Закон Фукусимы - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"

И тому была еще одна веская причина.

– Ты не пройдешь, – сказал повар. – Никто не проходил, хотя за семьдесят лет пытались многие. Раньше их головы с вынутыми мозгами вывешивали на центральной площади Нового Пинфана. Потом перестали. Зачем, когда Трое контролируют почти всех жителей города?

– Почти? – уточнил я.

– За особенно доверенными лицами следят меньше, чем за остальными, и мы научились изменять сигналы, которые идут от вживленных в нас устройств в аналитический центр. Но разговор сейчас не об этом. Я отдам все, чтобы ты прошел хотя бы первый уровень красной зоны. Если не пробовать вновь и вновь, Трое скоро будут править всем миром. А этого допустить нельзя.

И он правда отдал многое. На мой взгляд, даже больше, чем мог бы отдать любой другой человек.

Скопировать его лицо оказалось несложно – я уже неплохо набил на этом руку. Сложнее оказалось другое. Выяснилось, что, дабы миновать ворота первого уровня, нужно пройти через сканер сетчатки глаза и приложить руку к устройству распознавания рисунка папиллярных линий ладони.

И мы решили эту проблему. Надеюсь, что решили. Потому что иначе я через пару минут просто останусь лежать перед воротами, преградившими коридор, в виде куска обгорелого мяса: над двумя мощными стальными створками торчали два пулеметных ствола, меж которыми был виден еще один, пушечного калибра. Правда, для пушки он был слишком тонкостенным. А вот для танкового огнемета – в самый раз.

На мне был белый халат, белые штаны, белый поварской колпак, накрахмаленный до стоячего положения. Ни пятнышка, ни лишней складочки. Идеальный повар для персон, готовящихся править миром.

Забавно, но меня совершенно не волновала перспектива близкой смерти. Просто совсем недавно я отлично покушал – повар и правда был большой мастер, и могу с уверенностью сказать, что я отродясь не ел настолько вкусной курицы в кисло-сладком соусе с жареной лапшой и пельменями. Разумеется, все это были отдельные блюда, но я по-варварски свалил их в одну тарелку и оторвался так, что аж за ушами трещало. А еще действовали какие-то китайские отвары на травах, которыми меня напоил Чжанцин. Потому могу с уверенностью сказать, что еще ни разу в жизни я не шел на верную смерть с таким офигенным настроением.

Перед воротами я остановился и, как научил повар, отвесил стальным створкам глубокий поклон. Стволы пулеметов шевельнулись, и я прям всей своей тренированной шкурой почувствовал, как на мне скрестились линии выстрелов.

– Подойди, – прозвучал откуда-то с потолка механический голос. – Приложи глаз к сканеру.

Я подошел. И приложил. Только не свой, а тот, что все это время был зажат в моем кулаке.

Глаз повара, который Чжанцин извлек из глазницы старого друга по его настойчивой просьбе.

– Иначе он не пройдет, – сказал повар, кивнув в мою сторону. – Можно обмануть камеры, изменив лицо, но я сильно сомневаюсь, что Снайпер сможет скопировать рисунок радужной оболочки.

Он был прав. На все сто процентов. Я сымитировал, что сам смотрю в глазок, вмонтированный в стену возле ворот, приложив к нему чужое осклизлое глазное яблоко, после чего быстро сунул его под тканевую салфетку, которой была прикрыта посудина с крем-супом.

– Тест пройден. Теперь руку, – скомандовал голос.

Из стены выехала панель с углублением в виде ладони, куда я аккуратно опустил свою. Очень аккуратно, так, чтобы не сместилась кожа, снятая с руки повара. Я пытался настаивать, мол, попробую скопировать папиллярные линии. И я даже попробовал… Но у меня ни черта не вышло. Одно дело – послушное мясо на морде подправить, и совсем другое – мельчайший рисунок на коже.

Тогда Чжанцин скальпелем снял кожу с руки повара. Всю, начиная с запястья, как перчатку. Я пытался протестовать, мол, может, только с ладони…

– Отклеится, – покачал головой повар. – Рисковать нельзя. Снимай все.

