Капойо (СИ) - Иолич Ася

– Здравствуйте. Я по поводу места.

Катьонте оставил тяпку, кивнул ей и показал рукой на дорожку.

– Пойдём. Я Савилл. У тебя красивый цвет волос!

– Спасибо.

Савилл привёл её к задней двери, и девушка, которая вышла к ней за бумагами, вскоре вернулась и провела её наверх, в красивый холл к изящно изогнутой лестнице с коваными перилами.

Каждая лестница в домах будто имела свой характер. Некоторые радушно приглашали подняться, расстилаясь простыми широкими ступенями, какие-то – пугали предвкушением таинственного, уходя наверх в обрамлении тёмных деревянных панелей, ещё одни – дробились надвое, загадывая загадку, куда приведёт каждая из частей, хотя ответ был всегда ясен: к дверям на разные половины.

Лестница этого дома, перед которой сейчас стояла Аяна, манила, изгибаясь, подобно танцу Чамэ, в котором та покачивала бёдрами и плечами и изящно, плавно сплетала и расплетала руки. Черные тонкие кованые прутья были как тёмные дрожащие ресницы над светлой девичьей щекой, а ступени с плавно закруглёнными кромками молочно белели по краям ковра, прижатого к ним металлическими прутами. Лестница была как мелодия танца, которая вела наверх, в свет, лившийся из широкого высокого окна на втором этаже.

– Пойдём, – сказала Аяне вёрткая, бойкая катьонте с белыми зубками, чем-то похожая на Ригрету. – Поднимайся.

Общая комната, светлая, просторная, весело подсвечивала обстановку светом, отражённым от нежно-жёлтых обоев. На диванчике у широкого чистого окна, выходившего в ухоженный парк, сидела кира с дочерью, юной и светлокожей кирьей с нежным румянцем, и лепестки шарообразных розовых цветов в вазе обнимали круглыми лепестками множественные жёлтые тычинки и длинный зелёные пестики.

– Присаживайся, – сказал, входя, кир. – У тебя хорошие рекомендации. Ты узнала о нас от Бинот? Тебе там дали список мест?

– Да, – кивнула Аяна.

– Ну что ж. Условия обычные. Я готов платить восемь в месяц, работа с восьми и до десяти. У нас – сопровождение девушки, обучение... Что ты умеешь?

Перечень отлетал от зубов, и кир одобрительно кивнул.

– Хорошо. Как тебе? – повернулся он к жене, и та тоже кивнула.

– Ты играешь на кемандже? – показал кир на короб.

– Да. Сыграть?

– Да.

Аяна сыграла мелодию о реке, наполнив комнату ароматом купресы. Наверное, смолистая веточка нагрелась на солнце, потому что запах усилился и поднялся выше, к её лицу. Аромат растревожил её, навеял мысли о маме, и у Аяны защипало в носу.

– Превосходно, – сказал кир. – Очень, очень хорошо. Думаю, ты можешь идти. Мы пришлём ответ на днях. Оставь адрес катьонте у дверей. До свидания!

Её проводили и взяли адрес, и Аяна прошла мимо фонтанчика, утопающего в белом вязком благоухании, чириканье птиц и жужжании насекомых. Она устала и соскучилась по Кимату. День был долгий и жаркий, и тени кипарисов вытянулись, указывая, как стрелки, в сторону от залива. Она прошла вниз, к улице, ведущей вдоль порта, и устало шагала вдоль набережной, разглядывая корабли на фоне заката, вглядываясь в носовые фигуры, надеясь случайно наткнуться взглядом на силуэт деревянной девушки.

Когда «Фидиндо» уходил, золочёные крылья и волосы носовой фигуры остались повреждёнными, потому что Конда сказал, что, по традиции, восстановление таких фигур должно проходить только в той мастерской, в которой их создали. Наверное, её сразу восстановили, как только корабль пришёл домой. Интересно, где они сейчас...

13. Брошенный котик

Она нашла извозчика и ехала домой в надвигающихся сумерках, в вечерней прохладе, по людным улицам возле порта, мимо открытых дверей таверн и трактиров, откуда доносилась музыка или смех, и окон контор, тёмных или освещённых изнутри.

– Ну наконец-то, – сказал Иллира, когда Аяна, запинаясь, зашла в свою комнату и рухнула на кровать.

– Дашь мне Кимо? – спросила Аяна, уткнувшись носом в подушку. – Если я попробую встать, мои ноги могут остаться на кровати

– Разденься и спи. Я уже уложила его у себя. Черилл приезжал сегодня. Выбранил парней, сказал, чтоб уважали нас с тобой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Когда я познакомлюсь с ним? Иллира, я сегодня обошла четыре дома. В последнем мне сказали, что пришлют ответ. Там такая кирья красивая, и дом, и сами кирио... Мне кажется, я им понравилась. 

