Закон Фукусимы - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом я увидел, как черная полужидкость, некогда бывшая мечом Виктора, перетекает в «Бритву», точно в сосуд, – и тут ж почувствовал, как увеличивается вес моего ножа. При этом его размеры оставались прежними, лишь цвет сияния менялся. Он становился темнее, постепенно становясь похожим на свет космической черной дыры, которая втягивает в себя все – космическую пыль, метеориты, кометы, пространство, время… Разумеется, я никогда не видел черной дыры, но представлял себе ее именно такой – равнодушной убийцей, в которой не было, да и не могло быть ничего светлого…
Наконец это прекратилось. Мои руки, дрожавшие от напряжения, упали вниз. Причем в левой больше не было ничего. Зато в правой по ощущениям находился не нож, а как минимум топор.
Я опустил взгляд.
Это была та же самая «Бритва».
По форме…
И только.
Сейчас я словно держал в руке боевой нож, откованный из обжигающе-студеного космического мрака. Его даже держать было больно, жуткий холод жег кожу. А еще его абсолютная, непроницаемая чернота притягивала взгляд. Хотелось смотреть и смотреть на «Бритву», причем на самый кончик клинка. Я поймал себя на том, что непроизвольно моя рука поднимается вверх, и при этом острие ножа направлено мне в глаз.
– Твою ж Зону… – выдохнул я, с усилием отводя взгляд от моего ножа, который теперь казался чужим настолько, что мне остро захотелось его выбросить.
Однако мое желание не совпадало с желанием «Бритвы». Ее привычки никуда не делись. Я аж невольно застонал, почувствовав, как ледяная рукоять пробивает кожу ладони и начинает втягиваться в мою руку. Если раньше было похоже, что в твою верхнюю конечность, раздвигая мясо и кости, влезает кусок металла, то сейчас к этому незабываемому ощущению прибавился адский холод, к которому, как я понимаю, мне теперь предстояло привыкать.
– Т-т-твою ж Зону, – повторил я, чувствуя, что замерзает не только кисть и предплечье, но и плечо, и шея… Холод распространялся выше, еще немного и, того и гляди, в ледяную статую превращусь…
Но до этого не дошло. Видимо, поняв, что ходячие ножны того и гляди дуба дадут от эдакой быстрой заморозки, «Бритва» перестала распространять свои ледяные эманации на мою тушку и, проникнув в предплечье полностью, морозить его прекратила. Правда, легче она после этого не стала – собственный вес ножа плюс тяжесть меча, интегрировавшегося в мой нож, никуда не делись.
Я посмотрел, как стремительно затягивается на моей ладони бескровная рана, оставшаяся после проникновения «Бритвы», сжал руку в кулак, разжал…
Нормально, на функционал конечности новая ипостась моего ножа отрицательно не повлияла. Ладно. То, что рука стала весить вдвое против обычного, – перетерплю, а потом, глядишь, и привыкну. Деваться-то некуда. Теперь, помимо ками древнего японского воина, мне придется таскать в себе ками Виктора Савельева, а также его меч, который за многие века перемочил кучу народа. Сюрреализм какой-то. Если начать все это вдумчиво осознавать, то реально можно свихнуться. Поэтому ну его на фиг. Меньше думаешь – лучше спишь.
* * *Хоронить Савельева не пришлось – пока я переживал по поводу его смерти, принудительная вентиляция разогнала почти всю мелкую пыль, оставшуюся от тела. Мне осталось лишь постоять немного над местом гибели Виктора, отмеченном кучкой смятой черной одежды, мысленно попрощаться с ним – и направиться в арсенал. Переживания переживаниями, но, думаю, сюда скоро нагрянет местная полиция (или что тут у них вместо нее?), понявшая, что паучье стадо не очень хорошо справилось с проблемой. Точнее – ровно наполовину.
Исходя из этого, долго задерживаться в арсенале не стоило. А хотелось, так как выбор оружия тут был внушительный. Но я уже успел прикинуть, что именно мне нужно, потому искал именно это.
И нашел довольно быстро.