Ощущение чужой кожи на руке было страшным. Я его никогда не забуду. Такая жертва не забывается. Какой же всепоглощающей должна быть ненависть этих людей, которые совершенно спокойно могли пойти на такое… И какой же неподъемной тяжестью ложился на мои плечи груз принятия этой жертвы. Ведь если я не сделаю все возможное и даже больше, значит, этот человек зря стал инвалидом…

– Не грусти, – улыбнулся он мне напоследок, подмигнув единственным глазом. – Нас уже ищут. И, думаю, найдут быстрее, чем ты доберешься до Троих. Но мы не дадимся им в руки. Ты же знаешь, Чжанцин умеет заваривать чаи, которые дарят долгий сон. В том числе и вечный.

Когда я уходил, Чжанцин как раз этим и занимался – засыпа́л в чайник какую-то желто-серую труху, пахнущую земляными грибами. Думаю, это и был тот самый чай, который дает гарантированную, вечную независимость от сильных мира сего…

– Тест пройден, – проговорил над моей головой механический голос. И следом в разные стороны бесшумно разъехались стальные створки ворот толщиной в полметра каждая, а я аккуратно толкнул свою тележку вперед…

Повар рассказал мне, что будет дальше. Согласно его инструкции, я вошел, сделал шаг вбок и три раза поклонился, с каждым разом все ниже. Так я, типа, отдавал дань уважения Троим – Старшему, Среднему и Младшему.

Ну и встречающему в придачу.

Это был рослый детина, для японца – аномально рослый, так как богатыри ростом с меня среди азиатов встречаются очень нечасто. Чжанцин назвал его биороботом. Похоже на то. Он словно весь состоял из мышц, которые не мог скрыть просторный белый халат, оттого пистолет-пулемет в поясной кобуре смотрелся на нем игрушечным.

Не отреагировав на мои поклоны, амбал подошел к тележке, сдернул с нее белую салфетку, приподнял крышку посудины – и задрал брови кверху.

– Это что?

Признаться, я думал, что глаз повара утонет в крем-супе. Ошибся…

– Глаз.

– Зачем?

Я пожал плечами.

– Для разнообразия. Типа вишенки на торте.

Амбал скривился, потом, откинув полу халата, завел руку за спину – и достал оттуда нож, похожий на небольшой меч.

– Ты что, с поверхности только что свалился? Перечитай инструкцию. Трое ненавидят сюрпризы.

– Хотел как лучше, – негромко сказал я, оглядываясь вокруг и оценивая обстановку.

Ага. Четыре автоматических пулемета под потолком. Над ними – видеокамеры, фиксирующие каждое движение. И прямо над головой – раструб. Думаю, того же предназначения, что и над воротами. Пойди что не так – пулеметы начнут крошить в кровавый винегрет все, что шевелится в этом помещении, а огнемет щедро приправит все это жидким пламенем.

Правда, было одно но, которое, возможно, могло бы меня выручить, если что-то пойдет не так.

Существенное но.

Один из моих навыков, которым я так давно не пользовался…

Амбал прищурился, намереваясь одним движением подцепить глаз повара на кончик ножа и выкинуть из посудины, как я бросился к нему с воплем:

– Нет! Не надо!! Остановитесь!!!

Амбал от такого поворота слегка прифигел. Застыл на месте, перевел на меня недоуменный взгляд, пытаясь сообразить – может, будет правильнее не в мертвый глаз ножом тыкать, а в живой? Похоже, этот повар от жизни под землей умом тронулся. Психушки в Новом Пинфане нет, так что придется лечить заболевшего быстро и радикально.

Все это было написано на застывшем лице амбала. Да. Именно – на застывшем! Потому что сейчас я, сделав неимоверное волевое усилие, очень ярко, образно, в красках представил свой тотем – образ мантикоры. Жуткого чудовища, некогда убитого моим учеником.

Это было нечто вроде зажигания, запускающего процесс ускорения моего личного времени, в результате которого для меня замедлялось время вокруг. И чем ярче я представлял эту кошмарную тварь, тем сильнее я ускорялся.

А сейчас я представил ее особенно ярко – возможно, благодаря энергетическому отвару, которым напоил меня Чжанцин.

И время замедлилось!

Я же стал быстрее.

Намного быстрее этого медленного, тягучего времени, которое вот-вот, того и гляди, вообще остановится…