Александр Миндадзе. От советского к постсоветскому - Мария Кувшинова

на респектабельном канцелярите: «По вашей информации приняты своевременные меры».

«Слуга» (1988)

Как всегда у Миндадзе, толчком для сюжета послужил реальный случай: провинциальный начальник, перебираясь в Москву, подарил своему водителю женщину.

«Слуга» (1988)

Человек, под гимн СССР прогоняющий рычанием волка, – Олег Борисов в помятой шляпе. «Слуга» – его третий совместный фильм с Абдрашитовым и Миндадзе.

«Слуга» (1988)

Во многих более поздних текстах Миндадзе женщины часто являются не столько полноправными персонажами, сколько категорией

«Слуга» (1988)

На Берлинском фестивале «Слуга», помимо приза Альфреда Бауэра, получил еще и приз экуменического жюри с формулировкой «За творческую разработку проблем существования Бога и дьявола».

«Армавир» (1990)

Как в книжках из популярной в СССР детской серии «Библиотека приключений»: того, кто спасся от кораблекрушения, на берегу ждет Дикарь.

«Армавир» (1990)

Муж и отец, двое мужчин на грани нервного срыва «слипаются» в инцестуальный, но лишенный эротизма комок.

«Пьеса для пассажира» (1995)

Черты бескомпромиссного следователя из фильма «Остановился поезд» угадываются в выброшенном на обочину проводнике Капустине из «Пьесы для пассажира».

Человек, под гимн СССР прогоняющий рычанием волка, – Олег Борисов в помятой шляпе. «Слуга» – его третий совместный фильм с Абдрашитовым и Миндадзе. История симбиотических отношений подчиненного и начальника – единственный из сценариев Миндадзе, написанный с учетом органики конкретного актера. В своих дневниках Борисов упоминает современную версию «Золотого ключика», в которой Абдрашитов предлагал ему роль Карабаса[21]. Карабас – директор кукольного театра, имя его – литературный псевдоним для любого манипулятора; вероятнее всего, речь шла именно о «Слуге».

Впервые Борисов снялся у Абдрашитова в «Поезде», и этот кастинг дался нелегко; Михалков перед тем пытался пробить его в «Родню», на роль бывшего мужа героини Нонны Мордюковой, но не преуспел: актеру на два года запретили работу на «Мосфильме», после того как он в середине процесса со скандалом ушел с картины Александра Зархи о Достоевском. Борисов вообще славился своей несговорчивостью; Гребнев в «Записках последнего сценариста» вспоминает, как актер прогнал его со съемок «Дневника директора школы»: «Что вы тут все ходите? Дайте нам работать. Вы свое дело сделали, написали – отдыхайте!» (57) По странному совпадению у Зархи хлопнувшего дверью Борисова заменил будущий антагонист из «Поезда» – отчаянно нуждавшийся в работе и деньгах Анатолий Солоницын. Другое совпадение: оба они при рождении получили необычные иностранные имена, Альберт и Отто, и оба русифицировали их после войны. Инцидент с «Двадцатью шестью днями из жизни Достоевского», за роль в котором Солоницын удостоился берлинского «Золотого медведя», произвел большой переполох на студии, но не омрачил отношений двух актеров: на съемках «Поезда», сценарий которого Абдрашитов называет «достоевщиной» (58), оба Достоевских отдыхали вместе, читая друг другу стихи.

Донкихот из «Дневника директора школы», напрасно атакующий мельницы настоящего, в «Поезде» Олег Борисов понадобился как человек, заурядная внешность которого маскирует внутреннее подполье. «Как сейчас помню, сидели у меня и думали, – вспоминает Миндадзе, – где нам найти актера, который бы не только играл, чтобы у него внутри было что-то невысказанное, и от этого было ощущение какого-то подтекста, нераскрытого. Так мы пришли к Борисову. Актер актеру рознь: есть люди, которые добавляют, умножают на себя. Олег Иванович – он привносил еще себя. В результате получалось то, что я имел в виду, но не написал. Сценарий не менялся, просто его присутствие, его личность налагалась на то, что было написано».

Дневники Борисова, изданные под названием «Без знаков препинания», – впечатляющий (в том числе и своей возвышенной наивностью) опыт постоянной включенности в поле мировой культуры, как понималось оно советским человеком, иногда выглядывающим за пределы железного занавеса. Почти в ежедневном режиме и как будто на равных актер ведет постоянный диалог со всем, что доступно, – с Висконти, Байроном, Достоевским, Пазолини или Шекспиром, с десятками других художников. «Мне всегда интересен предел, – пишет Борисов, – крайняя точка человеческих возможностей. А если предела не существует? Этой проблемой был озадачен и Гарин[22] – достижением бесконечной власти над миром» (59). «Только Борисов, – говорил о роли следователя Ермакова Вадим Абдрашитов, – мог выразить эту раздвоенность на ангела-хранителя и ангела падшего, на любовь и ненависть, на предельное и беспредельное – в одном маленьком человеке» (60). Зная о запрете, во время подготовки к съемкам Абдрашитов и Миндадзе смотрели и других актеров, но, однажды приняв решение, уже не мыслили «Поезда» без Борисова. Директор «Мосфильма» Николай Сизов, только что отказавший Михалкову, опасался гнева Зархи, но, посмотрев самовольно сделанные Абдрашитовым пробы, дрогнул и разрешил снимать актера тайно, в экспедиции, подальше от «Мосфильма», чтобы потом предъявить готовое кино.

На съемках «Поезда», как и на других площадках, никто в группе не догадывался, что Борисов болен хроническим лейкозом, но его регулярные отлучки со временем обратили на себя внимание: весьма неохотно он признался, что ездит на переливание крови. Готовый сценарий «Слуги» Абдрашитов и Миндадзе принесли в больницу, где актер лечился от последствий тяжелого отравления антисептиком (дезинфицировал стены на даче). Как и ранняя болезнь Антона Андросова в «Плюмбуме», как и нездоровье Анатолия Солоницына, перед съемками «Поезда» пережившего удаление легкого, протяженные, но необъясненные физические страдания Олега Борисова через экран передаются зрителю. Крупный партийный начальник, в одной из сцен фильма загримированный и одетый едва ли не под Брежнева (брови, каракулевый воротник и шапка-пирожок), его герой как будто воплощает биологический износ системы – ходячий мертвец, не выпускающий из цепких рук ни живых, ни полуживых (неудивительно, что фильм, по слухам, не понравился Горбачеву).

Атмосфера позднего СССР в фильме передана в узнаваемом, но утрированном виде: лупоглазные лимузины, красная дорожка на грязном снегу, пожилые делегаты в зале краевого съезда, белые рубашки анемичных, как все дети у Миндадзе, пионеров, циничные ухмылки челяди (шоферов), долгие продолжительные аплодисменты. Нэнси Конди считает главной темой «Слуги» позднесоветское кумовство, оно же – коррупция (61); как всегда у Миндадзе, толчком для сюжета послужил реальный случай, попавший в центральную прессу: провинциальный начальник, перебираясь в Москву, подарил своему водителю женщину. Гудионов дарит Клюеву еще и область – преувеличение даже для позднего Советского Союза; преувеличение, которое стало реальностью много позже, когда охранников президента стали назначать губернаторами.

Наделенный огромной властью Гудионов (должность которого ни разу