Я уже успел оценить, что обычные автоматы с пистолетным патроном местным мутантам практически по барабану. Кстати, тема общая с Чернобыльской Зоной, где рулят пулеметы, старые автоматы АК калибра 7,62 и охотничьи ружья с их колоссальной убойной силой. Однако таскать с собой по коридорам подземелья тяжелый и громоздкий пулемет – так себе занятие: устанешь быстро. Автоматов Калашникова в этом арсенале просто не было. Зато я приметил интересную штуку, которая вполне подходила для разборок с местными экстремально живучими мутантами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Это было охотничье помповое ружье с коротким стволом и коробчатым двухрядным магазином на двадцать патронов, который был потолще однорядного, но при этом значительно короче для такой емкости. Вкупе с тактической пистолетной рукоятью, снабженной системой гашения отдачи, ружье производило впечатление мощного агрегата, предназначенного именно для борьбы со всякими тварями в подземельях и узких коридорах.
Конечно, вес охотничьего боеприпаса серьезно проигрывает легким автоматным патронам, которых по этой причине можно взять с собой побольше. Но, с другой стороны, если современный промежуточный патрон разработан не столько для убийства, сколько для выведения из строя противника, то охотничья экспансивная пуля – это именно орудие летального предназначения, оставляющее в биологической цели широченный раневой канал, в подавляющем большинстве случаев несовместимый с жизнью. И там, где автоматные пули будут безуспешно ковырять бронежилет противника, охотничье ружье на короткой дистанции если не пробьет, то вомнет броник в тушку врага, ломая ребра и разрывая внутренние органы. И с толстенным кожистым либо хитиновым панцирем мутанта тоже справится, проверено не раз в различных Зонах Розы Миров.
Помимо этого ружья я больше ничего не взял, кроме двух запасных магазинов к нему, снаряженных экспансивными пулями. Кто таскал на себе сотню охотничьих патронов двенадцатого калибра, поймет, о чем я. Вместе с ружьем вес, мягко говоря, не детский. Но жить захочешь – и такое попрешь за милую душу.
Магазины я разместил в специальных кобурах на тактическом поясе, найденном тут же. Броник брать не стал – в моем костюме, который приехал со мной еще из Чернобыльской Зоны, имелись встроенные бронепластины. Не особо толстые, однако пистолетную пулю удержат – и на том спасибо. С учетом, что местные предпочитают компактные автоматы именно под пистолетный патрон, надеюсь, этого хватит. Можно было, конечно, взять годный бронежилет, который и винтовочную пулю «припаркует», их тут было навалом, но, с учетом веса патронов, тащить на себе дополнительные десять кило – то еще удовольствие. Двигаться будешь, точно беременная черепаха, а мне сейчас крайне важна мобильность.
Экипировавшись таким образом, я сверился с планшетом, у которого заряда оставалось всего пятнадцать процентов. По ходу, скоро придется идти по памяти. Хотя, судя по карте, красный сектор был уже не слишком далеко – пройти производственную зону, а дальше и до загадочных Троих недалеко.
Покидая арсенал, я еще один огнемет с собой прихватил, правда, использовал его сразу же, как вышел за ворота. Все четыре ракеты выпустил в то место, где лежала одежда Савельева с оставшимися в ней частичками его праха. Огненное погребение, на мой взгляд, вещь оптимальная. И гнить нечему, и никакая ученая паскуда не возьмет твой биоматериал, чтобы ставить на нем свои опыты.
Отбросив опустевший пусковой блок, я взял ружье на изготовку и пошел туда, куда указывала карта. Вот только использовать оружие было не на ком – подземные коридоры были по-прежнему пусты.
Я шел и думал. Зачем я иду? Куда? Виктор погиб – ради чего? Японская мафия послала меня узнать, почему накрылся медным тазом их бизнес. Послала, наняв за сто миллионов иен (до сих пор не знаю, сколько это в пересчете на знакомые мне деньги). Офигеть мотивация – с учетом, что деньги мне вообще по барабану. Ладно, я должен был помочь Савельеву. Но Савельева больше нет. Так зачем мне вот это все? Ради моего Предназначения, которое то ли правда есть, то ли я его себе выдумал, чтобы оправдать свою маниакальную тягу к убийству?
Но тут внезапно мою правую руку пронзила нешуточная боль, словно внутри нее зародилась молния, которая шибанула вверх, пронзила локоть и плечо и ударила прямо в мозг так, что у меня в глазах потемнело. И в этой темноте ярко засияли беззвучные слова, словно вырезанные во мраке лучом цвета чистого неба.