Капойо (СИ) - Иолич Ася

Она сердито встала и перекинула волосы со спины вперёд, потом подняла с пола свою сумку и сунула туда руку за гребнем. Пальцы нащупали какую-то бумажку, она на миг замерла, пытаясь вспомнить, что это, потом вытянула её, и на пол с негромким звуком упала треугольная пластина, которую ей оставил Харвилл.

Аяна с интересом наклонилась. Она вспомнила, как однажды Айол рассказывал про маленькие металлические снаряды для метания, которые были в ходу в Фадо. Он сказал, что они бывают похожими на маленькие ножи, а бывают и другой формы, и при броске вонзаются ребром.

Треугольная пластина не имела острия, как нож, но она упала в щель между досками пола ребром, и теперь Аяна наконец догадалась, что подарил ей Харвилл. Она подняла пластину, взяла в руку так, как Айол показывал, когда рассказывал ей об этих снарядах, и отошла к стене.

– Хха! - тихонько выдохнула она, и пластина вонзилась в некрашеные доски двери.

Аяна одобрительно хмыкнула. Это было интересно. А что если заточить края? Айол вроде говорил, что край должен быть острым.

Она вышла на кухню, стараясь не шуметь, и под неодобрительным взглядом Раталла достала точильный брус с полки под столешницей.

Ишке сидел во дворе и смотрел, как Аяна осторожно водит брусом по кромкам пластины, заостряя их, а потом полирует о подошву кожаного сапога.

– Хха! - Пластина гулко, с эхом, вонзилась в тёмную деревянную стену нужника, между двух подвешенных ящиков с вьющимися плетями местного вьюна.

Приглушённо прозвучало короткое слово из тех, над которыми Верделл чуть краснел, записывая, и через несколько мгновений дверь нужника отворилась. Аяна замерла.

– Прости, Черилл. Я не знала, что ты приехал, - сказала она. Ей было очень, очень стыдно. – Не видела, как ты прошёл. Я напугала тебя?

– Не то слово. Я только что с дороги, решил, ну... Эх. Ладно, не страшно. Зато управился быстро. Пойду к Илли.

Он хмыкнул, пригладил начавшую лысеть шевелюру и ушёл, качая головой и прихрамывая на переломанную в детстве ногу. Аяна постояла какое-то время, прижимая ладони к щекам, потом осторожно вытащила пластину из стены, ушла в комнату и причёсывалась, глядя то на спящего Кимата, то на Ишке, который, в свою очередь, сидел на перилах и делал вид, что смотрит совсем в другую сторону.

Аяна с грустью гладила Кимата по голове. Ей пора было уходить. Каждый раз она надеялась, что он проснётся до её ухода, потому что вечером, когда она приходила, он уже зевал и клевал носом. И одновременно она надеялась, что он не увидит её уходящей в очередной раз. Всё сжималось внутри, когда Кимат тянулся ей вслед.

Она поцеловала сына и вышла во двор, вдыхая влажный утренний воздух.

– Тебя кир Эрке зовёт, - сказала ей Видана, спускаясь на кухню, где она завтракала, переодевшись в не очень удобное серо-зелёное платье. - О, да неужели ты ешь? Я думала, ты, как птичка талли, питаешься одной росой. Почему ты такая тощая?

– Не знаю, - сказала Аяна. - Мне кажется, я с детства росла, а теперь начала постепенно уменьшаться. С меня снимали мерки в конце мая, а сейчас конец июня, и платья мне как будто стали слегка велики.

«Чим-чим! Ле-ле-ле-ле», - пела птичка, прыгая у окна.

– Да уж. Что-то, видно, крепко тебя беспокоит. Я, когда волнуюсь, ем в три раза больше обычного, и оно всё прочно прилипает, - хлопнула Видана себя по бедру. - А у тебя как будто огонь внутри, который всё плавит. Ладно, мне нужно написать Уителлу список для заказов. Пойдём, я провожу тебя. Кир в общей комнате.

– Здравствуй, капойо.

Кир Эрке Алман смотрел на неё доброжелательно, но серьёзно. Аяна вежливо присела, гадая, зачем он позвал её.

– Гели отказалась от приглашений и просила больше не договариваться о визитах. Ты не знаешь, почему? - спросил он, внимательно глядя ей в лицо.

– Знаю, кир. Её смущает такое количество народа в одной гостиной. Ей душно в закрытых помещениях.

Гелиэр имела в виду совсем не это. Но это было замечательной отговоркой, при этом не будучи ложью.

