Капойо (СИ) - Иолич Ася

– Здравствуй, кирья, – сказала она, пытаясь незаметно наклониться носом к плечу. – Пусть этот день будет нам во благо.

– От тебя пахнет сеном, – сказала Гелиэр, вздыхая. – Мне очень нравится. Мои духи пахнут как раздавленный жук на лепестках роз, и я не могу ими пользоваться. Хорошо, что отец привёз мне только маленький флакон.

– Привёз? – заинтересовалась Аяна. – Откуда?

– Отсюда. Из Ордалла. Тут много лавок, которые торгуют духами и разными притираниями для престарелых дам. Моя дэска пользовалась кучей разных баночек. Её отпускали на две недели каждый год к родным. Отец ехал по делам сюда и брал её с собой, а потом по дороге домой забирал. Она как-то сказала, что здесь можно найти вообще что угодно, и даже то, что нельзя, если хорошенько поискать.

– Кирья, мы едем к портному сегодня.

– Мне не хочется. Может, погуляем в парке, как вчера?

Аяна тоскливо огляделась. Это унылое настроение Гелиэр передавалось и ей. Она чувствовала подступающую к душе серую хмарь и уже из последних сил боролась с ней.

Она села рядом с Гелиэр.

– Знаешь, кирья, что мы сейчас сделаем? Мы сейчас спустимся вниз и поедем к портному с тем сундуком, который должна была достать Видана. Тебе сошьют новые платья, а на меня подгонят старые. А потом мы пойдём в лавку с духами, и ты найдёшь себе что-то более приятное, чем жук, раздавленный на розе. Я сейчас причешу тебя, переоденусь, и мы поедем, хорошо?

Экипаж, в котором их вёз Илойте, ехал так мягко, что Аяна по дороге в мучительных подробностях вспомнила все колеи Арная от самого постоялого двора, где её оставил Уно, до Ордалла. Ей показалось на миг, что каждая из колдобин на этом пути зелёного фургона выбила какие-то мелкие камешки, составлявшие основу её душевного равновесия. Красивая вороная кобылка везла небольшую лёгкую коляску к центру города, полупрозрачные шторки скрывали их с Гелиэр от всего окружающего мира, а мир размывали, делали невесомым и смутным, оставляя от него лишь гулкое цоканье подков по мостовой, крики бранившихся извозчиков, запахи из таверн и кухонь и невнятные очертания домов.

Гелиэр сидела, не проявляя никакого интереса к тому, что было снаружи этого их ограниченного занавесками кусочка мира.

– Приехали, кирья, – сказал Илойте, спрыгнув с облучка и предлагая руку Гелиэр. – Позволь помочь тебе спуститься.

Гелиэр мягко кивнула и вышла, опираясь на его руку, в то время как Аяна, осторожно подобрав полы халата с птицами, сошла на мостовую, удручённо глядя на носки своих туфель с нашитыми кусочками ткани. На сцене, в сумерках, они смотрелись почти как настоящие атласные туфельки какой-нибудь кирьи, но сейчас она видела, насколько убогими они казались в этом рассеянном дневном свете.

Она торопливо опустила нижние юбки и оправила подол кафтана с птицами, следуя за Гелиэр. Широкая застеклённая дверь звякнула колокольчиком, и в последний миг, входя, она обернулась посмотреть, куда же всё-таки они приехали. Судя по высоте домов и огороженным коваными решётками деревьям на дорожке для пеших, это была одна из центральных улиц города.

Невысокая женщина в очень ловко сидящем платье ходила вокруг Гелиэр, с которой снимали мерки сразу три девушки-катьонте.

– Твоё платье хорошо пошито, кирья, но я могу предложить тебе кое-что получше и поизящней, – говорила она, и ещё две девушки приносили откуда-то сверху кожаные мешки с рулонами тонкой седы и гладкого хлопка, связки лент, кружева, небольшие пуговицы из перламутра.

Аяна пыталась следовать за мыслью портнихи, но та говорила, не замолкая, цепляя слова одно за другим, как петли кружев, которые плели на маленьких веретёнцах правнучки олем Ораи, и выражалась какими-то особо витиеватыми фразами, так что Аяна быстро сдалась и лишь кивала или качала головой, когда девушки разворачивали очередной рулон, прикладывая его перед зеркалом к груди Гелиэр. Хотя и это навряд ли имело какой-то смысл, потому что Гелиэр равнодушно трогала ткани, которые ей предлагали потрогать девушки, так же безучастно крутилась перед зеркалом, когда её просили повернуться, а портниха, подняв бровь, делала пометки, опираясь, по всей видимости, на собственный вкус.

