Совсем как ты - Ник Хорнби

– Разве для того, чтобы играть с внуками, нужна охрана?

– Я просто говорю. За нее все делают другие. Так стресса меньше.

– Ты считаешь, кому положена охрана, у того в жизни меньше стресса? Ей потому требуется охрана, что толпы всяких придурков хотят ее застрелить.

И дальше они стали выяснять, у кого больше стресса: у четы Обама или у его матери. Порой, когда на семейном совете требовалось обсудить реальные проблемы, неспособность родни сосредоточиться на главном приводила его в отчаяние. Но иногда, как сейчас, он был благодарен судьбе. Если он уцелел после грянувшего из-за Люси кризиса, это еще не означало, что проблема забыта или что для ее решения найдены необходимые слова.

В автобусе по дороге к Люси он вспоминал, как ответил матери вопросом на вопрос, не зная, что еще сказать: «А чем заканчивается все на свете?» Что, если у него все сложится с Джез и она вытеснит Люси из его головы, сердца и тела? Неужели он станет думать: чем это закончится? Очень маловероятно. Его мать и Грейс, познакомься они с Джез, тоже подумали бы, что это в высшей степени маловероятно. Да, когда-нибудь он, быть может, встретит девушку, с которой попытается как-то построить жизнь. Но странная штука: в его возрасте проводишь половину времени, мечтая о том, что может с тобой приключиться, а вторую половину – стараясь об этом не думать, и в любом случае увязаешь в той жизни, что казалась такой незначительной, где-то на полпути между детством и плодами перманентной взрослости.

А с Люси получилось иначе: она втянула его в настоящее время. Его жизнь проходила в какой-то гонке, в беготне с одной халтуры на другую, в зашибании денег, которые, надо думать, в один прекрасный день позволят ему жить отдельно. А если этот день когда-нибудь настанет, придется прямо на бегу добавить для комплекта еще пару новых халтур. Единственное время, потраченное им на нечто хоть сколько-нибудь похожее на мечту, ограничивалось работой над треком, который, возможно, он когда-нибудь сумеет аранжировать, чтобы открыть для себя возможность нескольких платных выступлений на клубных площадках. Если бы его спросили до «Ночи без джаза», что дает ему счастье, он бы даже не понял, к чему этот вопрос. Зато теперь он знал ответ: спать с Люси, есть с Люси, смотреть телевизор с Люси. И пусть в этом не было будущего, но было настоящее, а из него-то и состоит жизнь.

Люси надеялась, что Эмма забудет об их договоренности встретиться и где-нибудь посидеть, но та прислала эсэмэску, затем позвонила и оставила сообщение, а потом еще раз позвонила. Она намекала на какой-то кризис, который способна понять одна Люси, хотя Люси не очень понимала, откуда такой вывод: умение слушать не было сильной стороной Эммы. Они пошли в ближайший итальянский ресторан с намерением не только поесть пасты, но и выпить по бокалу вина, пока Джозеф будет кормить детей и играть с ними на «Икс-боксе». Когда Люси выходила из дома, боевой дух там был высок, но она уже беспокоилась по поводу спора о деньгах, который завяжется сразу после ее возвращения. Джозефу надо будет заплатить, а он может смутиться вплоть до отказа, но ей необходимо одержать верх. Ее пугало размывание границ, неизбежное в том случае, если она уступит. Джозеф ей не бойфренд; Джозеф не отчим ее сыновьям. Он – бебиситтер, с которым она состоит в близких отношениях. И оплачивает она ему присмотр за детьми, но никак не секс.

– Выпьем, – с надрывом предложила Эмма, как только они уселись за столик.

Люси снисходительно улыбнулась, но они даже не успели сделать заказ, как бутылка красного опустела, считай, наполовину, притом что Люси все еще потягивала свой первый бокал.

– Тяжелый день? – спросила Люси.

– Не особенно. Не хуже любого другого. Между прочим, к нам присоединится моя подруга Софи. Помнишь? У нее дети ходили в «Уайетт».

Люси сразу вспомнила: гибкая, высокая, с шиком одетая блондинка, чье лицо наводило на мысль, что судьба сдала ей самые паршивые карты, но жизнь при этом удалась, по крайней мере на сторонний взгляд.

– Ты не возражаешь, правда?

– Нет. Нисколько.

Но если ты уже договорилась с подругой, которая готова выслушивать твои стенания, подумала Люси, при чем тут я?

– Получилось так: я ей рассказала о твоих приключениях, а она в разводе и ни на что особо не надеется, поэтому ей захотелось услышать твою историю.

– Допустим. Но я не уверена, что захочу обсуждать свои личные дела с чужим человеком.

– Неужели ты ее не помнишь?

– Помню. Но это не меняет…

– Ой, она такая приятная. Ее дети сейчас ходят в школу Святого Петра вместе с моими.

Люси не убедил такой довод, но она решила не заострять на нем внимания.

– Да будь она хоть трижды приятная, все равно.

– Подробности нам не нужны. Мы просто хотим понять, как ты это провернула.

– Тебе-то зачем? Ты же не в разводе.

– Будь уверена, это не за горами. А даже если и нет…

Ее взгляд выражал готовность к внебрачным похождениям.

– Послушай, мои… как бы это сказать… мои отношения… никого и ничему не научат. Все произошло само собой.

– Но как? А, вот и она.

Софи было не узнать. Возможно, Люси ее с кем-то спутала.

– Шикарно выглядит, правда? – восхитилась Эмма.

– Да, действительно, – ответила Люси.

Теперь она сумела разглядеть хоть что-то от женщины, которую помнила. Лицо поражало гладкостью и ухоженностью; такое вмешательство явно стоило бешеных денег, но зато изменило ее до неузнаваемости. Этого, возможно, она и хотела. Между грудями красовалась ложбинка, которой раньше не было. Люси поняла, что на самом деле она не знает никого похожего на Софи. Люси принадлежала к племени, в котором преждевременно поседевшие женщины даже не закрашивают седину, и хотя эти женщины пробуждали в ней как оборонительную реакцию, так и грусть (сама она разве что маскировала поседевшие волоски), ей верилось, что они с ней единодушны в отношении большинства значимых вещей: книг и серьезных фильмов, политики, окружающей среды, референдума. Но в городских джунглях живет много всяких племен, и если Люси никогда не сталкивалась с людьми такого круга, где в порядке вещей джипы, частные школы и обновленные бюсты, это еще не означало, что их вовсе нет – просто они всегда ходили разными улицами.

– Где у людей глаза? – сказала Эмма.

До Люси дошло, что в этом контексте «люди» понимаются как мужчины, которые не домогаются Софи. С недоуменным сочувствием она покачала головой.

– По-прежнему блистаешь на педагогическом поприще? – спросила Софи.

– Думаю, мои ученики вряд ли с этим согласятся, – ответила Люси.

– Она имеет в виду, что ты сама просто блеск, если занимаешься таким делом, – пояснила Эмма.

– По словам Эммы, в твоей жизни произошла нешуточная драма.

– Разве?

– А все из-за Пола,