Капойо (СИ) - Иолич Ася

– Здравствуй! – крикнула она. – Я ищу дом...

– О! Ты по поводу места? – спросил катьонте. – Заходи. Сейчас открою.

Он открыл створку красивых чёрных ворот. Она вошла, разворачивая листок.

– Тебе туда, – сказал катьонте, показывая на посыпанную светлой крошкой камня дорожку, уводившую за правый угол жёлтого дома, мимо статуй, покрытых почему-то штукатуркой, мимо живой изгороди, извилисто петляющей по подстриженной траве.

– Погоди! – воскликнула она. – Это дом Анар или Шабе?

– Да! – крикнул катьонте и скрылся за деревьями слева, оставляя Аяну в неопределённости.

Она хмыкнула и пошла по дорожке. Та привела её к небольшой лесенке вниз, к двери нижнего этажа, и Аяна постучалась.

– С вашей стороны заходи, балбес, – раздалось из-за двери. – Иди отсюда!

– Я по поводу места, – сказала Аяна.

– О!

Дверь скрипнула. На Аяну смотрела полноватая седая катьонте с пучком из негустых волос, в синем новом платье и светлом переднике.

– Здравствуй. Я по поводу места капойо.

– Так нашли вроде уже. Постой, я сейчас узнаю. А! Давай сразу рекомендацию.

Аяна вынула туго скрученные листы.

– Я Видана, – сказала женщина. – Экономка. А ты?

– Аяна.

– Заходи, садись там.

Аяна села и привычно уставилась в серую стену около входа, затёртую плечами выходящих. Над головой была вешалка с крючками для верхней одежды, а в тумбе, на которую указала Видана, лежали обувные щётки и жестяные коробочки со средствами для чистки мебели.

– Тебе, может, воды? – спросила молоденькая катьонте, проходившая по коридору в одну из комнат. – На улице жарко.

– Да. Да, пожалуйста. У вас тут внизу прохладнее, но всё равно хочется пить.

Катьонте принесла ей стакан, и Аяна с благодарностью кивнула.

– Если надо умыться, иди в купальню. У тебя усы из пыли.

– Ой. А можно?

– Пойдём, провожу. Оставь эту коробку.

Они прошли обратно во двор, свернули через арку в открытую галерею, поднялись по небольшой лестнице, и девушка открыла ей дверь.

– Вот тут можешь умыться.

Из стены в длинный каменный поддон било три тонких струи прохладной воды, они стекали по жёлобу и падали в каменный колодец. В полу мерцала мелкой плиткой большая чаша купели, пустая и светлая.

– Это вода с гор? – спросила Аяна, и девушка кивнула. – Можно пить?

– Конечно.

– Как она сюда попадает?

– Там трубы в стене, – сказала девушка, и её рука будто спустилась с высокой горы, а потом слегка поднялась.

Аяна умывалась долго, наслаждаясь прохладной водой, потом открыла ворот рубашки и протёрла шею влажной рукой.

– Спасибо.

Девушка, улыбаясь, отвела её обратно в коридорчик, и очень вовремя. Почти сразу пришла Видана и отдала Аяне бумаги.

– Они уже нашли капойо. Пойдём, я провожу тебя.

Аяна повернулась к двери, поднимая кемандже. Ну, ничего, ещё шесть домов.

– Ты куда? Наверх иди!

Аяна недоуменно посмотрела на Видану, но та стояла, показывая рукой в сторону коридора. Они поднялись наверх и вышли сбоку, прямо из-под большой лестницы. Аяну неожиданно встретили, будто приветствуя, светлые стены, светлые деревянные балки на потолке, резные ритмичные пыльные балясины перил, молочно-серые мраморные ступени, колонны, пустые горшки для цветов и ниши в стенах, где стояли статуи или такие же горшки. Она с любопытством оглядывалась. Дом выглядел гостеприимным, несмотря на некоторое запустение.

Навстречу им спустился катьонте, подмигнув Аяне, и она улыбнулась в ответ, следуя за Виданой в общую комнату.

– Здравствуй... Аяна. Присаживайся. У тебя странное имя.

Аяна села на кресло напротив кира в тёмно-красном камзоле.

– И платье у тебя странное. Ты не местная? У тебя арнайское родовое имя.

– Да. Я... Мы переселенцы.

– Понятно. В общем-то, я пригласил тебя, чтобы извиниться. Мы уже нашли капойо. Слухи очень быстро разлетаются. С утра к нам приходила девушка, и она меня устроила.

