Челюскин. В плену ледяной пустыни - Михаил Александрович Калашников

Уже распахнув двери отсека и вбирая намерзшим телом живое тепло, Промов заверил:

– Всенепременно! Отыщу Мосолова, поговорю.

Коридорная дверь затворилась, упрятав в отсеке журналиста. Лобза неотрывно любовался падающим снегом, во все время беседы так и не повернув на Промова головы.

13

Свободным «Челюскин» оставался недолго. Стылым маревом его опять зажало, затерло, вновь обездвижило. Люди, до конца не пришедшие в себя после прошлой авральной работы, снова почувствовали, как бьется пульс в их кровавых мозолях, натертых ломами, кирками, топорами и пешней.

В кают-компании Шмидта в очередной раз собралось совещание, начались взвешенные споры. Выступал заместитель экспедиции Бобрин:

– Народ у нас боевой, и по первому призыву он тут же откликнется – снова возьмется выручить свой дом из беды. Выбора у нас нет. Но надо помнить: люди вымотаны полуторанедельным авралом, такой дружной и скорой работы на этот раз, вероятно, не выйдет.

Слово попросил подрывник:

– Запасы аммонала не безграничны. Динамитных сил хватит едва ли еще на две таких попытки. И то не факт. Все индивидуально. В прошлый раз заряды сработали успешно для образования трещины, а что будет на этот раз, я гарантировать не могу. Возможно, аммонала потребуется больше.

Шмидт резюмировал:

– Мы можем хранить аммонал, беречь его на более экстренный случай, можем сохранять силы команды, пожалеть их и тоже не расходовать по пустякам. Но мне кажется, что нынешнее наше зажатие, как и любое другое, – это и есть особый случай. Не освободимся сейчас, не выпадет нам больше никакого случая – ни сверхособого, ни архиособого. Вопрос по освобождению «Челюскина» необходимо решать немедленно! Не считаясь с человеколюбивыми взглядами и бережливой экономикой. Иначе выйдет, как с той старушкой, что берегла целые помидоры и ела завядшие до тех пор, пока эти целые не начали портиться. Беремся за работу не мешкая.

В кают-компанию вежливо, но настойчиво постучали. Шмидт, зная, что по пустякам совещание тревожить не станут, разрешил войти. В распахнутых дверях появился старпом. В глазах его сквозила неясная тревога, однако страх отсутствовал:

– Владимир Иванович, попрошу подняться на мостик – срочные изменения.

Воронин нахмурился, поднимаясь со своего места:

– Какие-то неприятности?

Совещание всем скопом нетерпеливо уставилось на старпома. Тот, видя задержку Воронина, понял его посыл – пусть знают все, если это важное и к тому же еще плохое. Старпом объявил:

– Кажется льдина, схватившая нас, несет «Челюскина» в правильную сторону…

Воронин коротко кивнул Шмидту, больше никого на капитанский мостик с собой не позвал, вместе они вышли из кают-компании. Владимир Иванович долго сверялся по приборам, изучал замеры секстанта, водил циркулем по карте и наконец неуверенно выдал:

– Похоже, и вправду… Корабль обездвижен, сидит плотно, но течением нас несет в нужном направлении – навстречу Берингову проливу.

Борода Шмидта раздалась в стороны, оголяя белые зубы полярника. Он хлопнул Воронина по плечу и мигом скатился вниз по ступеням, спеша обрадовать не распущенное еще совещание.

Воронин озадаченно приподнял капитанскую фуражку, почесал лоб:

– С чертом знается этот бородач, никак иначе… Такое дело… Ведь мало поймать течение. А другие льды? Выходит, наша льдина, с застрявшим в середке кораблем, расталкивает торосы, чистит себе путь…

Воронин все еще сравнивал показатели, несколько раз пытался вновь почесать свой лоб и тут же отдергивал руку. Вместе с ней отлетали скорые оптимистичные мысли:

– Все это зыбко, ненадежно. Сегодня распихивает наша льдина прочих, а завтра, глядишь, уже и нас затолкали. Как там Бабушкин говорил: «Куда белые медведи по большой нужде ходить боятся?» Вот туда нас и засосет.

Шмидту об этом толковать было бесполезно. Через несколько минут уже все на корабле знали о новом зигзаге удачи, устремившем «Челюскин» к победе.

Проплывали за бортом льдины и дни. Везение не покидало экспедицию, счастливому дрейфу не было конца. Обездвиженный и не решавший отныне своей судьбы «Челюскин» отдался на волю океана, и тот, ласково баюкая железную песчинку, нес ее на своей спине к проливу Беринга, совпадая с желанием человека.

По призыву Шмидта у него в кают-компании собралась творческая интеллигенция: журналист, фотограф, художник, кинооператор со своим помощником. Промов бегло оглядел обстановку – книги на полках, несколько коллективных фотографий на фоне арктических пейзажей, глобус, чучело полярной совы, стопка книг на крышке стола, среди научных названий Борис успел цепким взглядом уловить сборник Пушкина и 3-й том «Тихого Дона».

Шмидт всех поприветствовал и без длинной раскачки начал:

– Путешествие наше, товарищи, идет своим чередом, хотя, надеюсь, вы успели заметить, несколько затягивается. Самое время нам с вами обратить внимание на проведение досуга. Думаю, выражу общее мнение, объявив благодарность товарищу Шапиро за отлаженную работу и регулярные показы кино для членов экспедиции.

Шмидт сделал паузу, тепло взглянул на кинооператора, тот поднялся, коротко ответил:

– Спасибо, Отто Юльевич. – И тут же сел.

– Но, – продолжал Шмидт, – сами видите – на сегодняшний день этого мало. Кино и лекции давно приелись всему экипажу, от старшего научного сотрудника до уборщицы. Надо чем-то разбавить нашу досуговую программу, отвлечь людей от скуки, безделья, мрачных мыслей. Какие будут предложения?

Творческая интеллигенция на время задумалась. Через полминуты голос подал фотограф:

– Отто Юльевич, я в студенчестве посещал театральный кружок, имею начальные познания в актерском мастерстве. При содействии своих коллег мог бы попробовать организовать театральную постановку. Товарищ Шапиро, я думаю, окажет содействие, ведь каждый оператор – немного режиссер. Поставить правильно человека на сцене, выбрать ракурс, определить список нехитрых декораций. Сами декорации – дело рук товарища Шемятникова, завхоз, я думаю, найдет ему подходящую холстину, и наш художник сможет ее оформить под приличный театральный задник. Товарищ Троянский справится с обязанностями осветителя, если завхоз, опять же, выделит нам хотя бы слабенький прожектор на стойке. А товарищ Промов – готовый сценарист. Новую пьесу ему создавать не обязательно, он может переделать, сократить и адаптировать для наших скромных условий наиболее подходящую уже существующую драму или комедию.

Приятели во время этого монолога украдкой переглядывались: создавалось впечатление, будто Шмидт уже вел разговор с Новиком до этого или же сам фотограф, задолго до поставленной Шмидтом задачи, размышлял на эту тему. Слишком ловко у него все получалось.

– Прекрасная задумка! – просиял Шмидт. – Возражений нет, товарищи?

И, не дождавшись хоть какого-то ответа, воодушевленно продолжал:

– Тогда назначаю товарища Новика заведующим театром. Ему будет подчиняться даже режиссер – товарищ Шапиро. По всем техническим вопросам тревожьте Могилевича, если он будет брыкаться – напрямую идите ко мне, я из завхоза буду выбивать все необходимое. К нашему кинотеатру добавится настоящий