– Что-то госпожа твоя невесёлая, – шепнула одна из катьонте. – Того и гляди, расплачется.

Гелиэр была слишком хорошо воспитана, чтобы плакать на людях. Она старательно улыбалась, когда катьонте расхваливали её прекрасный цвет глаз и стройную талию, но слишком знакомой была затаённая печаль в этих больших ярко-голубых глазах, казавшихся ещё больше и ярче на золотистой коже, в обрамлении чёрных ресниц.

Наконец портниха сделала все необходимые пометки в большой тетради. Гелиэр оставили в покое, две девушки усадили её за полупрозрачную занавеску с чашкой ачте, в то время как ещё две за ширмой раздели Аяну до нижней сорочки с такой скоростью, что она не успела ничего понять, не то что сказать. На неё ловко накидывали платья, подкалывая булавками, замеряя лентой, она лишь вертелась, поднимая руки и выпрямляя спину, а портниха записывала мерки и пометки в свою большую тетрадь. Аяна успела заметить, что платья, которые она примеряла, были из гораздо более скромных тканей, проще или темнее тех, что предлагали Гелиэр. Харвилл говорил ей как-то, что дома, в часы, свободные от визитов, дамы кирио носят как раз такие. Это была как раз та часть повседневного быта больших домов, которая скрывалась от неё, пока она ехала в зелёном фургоне с труппой Кадиара, и теперь Аяна с любопытством рассматривала наряды.

Портниха покусывала оправленный в дерево грифель, удручённо глядя на корсаж очередного платья, на этот раз синего, когда прозвенел колокольчик входной двери.

– Займитесь тут, – сказала она девушкам, выходя из-за занавески к приехавшим.

Аяна встревоженно всматривалась в силуэты за занавеской.

– Моя кирья там одна, – шепнула она девушкам.

– Не тревожься, это только для дам, – тихонько хихикнула одна из катьонте, отдавая Аяне рубашку. – Тут всем заправляет Аплайя, хотя хозяином и числится Летилл. Мужчины с этой стороны не заходят.

– Как у вас строго, – шепнула Аяна.

– А то, – наклонила голову на бок катьонте.

– Послушай, не могла бы ты как-то передать, чтобы мне сделали корсажи чуть свободнее? – спросила Аяна, видя благожелательный настрой девушки. – У меня было платье, которое, клянусь, мечтало меня убить, правда, я до сих пор не знаю, чем перед ним провинилась. Я не переживу, если хоть один из этих красивых нарядов заузят до такой степени.

– Я скажу. Но у Аплайи свой взгляд на эти вещи. Не жди, что у тебя будут наряды вроде твоего, из седы. Для капойо такие не шьют, и фасон не тот, да и короче обычного. Всё, что ты видела, переделают попроще. Я вижу, ты совсем недавно работаешь? – Улыбка катьонте была дружелюбной, и Аяна кивнула. – Тебе обязательно надо сменить обувь. В этом ходить стыдно.

– И где...

– Я скажу Аплайе, когда она отправит ткани в обувную лавку. Тебе пришлют обувь, когда привезут кирье наряды на примерку. Встань сюда.

Катьонте положила на пол перед Аяной лист бумаги, и та скинула туфлю и поставила босую ногу на него. Катьонте ловко обвела контуры ноги грифелем и сделала пометку на листе.

– И это всё? – с подозрением спросила Аяна. – А другие мерки?

– Тебе не будут шить обувь. Тебе привезут то, что подходит под твой размер, – хихикнула катьонте.

Аяна неуверенно кивнула, быстро накинула кафтан и застегнула все застёжки, оправила манжеты и поспешила к Гелиэр.

Та сидела, спокойно допивая ачте, и посматривала в сторону девушки, которая стояла со своей капойо, разглядывая и трогая рулоны тканей, а рядом не умолкая щебетала Аплайя.

– Я готова ехать, – сказала Гелиэр, отставляя чашку. – Пойдём.

Аплайя поклонилась им, оторвавшись от новоприбывших, и Гелиэр встала, вздохнув.

– Теперь домой, – сказала она. – Я устала.

– Кирья, а как же духи? – спросила Аяна. – Мы не поедем?

– Да. Можем заехать, если ты хочешь. – Голос Гелиэр был сухим и бесцветным, как трава на берегу Фно, умытая туманами и первыми заморозками. – Илойте, ты знаешь, где здесь лавка галантерейщика?