Александр Миндадзе. От советского к постсоветскому - Мария Кувшинова

если бы…» – вспоминает один из персонажей в сценарии, материалом для которого послужили архивы расследования по «Нахимову», предоставленные авторам по протекции Юрия Северина, заместителя министра юстиции РФСР. Северин был ведомственным консультантом на картинах Абдрашитова и Миндадзе еще со времен «Поворота» и не раз спасал их своим покровительством: «Очень хороший человек, фронтовой дядька, – говорит Миндадзе. – Он устроил, что вот эти тонны уголовных дел по „Нахимову“ нам приносили. Мы листали дела, сидели с диктофоном и считывали оттуда свидетельские показания. То, что иной раз говорили люди, ты никогда в жизни не придумаешь».

Армавир, Воркута, Семипалатинск, Киев, Челябинск, Ташкент, Москва, Херсон, Таллинн, Камышин, деревня Выхино, Ленинград, Одесса, Новосибирск, Тула, Ростов, Хабаровск, Баку, Армавир – список названных вслух городов в сценарии и в фильме совпадает не полностью, и это самая известная, самая пронзительная сцена в девятом фильме Абдрашитова и Миндадзе, а может быть, и во всей их фильмографии: спустя несколько дней после крушения круизного лайнера в приморском Парке культуры и отдыха кто-то продолжает искать пропавших пассажиров, выкликая пароль: «Армавир!» Но десятки людей на колесе обозрения принимают название парохода за топоним и включаются в игру, называя свои города, которые скоро будут навсегда отделены друг от друга границами. Финальная перекличка перед расставанием, единое пространство, последний раз возникающее между подвешенными в воздухе и хохочущими от растерянности людьми. Премьерой «Армавира» незадолго до августовского путча закрывался на лето московский Дом кино. На экраны фильм вышел в октябре, когда исчезновение страны было уже свершившимся, но еще не до конца оформленным и тем более не до конца осознанным фактом. Миндадзе и Абдрашитов окончательно утвердились в статусе пророков.

«Мы снимали <„Армавир“> в девяностом году, значит, писали, видимо, в восемьдесят девятом, – рассказывает Миндадзе. – Я не писал о распаде Советского Союза, и в голове этого не было, хотя прекрасно понимал, что все уже на грани. Я умозрительно это понимал, но специально я не придумывал метафору, потому что гиблое дело – придумывать такие вещи в угоду своему уму. Но я описывал ситуацию потерпевших кораблекрушение людей, которым ничего не осталось, кроме как кататься на колесе и орать. Бездомные люди, которые кричат, что принадлежат к таким-то городам».

Затонувший в фильме корабль носит имя города в Краснодарском крае, от него пара сотен километров по прямой до границы с Абхазией, где вскоре начнется одна из нескольких постсоветских войн и где будет, хотя и без прямого на то указания, происходить действие предпоследней картины Абдрашитова и Миндадзе „Время танцора“».

По данным газеты «Аргументы и факты», к 1989 году только 5 % фильмов, произведенных в СССР по заказу Госкино, окупались в прокате: «Таким образом, Госкино работает почти вхолостую и на 95 % убыточно, что в несколько раз меньше даже КПД паровоза» (65). Тогда же студии начали добровольно-принудительно переходить на «хозрасчет» – оксюморон социалистического строя, попытка создать эффективный бизнес в условиях плановой экономики. Умирающая идеология уже не нуждалась в «важнейшем из искусств», но без постоянных государственных вливаний и в условиях конкуренции со всем объемом мирового кино, до того скрытым, а теперь хлынувшим VHS-потоком, позднесоветский и постсоветский кинематограф был обречен. С 1 января 1989 года на хозрасчет перешел и «Мосфильм». Из старых творческих объединений родилось несколько студий нового формата, в том числе и существующий до сих пор «АРК-фильм» – наследник творческого объединения «Товарищ», руководителем которого долгие годы являлся покровитель Абдрашитова и Миндадзе Юлий Райзман. «АРК-фильм» и выступил производителем «Армавира»[24], ставшего во всех смыслах «Титаником» советского кинематографа. «Фильм уже не был госзаказом, – говорит Миндадзе. – Другое дело, что при тех технологиях, которые были в девяностом году, то, как сделаны подводные съемки, – это грандиозно. Флот помогал бесплатно. В этом смысле последние были времена, когда не все решали деньги».

Художник Александр Толкачев, сделавший с Абдрашитовым и Миндадзе шесть фильмов и умерший в 2015 году, вспоминал в интервью «Липецкой газете»: «У нас было много неожиданных декораций, в том числе и огромные подводные комплексы. Никогда в истории отечественного кино не было и уж, конечно же, больше не будет такого огромного макета корабля, оснащенного великим множеством всевозможных технических „прибамбасов“ и способного со всеми ними безжалостно-красиво затонуть по нашей команде. Это был смелый эксперимент даже по сегодняшним меркам. Даже „Титаник“ тогда еще не был снят! Для натурных съемок использовался огромный океанский теплоход – построенный в пятьдесят четвертом на верфях Великобритании[25] – „Федор Шаляпин“. Мы выяснили, что судно можно накренить до 30 градусов! То, что нужно для сцены катастрофы. А затопить решили тоже настоящее судно – списанный сухогруз, изображавший на экране круизный лайнер с помощью установленных сверху декораций. На 13-м судоремонтном заводе Севастополя работы по переделке сухогруза в лайнер продолжались несколько месяцев, в итоге даже работники завода принимали его за пассажирский пароход. Корабль купался в огнях, его украшали более двух тысяч разноцветных лампочек, представляете, как их было сложно достать в условиях тотального дефицита? Всем до слез жаль было топить такую красоту! К тому же это было нелегко сделать. Съемки проходили на закате. Заранее мы провели репетицию с массовкой, которой предстояло тонуть. Люди, поделенные на десятки, перезнакомились друг с другом, за порядком в каждой группе следили ответственные старосты, каждый получил четкое указание, куда плыть по команде, неуверенным в своих силах раздали спасательные жилеты. Разумеется, на воде дежурили спасатели. Сложнейшие и опасные съемки прошли без каких бы то ни было эксцессов. Замечательный оператор Денис Евстигнеев снимал сцену гибели „Армавира“ с пяти камер. Корабль не хотел умирать, и слезы наворачивались на глаза, когда секция за секцией гасла гирлянда. Этому я был очень рад – не зря все продумали и не „лопухнулись“. Не было бы этого щемящего чувства утраты, если бы гирлянда погасла сразу. Мы просто не увидели бы в этой незапланированной темноте всего процесса гибели. Так все закончилось. Дочка кинулась ко мне со словами: „Папа, колаблик утонул, да?“ – а жена молча протянула полный стакан воды. Я механически его выпил и только через минуту понял, что это была водка. Никто не разговаривал, не делился впечатлениями, как это обычно бывает после съемок. Видимо, переживаний хватило всем. А с мачты, скрытой волнами, еще долго сквозь воду подавала сигнал бедствия красная лампочка…» (66)

В «Армавире» был предсказан не только факт крушения корабля, но и состояние «после катастрофы», когда люди оказываются в воде, тонут или пытаются выплыть, а потом бродят в одном исподнем по незнакомой реальности, забывают себя