Капойо (СИ) - Иолич Ася

Он замялся и поморщился. Аяна села и с нарастающей злостью слушала то, что он говорил, это странное, недоступное её пониманию проявление заботы и отцовской любви... Он действительно искренне считал, что отдать дочь наименее противному, по его мнению, мужчине – это в порядке вещей!

– В общем, я не слепец. Я вижу, какое она... производит впечатление. Я договорился о нескольких визитах в разные дома, а ещё, насколько я понимаю, ей нужны платья и прочее... Жизнь в эйноте была куда проще. В общем, я надеюсь, что к осени у меня уже будут предложения. Я был слишком занят своими овцами. Очнулся, только услышав, как управляющий эйнота обсуждает с экономкой, что дэска Оринда выйдет замуж раньше своей кирьи, если так пойдут дела.

Аяна вспомнила, как ходила с отцом смотреть молодую игреневую кобылку для маминой повозки. Печник из верхней деревни сказал сыну вывести её, тот на верёвке водил лошадку по двору, подгоняя, поднимая в рысь, и она гарцевала, красуясь и будто осознавая своё изящество. А на торгу хасэ лошадей водили туда-сюда мимо толпы, а потом продавали тому, чья цена была выше.

Ей стало противно.

– Я надеюсь если не на взаимную симпатию, – вдруг сказал он, – то хотя бы на то, что её будут любить, как я любил её мать. Не за приличное имя... А за что-то более важное. Хотя, конечно, лучше, если это будет мужчина из достойного рода, – добавил он, опять погружая Аяну в разочарование. – Надеюсь, ты поможешь ей немного освоиться в столице. Ну что?

Аяна колебалась. Она сама была в столице две недели, и вряд ли могла помочь кому-то хоть с чем-то здесь освоиться. Всё её нутро протестовало, когда она думала, что ей придётся водить Гелиэр или любую другую девушку по гостям и паркам, чтобы кто-то присмотрел её и сделал предложение Алману. Она отчаянно стиснула зубы и кулаки.

– Я согласна, – сказала она. – Как заключить договор?

Кир Эрке удивлённо посмотрел на неё, потому что тон менее всего соответствовал словам.

– У тебя есть доверенность Бинот, поэтому ты можешь поставить свою подпись на бумаге. Сумма не настолько большая, чтобы требовался попечитель. Сейчас.

Со сжатыми кулаками она глядела, как кир окунает металлическое перо в чернильницу и размашисто пишет на красивом листе, похожем на те, что дал ей Карис.

Он позвонил в колокольчик и жестом подозвал Аяну. Она приняла лист из его рук и пробежала глазами. Текст был коротким. Нелит Аяне, подопечной... договор на четыре месяца... Выдаю жалованье вперёд... Кир Эрке Алман, его подпись... Нелит Аяна.

Она написала на листе подаренное Харвиллом родовое имя и почувствовала себя очень странно, как будто с этим движением пера она стала не только Аяной из швейного двора в долине, но и кем-то ещё, с кем она была пока незнакома. Она выпрямилась. В комнату зашёл Илойте.

– Как зовут того, кого ты ищешь? – спросил Алман, доставая ещё один лист. – Имя, возраст, цвет глаз, рост, всё, что тебе известно о нём.

– Салке Верделл, – сказала Аяна не до конца веря в происходящее. – Мой очень близкий друг.

Алман записал всё, что она рассказывала, потом подождал, пока высохнут чернила и сложил лист.

– Как зовут того человека, к которому ты обращалась?

– Матиелинта Керталл. Беретос, второй дом.

– Ты слышал, Илойте? Займёшься сегодня.

– Но... – сказала Аяна. – Я думала, что сама...

Кир слегка нахмурился.

– Капойо Аяна, для этого у меня есть камьер. Твоя задача – дела кирьи Гелиэр. Ты заберёшь остаток жалованья сейчас?

– Я бы хотела доплатить тому человеку за срочность. Но тогда у меня не останется денег на жизнь. Можно их забирать, например, раз в неделю?

– Да. Ступай к кирье. Илойте, останься-ка на минуту, - сказал он, доставая с полки толстую книгу.

Аяна вышла и степенно пошла по светлому коридору на женскую половину дома, хотя ей больше всего хотелось радостно прыгать. В дверях её догнал Илойте.

– Что, очень важный человек? – подмигнул он ей. – Любимый? Родственник?

– Вроде того, – сказала она с улыбкой, и Илойте улыбнулся ей в ответ.

