Общественное движение в России в 60 – 70-е годы XIX века - Шнеер Менделевич Левин

«коренную сторону» или «основную силу» прогресса[289]. Социологические воззрения Чернышевского не отличаются такими единством и цельностью, какие характеризуют его общефилософские взгляды: Чернышевский остановился перед историческим материализмом, хотя и продвинулся далеко вперед по направлению к нему.

Чернышевский рано проникся социалистическими убеждениями. Уже в сентябре 1848 г. он записывал в дневнике свои мысли о недостаточности одних политических изменений, подчеркивая, что нужно «избавить низший класс от его рабства не перед законом, а перед необходимостью вещей… Не в том дело, будет царь или нет, будет конституция или нет, а в общественных отношениях, в том, чтобы один класс не сосал кровь другого»[290]. Тогда же он писал: «Мне кажется, что я стал по убеждениям в конечной цели человечества решительно партизаном социалистов и коммунистов и крайних республиканцев…»[291]

Все более утверждаясь в своей приверженности к социализму, Чернышевский пронес ее через всю жизнь и вполне заслужил те оценки, которые даются ему В.И. Лениным: «Великий русский социалист», «один из первых социалистов в России» и т.д.[292]

Однако Чернышевский еще не в состоянии был вполне понять содержание законов развития человеческой истории (хотя он был совершенно убежден в существовании таких законов и по-своему старался их раскрыть); он не мог поэтому в должной степени связать с этими законами свои социалистические убеждения. Чернышевский, указывал В.И. Ленин, не видел и не мог в 60-х годах XIX в. видеть, что «только развитие капитализма и пролетариата способно создать материальные условия и общественную силу для осуществления социализма»[293]. Чернышевский целиком признавал положительное, прогрессивное значение крупного производства. Но он не отдавал себе в полной мере отчета в исторической неизбежности и закономерности самого возникновения капитализма и в объективном прогрессивном значении проделываемой капитализмом исторической работы. Он не понимал еще достаточно четко особой исторической миссии пролетариата, который не вполне выделялся им в качестве самостоятельной и руководящей общественной силы, отдельного класса из всей массы трудящихся, «простолюдинов».

Чернышевский оставался еще утопическим социалистом. Но, подобно тому как философия Чернышевского представляла собой шаг вперед по сравнению с другими, предшествующими формами домарксова материализма, так утопический социализм Чернышевского знаменовал собой важный шаг вперед по сравнению со старым утопическим социализмом – Сен-Симона, Фурье, Оуэна.

Чернышевский сознавал великое значение исторического творчества народных масс и вне их самого активного участия в борьбе не мыслил возможности успеха дела социализма. На «возбуждение энтузиазма» в массах к общественным движениям он смотрел как на обязательное условие победы этих движений. Свою статью «Процесс Менильмонтанского семейства», выяснявшую его отношение к одной из главных ветвей западного утопизма, к сен-симонизму, Чернышевский заканчивает следующими многозначительными словами: «Когда станет рассудительно заботиться о своем благосостоянии тот класс, с которым хотели играть кукольную комедию сенсимонисты, тогда, вероятно, будет лучше ему жить на свете, чем теперь»[294]. В.И. Ленин, делая пометки на книге Плеханова о Чернышевском, с особенным вниманием отнесся к этому месту статьи Чернышевского, выражавшему заветную мысль последнего – о необходимости самой трудящейся массе взяться за дело своего освобождения[295].

Наряду с этим – и это поднимает Чернышевского над большинством систем традиционного утопического социализма – он отчетливо сознавал роль скачков и насильственных переворотов в ходе человеческой истории, в освободительном движении народов.

Еще в дневнике Чернышевского за 1850 г. находим следующее поучительное с этой точки зрения место: «Вот мой образ мыслей о России: неодолимое ожидание близкой революции и жажда ее… Человек, не ослепленный идеализациею, умеющий судить о будущем по прошлому и благословляющий известные эпохи прошедшего, несмотря на все зло, какое сначала принесли они, не может устрашиться этого; он знает, что иного и нельзя ожидать от людей, что мирное, тихое развитие невозможно. Пусть будут со мною конвульсии, – я знаю, что без конвульсий нет никогда ни одного шага вперед в истории»[296]. Такие же мысли мы постоянно встречаем в печатных работах Чернышевского и позже. Так, в статье 1859 г., направленной против Чичерина, Чернышевский писал, что до сих пор история не представляла ни одного примера, когда успех получался бы без борьбы. Чичерин «хочет, чтобы развитие совершалось бесстрастным образом, по рецепту спокойствия и всесторонности. К сожалению, этого никогда не бывало»[297]. В том же году в одном из политических обозрений Чернышевский поместил свое известное рассуждение о роли революции в развитии общества. «Прогресс совершается чрезвычайно медленно, – писал он, – …но все-таки девять десятых частей того, в чем состоит прогресс, совершается во время кратких периодов усиленной работы. История движется медленно, но все-таки почти все свое движение производит скачок за скачком, будто молоденький воробушек, еще не оперившийся для полета, еще не получивший крепости в ногах, так что после каждого скачка падает, бедняжка, и долго копошится, чтобы снова стать на ноги и снова прыгнуть, – чтобы опять-таки упасть». Чернышевский выражал уверенность, что «птичка», растущая и крепнущая, «со временем будет прыгать прекрасно, скачок быстро за скачком, без всякой заметной остановки между ними», а там дальше «и вовсе оперится и будет легко и плавно летать с веселою песнею»[298]. Чернышевский имел в виду будущую окончательную победу революции, которая откроет человечеству безграничные возможности ничем не стесняемого прогресса. Чернышевский давал читателю понять, что важные исторические сдвиги связаны с острыми потрясениями, с гражданской войной. В одном из своих политических обозрений 1862 г. Чернышевский доказывал, что «как между различными государствами спор, если имеет достаточную важность, всегда приходит к военным угрозам, точно так и во внутренних делах государства, если дело немаловажно». И, подобно тому как в международных отношениях от военных угроз, если только «спорящие государства не так неравносильны, чтобы слабейшее из них не могло надеяться отразить нападение», дело доходит до открытой войны, – войною же разрешаются серьезные конфликты внутригосударственного характера[299].

Таким образом, Чернышевский ясно понимал великую роль революций, оценивая их как исторически реальный и неизбежный путь к удовлетворению назревающих в обществе новых важных потребностей. Исходя из этих позиций, постоянно убеждаясь в их правильности на опыте общественных отношений и конфликтов современной ему России, он сумел по-революционному поставить задачи ее демократического лагеря.

С революционных же позиций Чернышевский подходил к оценке положения в западных странах. Чернышевскому чужда была идеализация европейских или американских буржуазных порядков, и он едко высмеивал тех, кто ожидал на Западе найти рай земной.