Иван несколько часов провёл с ними, ходил из одной палаты в другую. Объяснял, уговаривал, расспрашивал, налаживал контакт. На ночное дежурство встали Крис и Эд. Ну, ладно, если что… Иван тоже собирался там ночью присмотреть. Не было же ещё такого…
Аристов наконец закрыл кабинет и отправился спать, заставив себя не зайти в тот корпус. Всё-таки психолог там нужнее хирурга.
Выйдя во двор, парни разделились. Крис и Эд пошли на дежурство, а остальные в жилой корпус.
Несмотря на ощутимо пробиравший холод Крис и Эд шли медленно.
– Думаешь, получится? – наконец спросил Эд.
– А отчего ж нет? – пожал плечами Крис. – Доктор Юра раз обещал, то сделает.
– Во-первых, ничего он не обещал, – возразил Эд. – А во-вторых, и над ним начальства хватает. Скажут, что не нужны спальники, и всё. Дескать, своих таких хватает.
– Мы ж перегорели, – усмехнулся Крис.
– Это ты свои висюльки показывать будешь, что они у тебя просто так без дела болтаются? – хмыкнул Эд. – И санитаров там и без нас навалом. Это доктор Юра нас утешает, что мы нужны, а на деле…
– Любишь ты себя пугать. Ещё не замахнулись, а ты уже синяки пересчитываешь. Здесь я не останусь. С госпиталем не возьмут, сам буду пробиваться.
В темноте блеснула улыбка Эда.
– Сказать тебе, почему ты в Россию намылился?
– Заткнись.
Крис сказал это спокойно, даже лениво, но Эд почувствовал, что оказался на грани, за которой уже не драка, а убийство, и смолчал.
У самых дверей от стены отделилась тёмная тень.
– Я уж заждался вас.
– Джо? – удивился Эд. – Ты чего не дрыхнешь?
– Я – Джим. Вас жду.
Джо и Джим всегда ходили вместе. Одногодки, оба негры, круглолицые, с одинаковыми причёсками, оба джи. Их многие принимали за близнецов. И даже звали одним именем: Джо-Джим.
– Чего тебе? – спросил Крис.
– Вас предупредить. Вы с этими двумя поосторожнее. Они – палачи. Оба. И горят, когда не убивают.
– По-нят-но, – протянул Эд.
– Спиной к ним не поворачивайтесь, – продолжал Джим. – И, если что, вырубайте сразу насмерть. Они хуже цепняков.
– Слыхал я о таких, – задумчиво сказал Крис. – Ладно, спасибо, что предупредил.
Джим кивнул и исчез, растворился во тьме. Крис и Эд переглянулись и молча вошли в корпус, быстро прошли в отсек, где когда-то сами лежали. Сейчас все палаты пустовали. После Дня Империи больше спальников не привозили. Из той четвёрки остался в госпитале только Новенький, а те трое, встав из «чёрного тумана», ушли. И вот теперь эти двое.
В дежурке – в их отсеке была своя, отдельная – за столом дремал над журналом Жариков. Крис и Эд молча, бесшумно двигаясь, надели глухие халаты санитаров. Затягивая пояс, Крис подвигал плечами, проверяя свободу движений.
– Кулаками махать не придётся, – вдруг сказал Жариков. – Они спят.
Крис и Эд переглянулись. Способность доктора Ивана всё видеть с закрытыми глазами и понимать так, будто… будто сам был одним из них, уже не удивляла. Но всё-таки…
– Иван… Дор-ми-тон-то-вич, – почти не спотыкаясь, выговорил Крис, за что Эд поглядел на него с явным уважением, – вы им дали снотворного?
– Дал, – с удовольствием кивнул Жариков. – Молодец, Крис, хорошо получается, – продолжил он по-русски и тут же перешёл на английский. – Эд, ты всё понял?
– Я понимаю лучше, чем говорю, – медленно, но без ошибок, ответил по-русски Эд.
И дальше они говорили то по-английски, то по-русски. Ведь главное – это понимать друг друга.
– Они… не сопротивлялись?
– Нет. У Чака нет на это сил. А Гэб, – Жариков невесело улыбнулся, – не хочет сопротивляться.
Эд понимающе кивнул.
– Он боится гореть, так?
– Так, – ответил за доктора Крис. – У Чака уже «чёрный туман», – и тут же поправился: – депрессия?
– На грани, – ответил Жариков. – И боль, и паралич.
Эд с сомнением покачал головой.
– У нас ни у одного так не было.
– Это похоже, но не то же самое, – Жариков отложил журнал. – Парни, если я сейчас вас кое о чём спрошу…
– Я отвечу, – сразу сказал Крис.
– И я, – кивнул Эд. – Что вы хотите узнать, доктор?
– Про горячку, да? – догадался Крис.
– Верно. Боль локализована или разлита?
– Начинается с очага, – задумчиво ответил Крис. – А когда выгибать начнёт, то уже ничего не соображаешь.
– Да, – согласился Эд. – Засвербит, задёргает…
Поочерёдно, помогая найти нужные слова, поправляя друг друга, они восстановили почти полную картину болевого периода. И получалось, что и боль, и жжение сконцентрированы в гениталиях, в мошонке, член мало болит, нет, так же, но не сразу, после начинается, а в начале, когда только дёргает, работой всё можно снять, но если пропустил этот момент, то всё, терпи уж до конца.
– А у них, значит, руки, так, доктор?
– Да, – кивнул Жариков. – У Чака руки. Надо бы расспросить, как шёл процесс, но он не