– Надеюсь, ты его найдёшь, - кивнул он и убежал по лестнице.

16. Мы близнецы

Аяна вошла на женскую половину. Здесь, кроме открытой гостиной с обеденным столом, тоже было всего три двери, и все три были закрыты. Она прошла по светлому коридору со стенами, расписанными цветными узорами по штукатурке, осматривая красивые кованые светильники и чёрные гнутые дверные ручки. Из-за средней двери тянуло сквозняком. Она постучалась.

– Заходи.

Спальня была небольшой, но очень светлой, с двумя большими окнами и выходом на балкон. Гелиэр сидела за столиком у одного из окон и причёсывала свои длинные тёмные волосы перед большим зеркалом, под которым в беспорядке были рассыпаны шпильки, флаконы, гребни, какие-то ленты и заколки.

– Здравствуй, – сказала она, не оборачиваясь. – Возьми.

Аяна подошла и взяла у неё из руки большую щётку с коричневой щетиной, в серебристом металле. Ручка хранила тепло смугловатой изящной ладони Гелиэр. Она встала позади стула и провела по волосам кирьи щёткой, подложив руку под пряди, которые на ощупь были как кисточки из седы на большом тёмном доло господина Тави. Она провела по ним ещё и ещё, любуясь на их струящийся блеск, потом глянула в зеркало. Гелиэр сидела печально, и Аяне показалось, что та сейчас заплачет.

– Кирья, что с тобой? – сказала она. – Я сделала тебе больно?

– Нет. Мне грустно.

– Давай я развлеку тебя чем-нибудь. Хочешь, сходим вниз, в парк?

– Я была там.

Аяна опустила руку со щеткой.

– А чем ты развлекалась в эйноте, кирья?

– Я гуляла и вышивала. И говорила с Ридой.

Ветер колыхал светлую полупрозрачную занавеску, и несколько тёмных волосков отделились у виска и трепетали над плечом Гелиэр, там, где из-под края верхнего платья слегка виднелась оборка нижнего. Голубой материал платья и смугловатая упругая кожа казались ещё ярче рядом друг с другом и этой белой полоской. Аяна поправила щёткой волоски, убирая их к остальным.

– Кирья, а чем ты вообще занимаешься?

– Ничем, – ответила Гелиэр, и от её слов, от её тона потянуло бесконечной пустотой и тоской. – Просто... хожу и жду чего-то.

– Мне знакомо это.

Гелиэр молча взглянула на неё через зеркало. Аяне почудилась неприязнь в её взгляде.

– Кирья, ты хотела, чтобы предыдущая капойо служила у тебя? Которая была позавчера?

– Я даже не видела её.

Это было так же тягостно, как вечное глубокомысленное молчание господ в Фадо. Нет, даже хуже. Аяна вздохнула.

– Хочешь, я красиво причешу тебя? Какая причёска твоя любимая?

Гелиэр пожала плечами.

– Любая. Ты всё равно не сможешь повторить.

Вот оно что.

– Кирья, я – не она. Это правда. Но это не значит, что я не могу тебя развлечь или причесать. Давно она ушла от тебя?

– Да. Почти полгода.

– Она долго служила у тебя?

– Она не служила. Она три года была моей подругой.

Гелиэр замолчала. Аяна проводила щёткой по её блестящим волосам. Она знала Конду пять месяцев, и спустя два года ей всё ещё было невыносимо больно.

– Ты полгода была одна?

– У меня была дэска. Сейчас я думаю, что зря её терпеть не могла. Хоть кто-то знакомый. Её отпустили, когда мы переезжали.

– Вы давно тут? Я заметила, что дом немного... запущен.

– Отец приехал месяц назад. Я – две недели. Оставь это, – резко сказала она, отстраняя руку Аяны со щёткой.

Аяна отступила на шаг назад, оставляя щётку на краю столика. Гелиэр встала и дошла до большой кровати с занавесями на деревянном каркасе, подхваченными красивыми расшитыми атласными лентами. Из-под кровати торчал круглый бок расписного ночного горшка и носки расшитых домашних туфель. Кирья села на кровать, потом легла, подложив руку по щёку и глядя в пространство.

Аяна села на её место у столика и начала аккуратно поднимать и расставлять флаконы. Она взяла ленты и встряхнула их, потом поднесла к глазам и рассмотрела вышивку. Изнанка была немного неаккуратной, но вышивка выглядела, в целом, неплохо.