Медвежьи сны - Светлана Смолина

– Вот, – сказал папаша и заискивающе посмотрел примадонне в глаза. – Это Витька.

– Здравствуй, Витька! – рассеянно ответила Маруся и собралась пройти мимо к служебному входу.

– Он вам одну вещь сказать хочет.

– Автограф попросить? – сострила она и помрачнела, заметив за спинами собеседников, как Филька бесцеремонно метит урну возле ресторана. – Отойди под дерево, балбес! Ты вообще соображаешь, где можно писать, а где нет? Еще раз – и домой не пущу!

Отец с сыном переглянулись, а Филька неторопливо завершил свои дела и снисходительно улыбнулся хозяйке. «Чего орать-то? Как будто я тут один отметился! Вон, слушатели твои регулярно…»

– Что, Витька? – Маруся вернулась взглядом на ближний план. – Что ты хотел сказать?

– Он на гитаре хочет научиться! – Отец пихнул молчащего сына в спину. – И еще ему бы английский подтянуть.

– Замечательное желание, Витя! – вежливо согласилась она и взглянула на часы. – А мне в гримерку пора. Времени мало.

– Да-да, – заторопился заботливый родитель, встряхнув молчащего отпрыска за плечо. – Так вы возьметесь его учить?

– Чему?

– Игре на гитаре и английскому.

– Э-э-э?

Маруся на миг зажмурилась и снова открыла глаза. Витька и мужчина никуда не девались, Филька метил очередное дерево, возле входа в ресторан толпились еще трезвые люди.

– Я хорошо заплачу, – уверил ее обеспеченный отец и снова дернул Витьку. – Он будет стараться.

– Да я в жизни никого не учила! – Маруся провела ладонями по лицу, но и на этот раз мужчина и ребенок не исчезли. – Даже собаку не могу научить хорошим манерам. И гитары у меня нет.

– Гитара есть у нас! – наконец подал голос Витька и тут же покраснел и смутился, уставившись куда-то в район сползшего с живота ремня.

– И учебники по английскому тоже, – добавил папаша, чье имя ей неожиданно вспомнилось.

– А если я не справлюсь, Олег? – засомневалась Маруся и поискала поддержку в глазах подошедшего Фильки.

Пес Филька улыбнулся, почти счастливый папаша улыбнулся, и даже сын Витька попытался спрятать кривую улыбку. Маруся вскинула брови, нахмурилась на циферблат и, удивляясь сама себе, предложила обоим прийти завтра в середине дня, чтобы разобраться в Витькиных склонностях к музыке и языкам. Филимон с умным видом покивал и тщательно обнюхал обоих. Завтра ему предстояло работать хозяйкиным секьюрити, и сомнительные штаны парнишки уже сегодня вызвали у него подозрения. Но обрадованный отец перестал замечать пса и с восторгом рассказывал Марусе, каким горячим поклонником ее творчества является с первого же выступления в ресторане. Он проводил ее до самого служебного входа, галантно придерживая за локоть, а потом назвал цифру, от которой ей стало дурно. Так высоко свои несуществующие преподавательские таланты она не ценила. Маруся стала отказываться, но он расценил ее отказ как торг и тут же увеличил почасовую оплату еще на четверть.

– Я согласна, согласна! – испугалась Маруся, прячась за дверью. – Приходите завтра в три.

И, начиная со следующего дня, в ее доме два раза в неделю стал появляться светловолосый Витька с гитарой и пачкой английских учебников, а позже – такой же светловолосый Олег с неизменными цветами, пирожными или конфетами и конвертом с хрустящими купюрами. Филька относился к гостям снисходительно, но в глубине души не одобрял впустую потраченных на мальчишку трех часов. И уж тем более не одобрял церемонного чаепития с его отцом на просторной Марусиной кухне. Здесь в свободное от гостей время они с хозяйкой лениво жевали «Одесскую» колбасу, отламывая кусочки от кружка, и разговаривали обо всем на свете, и Филька резонно считал это место почти священным.

Витька, несмотря на расхлябанный внешний вид и странную мрачность взгляда, как у Чайльд-Гарольда, был прилежным и заинтересованным учеником, и она с удивлением открыла в себе дотоле спящий преподавательский дар, а Филька даже перестал волноваться о его странных мешковатых штанах.

От Олега пахло по-женски сладким одеколоном, он одевался с подчеркнутым шиком и прилагал массу усилий, чтобы рассмешить ее, и, когда Маруся отворачивалась, смотрел жадными глазами без тени дружеского участия. Но хозяйка явных признаков раздражения или симпатии не проявляла, поэтому пес ограничился наблюдением за гостем, уронив тяжелую голову на лапы, и с нескрываемым облегчением вздыхал, когда дверь за ним закрывалась, а она шла на кухню, ставила чашки в посудомоечную машину и спрашивала: «Тортик хочешь? А то мне придется скоро гардероб менять!» От вкусностей он никогда не отказывался, спасая хозяйку от лишнего веса и напрасных трат в магазинах модной одежды.