Аяна смотрела на него с сожалением. Ей понравился этот дом. В нём не было той холодной выверенности или излишней чопорной роскоши, как в некоторых обжитых поместьях, в которых они выступали по пути через Арнай, но и совсем запущенным и неухоженным он не был. Прямо как шевелюра Конды по утрам, которая сильно отросла к марту, когда они расстались, но всё так же манила запустить в неё пальцы, подумала Аяна.

– Жаль. Ну, ничего, кир. У меня в списке ещё несколько домов.

– Подожди. Это что, кемандже?

– Да.

– Ты хорошо играешь?

– Играю неплохо. И пою. Знаю ноты, читаю, пишу...

Пальцев не хватило, и кир улыбнулся.

– Понятно. Хорошо. Может, сыграешь, раз уж пришла?

Аяна достала кемандже. Из короба отчётливо пахло купресой, веточку которой она положила туда. Кемандже тоже немного переняла этот запах, и Аяна, ведя смычком по струнам, отчётливо чувствовала его.

Она настроила кемандже и посмотрела на кира.

– Что тебе сыграть, кир? – спросила она.

Она почти никогда не спрашивала перед тем, как начать играть, но в этот раз ей захотелось сделать что-то приятное этому усталому человеку в темно-красном камзоле.

– То, что ты больше всего любишь.

Она просунула пальцы в смычок. То, что она больше всего любит...

Рваная мелодия заполнила пространство, задевая острыми, царапающими сердце краями упорядоченные балясины, светлые ступени, узорчатые ковры и мебель с тонкими гнутыми ножками, оставаясь дрожать в лучах, подсвечивающих пылинки, которые вылетали из ковров, поднимались в воздух и зависали, будто замедляя неостановимо разрушающее их узоры время.

– Красивая песня, – сказал кир, и Аяне показалось, что его глаза слегка увлажнились.

– Да. Песня? - подняла она глаза. - Кир, ты знаешь слова?

– Да. Ты играешь немного не так. Моя жена пела её. Она была южных кровей.

– Пожалуйста! Прошу, кир, запиши мне слова... или я запишу их! – воскликнула Аяна, ныряя за грифелем в сумку, но тут же спохватилась. – Прости. Я забываюсь. Прости.

Она села спокойно, прямо, укоряя себя за порыв. Хотя, а что она теряла?

– Я запишу их тебе, – сказал кир. – Сейчас мне надо идти. Я пришлю катьонте с запиской. Где ты живёшь?

– Мильдет, лавка Черилла.

– Хорошо. Ступай. Спасибо.

Он позвонил в небольшой колокольчик, и катьонте проводила её к воротам. Солнце палило её шею сзади, кемандже снова лямкой грела плечо, жара душно обнимала её со всех сторон, но ей пришлют слова песни Конды!

Тени от кипарисов начинали удлиняться. Надо зайти ещё в один дом. 

– Постой! Подожди! Подскажи, пожалуйста, где ближайший из этих домов? - окликнула она катьоенте, которая шла к дому.

Она развернула лист перед вернувшейся девушкой, и та медленно прочитала названия, потом подумала и вытянула руку.

– Вон там. Ближайшие. Назад к мысу и наверх, розовый дом с ноктой, во дворе фонтан.

Розовые драгоценные серьги нокты, вездесущие, оплетавшие этот город, уже казались неотъемлемой частью мира. Аяна шла по дороге, и ветерок забирался за пазуху и играл с выбившимися волосками на висках. Она прошла столько поместьев, увитых ноктой, и домов в городе, за которые цеплялась эта лоза! Жизнь в долине, в швейном дворе олем Лали, крутилась вокруг растущей на полях власки с цветами оттенка летнего неба, а в Арнае, в Ордалле, роскошные розовые цветы нокты сами окружали всю здешнюю жизнь, оплетая дома, завешивая окна фиолетовыми бутонами, которые раскрывались розовыми лепестками цветов.

Фонтан! Вокруг небольшой струи воды, бьющей вверх и сотнями радужных брызг разных размеров падавшей в каменную чашу – зелёные клумбы с белыми невысокими цветами, и пчёлы, шмели, мухи, жужжащие так, что воздух был перенасыщен их гудением, как коврижка, в которую положили в три раза больше мёда, чем нужно. Сладкий аромат белых цветов под солнцем был ещё слаще, приторнее, гуще. На фонтане, в водяной радужной пыли, игриво скакали птички пасси и другие, серые с жёлтым горлом, которое забавно вздрагивало, когда они пили воду.