– Ясно. Тогда погуляйте в парке. Я разрешаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– В парке? - переспросила Аяна. - То есть в саду?

– В парке у дворца крейта, - уточнил кир Эрке. - Там гуляют молодые люди. Думаю, за двадцать лет там мало что поменялось.

– Хорошо, кир Эрке.

– Лошадь твоего брата пыталась укусить нового конюха.

Аяна замерла. А вот это было плохо. Очень плохо. Если она не сможет ставить тут Ташту, она не сможет ездить домой по вечерам. После того, как нашли ту убитую девушку, кир Анвер, странный бородатый худой парень, тоже боялся ходить пешком мимо порта.

– Просто передай брату, чтобы побольше выводил его. Лошадки не должны застаиваться. Да, Кортас? – спросил он, глядя под стол, из-под которого торчала бородатая морда большой косматой сивой собаки. - А то потом сложно с ними.

Кортас несколько раз ударил хвостом по ковру, не поднимая морды с лап. Он перевёл взгляд ярких красно-коричневых глаз на Аяну и ещё пару раз стукнул серым с лёгкой желтизной хвостом, поднимая пыль над ковром.

– Ладно. Ступай. Поезжайте сегодня. А! Да. С этими переездами вылетело из головы. Сейчас.

Он вынул лист бумаги и грифель и начал писать, кое-где останавливаясь и покусывая губу.

– Вот. - Он сложил лист вчетверо и передал Аяне. - Глянь потом. А сейчас займись Гели.

– Спасибо, кир.

Она вышла, разворачивая лист, но наткнулась на Саорин и сунула его в карман.

– Кирья уже проснулась, капойо.

Гелиэр сидела у зеркала, как всегда, держа в руках щетку.

– Кирья... Гели, нам разрешили поехать в парк, - сообщила Аяна, глядя вниз, на свои ободранные туфли.

– Не разрешили, - тихо ответила Гелиэр. - Приказали.

– Я там ни разу не была. Мне говорили, там красиво.

– Я была там, до того как мама... Я там была, но ничего не помню. Мне было пять лет.

Занавеска взлетала и опускалась полупрозрачным белым крылом.

– В любом случае, надо съездить. Мне интересно посмотреть, – сказала Аяна слегка умоляюще.

Гелиэр стояла с выражением крайнего отчаяния на лице, и Аяне стало неловко.

– Раз нам приказали, мы поедем. Мы поедем. Но знаешь что? Мы будем ходить там по самым дальним, самым глухим закоулкам. Мне говорили, что весь парк охраняется. Так что нам там в любом случае ничего не грозит. Слышишь, Гели? Я не могу ослушаться просьбы... приказа твоего отца, но если ты не хочешь, мы постараемся, чтобы тебя никто не увидел. Я однажды закрывала лицо веером, чтобы меня не узнали. И это сработало. У вас же тоже есть веера, мне рассказывали!

Гелиэр закивала и подошла к маленькому комоду. Она открыла ящик и вынула оттуда красивый веер из серой седы с жёлтой кисточкой на ручке.

– Ну вот. Ты прикроешь лицо и мы погуляем там столько, сколько нужно, чтобы это было прилично и устроило твоего отца.

– Тебе нужно надеть новую обувь, Аяна, - сказала Гелиэр, показывая сложенным веером на её драные туфли. Желтая кисть плавно качнулась. - В этом нельзя выходить из дому.

Аяна скорбно посмотрела на свои туфли.

– Я не могу ходить в новых туфлях. Они сжимают мои ноги, будто пытаются убить их, задушив и заодно заживо содрав кожу. Мне больно в них ходить, а потом ещё больно, когда я снимаю их, а кровь начинает возвращаться в онемевшие сосуды. Мой конь, Пачу, однажды наступил мне на ногу, и я две недели хромала, но это было ничто по сравнению с тем, что эти туфли делают с моими ногами. Смотри.

Аяна скинула свои стоптанные туфли и показала пятки и пальцы, в кровь сбитые жёсткой колодкой.

– Да. Так бывает, - сказала Гелиэр, пальчиком снимая задник своих мягких домашних туфелек. – Те мои новые туфли тоже немного жмут.

Аяна ахнула. Ступни Гелиэр с боков были сбиты в кровь, на суставах пальцев пузырились жёлтые водянистые мозоли.

– Кирья... Кирья! - воскликнула она, хватаясь за голову. – Как ты ходишь в них? Тебе надо срочно сменить обувь! Ходи только в мягких! Как ты терпишь эту боль?

– Дэска говорила, что приличной девушке полагается терпеть.