Как-то, провожая засидевшегося Олега после занятий до двери, Маруся заметила заинтересованное лицо соседки по этажу и представила, какие сплетни порождают эти визиты у вездесущих городских кумушек. Сначала хозяин, теперь этот герой-любовник, живущий на грани развода и решивший приударить за столичной штучкой. Маруся сурово посмотрела на соседку, та пискнула «добрый вечер!» и исчезла в недрах своей квартиры.

– Тебе не стоит сюда ходить, – понизив голос, сказала она. – Витька уже не маленький.

– Слишком взрослый, ага! – откликнулся Олег и покосился на соседскую дверь. – Я же не из-за него хожу.

– Тебе тоже нужен английский?

– Мне нужен русский, человеческий, как у тебя. В этом городе и поговорить-то не с кем.

– Так уж и не с кем! Сорок тысяч человек и все молчаливые? – Маруся забавлялась, стараясь не дать ему разоткровенничаться в лифтовом холле. – А по мне, так слишком много болтунов.

– Нам с тобой нет до них дела, – скривился мужчина, самонадеянно объединив их в клан заговорщиков. – Пусть болтают.

– Мне бы не хотелось… – начала Маруся, но он впервые за два месяца вдруг проявил решительность и обнял ее.

– А мне бы очень хотелось, Маша. И если ты позволишь…

Маруся сто лет не ходила на свидания. Да что там сто, целую тысячу, и чувствовала себя рядом с этим молодым мужчиной, возомнившим себя влюбленным героем под балконом прекрасной дамы, почти феей Морганой. Ей странно было давать «разрешение» мужчине на форсирование отношений. «Можно я тебя провожу? А если я тебя обниму? Ты позволишь себя поцеловать?» Она никогда раньше не слышала подобных вопросов. Ее смущала и в то же время умиляла осторожность Олега, будто она была хозяйской вазочкой, которую слуга панически боялся разбить. Маруся посмотрела на него с легкой улыбкой и благосклонно позволила то, о чем он попросил.

В понедельник она заехала в детский дом, выставив Фильку на улицу со словами «погуляй, вечером заберу у ресторана», и под завистливыми взглядами нескольких десятков глаз усадила Машу в пассажирское кресло, застегнула на ней ремень безопасности и, красиво развернув машину на площади, умчалась в сторону центрального проспекта. Девочка настороженно молчала, смотрела в окно и только изредка косилась на женщину ярким голубым глазом.

– Мы не поедем в местное ателье, – объявила Маруся уже на выезде из города. – Давай сгоняем в областной центр? Там выбор услуг больше и несколько магазинов ткани.

Маша осторожно кивнула и снова отвернулась к убегающему назад пейзажу. До областного центра они доехали быстро, обгоняя плетущиеся грузовики и проржавевшие машинки, выпущенные еще в семидесятых годах. К концу поездки девочка осмелела, рассматривала приборную панель, победно улыбалась людям в остающихся далеко позади машинах и даже стала подпевать прорвавшемуся сквозь помехи «Русскому Радио».

– Ты любишь петь?

– И рисовать, и еще танцевать, – охотно откликнулась она.

– А я рисовать не умею, а танцевать тоже люблю. Но давно не танцевала.

– Мне нравится фильм «Шаг вперед» про танцы.

– А мне соревнования по бальным танцам.

– Бальные танцы – это вчерашний день! – сморщила носик Маша.

– Да я тоже… вчерашний день.

– Нет. – Девочка внимательно осмотрела ее и покачала головой. – Вы красивая, и у вас все будет хорошо!

– Ты думаешь? – ухватилась за эту мысль Маруся. – Как бы я хотела…

– Если очень хотите, то получится, – убежденно сказала Маша.

– А ты чего хочешь сильнее всего?

– Маму с папой, – просто ответила та и подергала ремень безопасности на плече. – Чтобы у нас с братом снова была семья. Только мое желание не сбудется.

– Кто знает…

Девочка потемневшими глазами посмотрела на Марусю, словно пыталась понять, не смеется ли она, заявляя такие глупости. Женщина за рулем не смеялась, скорее печалилась и думала о чем-то своем, глядя на дорогу и в то же время куда-то гораздо дальше. Но машина шла ровно на высокой скорости, в салоне негромко играла музыка, Маруся молчала, и Маша решила, что ее спутница малость не в себе, и снова повернулась к окну.

В ателье Марусиной просьбе не удивились и сразу же показали посетительницам образцы тканей, из которых только один оказался подходящим. Та самая клетка, красно-сине-белая, как и предположила Маруся, привлекла к себе внимание девочки.