– Да? Хорошо.

– Ты не понимаешь! Это превосходно! Восемь золотых в месяц!

– Не кричи, – сказала Иллира. – Это большие деньги, Аяна. Очень большие.

– Три месяца – и мы начнём поиски, понимаешь?

– Да. Ты понимаешь, что будешь видеть Кимата только пару раз в неделю?

Аяна резко села на кровати.

– Почему? Я думала, буду каждый вечер... всего-то один медяк...

– Ночью? На улицу? Одна? Пешком до порта? До извозчика? Или ты думаешь, тебя как киру будут возить от самого поместья сюда, домой, на карете?

Аяна растерянно поднесла руку ко лбу.

– Ну... ничья репутация не пострадает! В темноте же не увидят моего лица!

– В темноте не увидят твоё истерзанное тело, сброшенное в колодец для помоев, Аяна! Ты хоть понимаешь, насколько там небезопасно? Ты в своём уме? Ты собралась каждую ночь ходить с берега кирио в сторону порта, куда могут забрести ошалевшие мужики с разных концов света? Которые по полгода и дольше женщин не видели, да вдобавок крепко захмелели в таверне или кабаке? Если ты пойдёшь ночью одна, тебя же в лучшем случае примут за... за... Непорядочную женщину! Ночной цветок!

– У вас... У вас в Ордалле есть... – округлила глаза Аяна.

– В каком мире ты жила, и как попасть туда? – простонала Иллира. – Девочка моя хорошая, если бы всё было так сказочно, разве ходили бы краснож... стражники по всем улицам дважды в час? Разве добывали бы в горах Рети столько руды и самоцветов? Бродило бы столько безродных по стране? А скольких не поймали ещё?

Аяна опустила лицо на ладони.

– Ничего. Иллира, это всего на несколько месяцев. Мне больно, но так надо! Давай я буду тебе платить? – неожиданно пришло ей в голову. – Ты же сидишь с ним?

– Ты в своём уме? – прошептала Иллира. – Ты пошла работать, не видя по несколько дней маленького сына, чтобы я получила возможность увидеть своего, и ещё мне приплачивать собралась?

Что-то тихонько зашумело у окна, и Аяна развернулась, вставая.

– Котик сегодня приходил?

– Котик... Котик! Приходил. Да. Я даже почти вблизи его видела. Тощий, обросший, голодный и весь такой драный. Так жалко его стало. Видно же, какой крупный был. И кто его бросил, интересно? До того, как ты о нём сказала, он только раздражал. Ходил по забору и птиц гонял. А теперь пришёл, смотрю я на него, и вижу, какой он никому ненужный, как отчаянно хочет хоть какой-то ласки. Может, это из-за того, что я дитя ношу, но я чуть не расплакалась. Я завтра тебе оставлю обрезков мясных от пирога, положи ему, ладно?

– А что сама не положишь?

– Ну, ты уже прикормила его сюда, что уж теперь. Корми и дальше. Грешно это, знаешь, сирым отказывать. Спокойной ночи!

Аяна лежала в кровати, глядя на звёзды в просветах бегущих облаков, пока не провалилась в сон.

Утро было серым. Миска прогремела рядом с окном. Аяна встала на колени на кровать и выглянула наружу, но кота не было. Она сходила умыться и подождала в спальне Иллиры, пока Кимат проснётся, потом умыла его и пришла к ней на кухню.

– Во сколько же ты просыпаешься? – спросила Аяна. – Как ни посмотрю, ты всё время на ногах.

– Рано. Но я дремлю днём вместе с Киматом. Он спит по два часа днём, и ему даже не приходится петь колыбельную.

– Да. Он засыпает быстро. Он вообще очень тихий. Бойкий, но очень тихий.

Иллира придвинула им по тарелке каши.

– Аяна, я не хочу тебя пугать, но тебе стоит обратиться с ним к лекарю. Он очень мало говорит для своего возраста. Пару слов, и всё. Я, скорее всего, ошибаюсь, но нужно удостовериться.

– Да. Я тоже думала об этом. Раньше он лепетал, потом начал говорить, но замолчал. У моих младших сестёр было так же, но они действительно говорили больше слов. И не молчали так долго. Я схожу с ним к лекарю, – сказала она, ощущая, как холодеют пальцы. – Я почти уверена, что он здоров. Но схожу, просто чтобы больше не мучить себя подозрениями.