Бездушная - Джейд Вест

кивнул, но промолчал. Люциан выглядел так, словно боролся с собственными словами.

Я хотела сказать ему еще многое, но не смогла; даже сейчас не нашла в себе сил произнести это вслух. Не могла рассказать ему, как они смущали меня, прикасаясь ко мне в тех местах, которые доставляли мне удовольствие, и стали вознаграждать напитками, которые заставляли меня шире раздвигать ноги и громче стонать. Я не хотела вспоминать, как была настолько сбита с толку, что начала трогать себя сама в тех местах, которые доставляли мне удовольствие, и толкаться в ответ, когда они проникали внутрь меня.

Дядя Лионель сказал мне, что я была хорошей девочкой, потому что так хорошо вела себя с последователями. Он сказал, что, возможно, я искуплю свою вину за то, что столько лет была такой плохой, если приму свое наказание, попрошу еще и покажу им, как я благодарна за него.

Я действительно сказала им это.

Я сказала «спасибо».

Спасибо, что причиняли боль, спасибо, что били, спасибо, что заставляли меня делать то, что мне говорят.

Тогда я настолько запуталась, что начала причинять себе боль, когда их не было рядом. Это было приятно, заставлять себя чувствовать себя такой чистой.

Люциан, казалось, понял, о чем я думаю, хотя и не заговорил. Он придвинулся ближе, посмотрел на мои ноги. Я вздрогнула, когда он прикоснулся ко мне, а затем медленно провел пальцами по моим порезам. У меня вырвался громкий вздох. Я ожидала, что он скользнет пальцами между моих бедер и заставит меня почувствовать то же, что и последователи, но он этого не сделал. Его руки по-прежнему были сосредоточены на моих ногах.

— Как насчет моих секретов? — спросила его я. — Полагаю, теперь мы равны.

— Связаны секретами гораздо крепче, чем кровными узами, — ответил он.

Я была уверена, что видела жалость в его глазах, когда он смотрел на меня сверху вниз, и мне это не понравилось. Потому что ненавидела жалость со стороны этого монстра.

— Тогда давай, прикоснись ко мне, — прошептала я. — Думаю, сейчас самое время заставить меня страдать.

Он отстранился от меня с озадаченным выражением лица.

— Как, блядь, это работает, Илэйн? Ты думаешь, я причиню тебе боль за то, что ты рассказала мне, что группа больных ублюдков первой причинила тебе боль?

Я пожала плечами, потому что не знала. И никогда не понимала, как все это работает — наказание и награда, боль и наслаждение. Я знала, что он не был хорошим парнем ни в каком смысле этого слова. Слышала множество историй о том, каким испорченным он был, и обо всех девушка, с которыми Люциан был. О тех, кому причинял боль.

В этот момент я почувствовал странную боль внутри себя. Мне не нужна была отвратительная жалость монстра Морелли, мне нужно было хоть какое-то уважение, даже в конце жизни, даже если он не хотел его проявлять.

Но дело было не в этом, не так ли?

Даже сейчас, похищенная и заключенная в этой дыре, с обещанием гибели впереди, я все еще хотела, чтобы чудовище Морелли хотело меня.

— Тогда прикоснись ко мне, — настаивала я. — Возьми это. Бери, что хочешь.

В этот момент он отошел от меня, переключив свое внимание на кофемашину.

Его следующих слов было достаточно, чтобы причинить мне боль, не сравнимую ни с какой физической болью.

Он не смотрел на меня, просто крутил свою кружку.

— Прямо сейчас я вообще ничего не хочу.

Глава 22

Люциан

Я начал привыкать к появлению странных чувств, но нежелание прикасаться к уязвимой Илэйн Константин было чем-то, чего никогда не ожидал в этой жизни. Мне не хотелось прикасаться к ней и определенно не хотелось причинять ей боль. Это было непривычно для меня — не желать чужой боли от своих рук. Гребаный ад, какого черта происходит?

Она выглядела странно растерянной, переминаясь с ноги на ногу, будто я только что оскорбил ее, хотя это было наименее оскорбительное из всего, что я когда-либо делал.

— Ты серьезно? Ты не хочешь прикасаться ко мне сейчас?

— Нет, — ответил я. — Я не хочу прикасаться к тебе сейчас.

Она презрительно рассмеялась.

— Я не считала тебя таким уж святым, Люциан. Люди будут смеяться над тобой.

Это меня взбесило. Даже одна мысль о том, что люди могут смеяться надо мной, вызывала у меня желание сжечь их заживо.

— Никто, блядь, не будет смеяться надо мной, и даже если бы они захотели, то никогда не услышат ни слова из того, над чем можно посмеяться. Как я уже сказал, эти секреты связывают крепче, чем кровь.

— Значит, ты все еще собираешься меня убить? Полагаю, это означает, что ты покончил с играми и собираешься прикончить меня, даже не трахнув сначала?

— Просто заткнись, — приказал я. — Заткни свой язвительный рот хоть раз в своей гребаной жизни.

Я ругался, когда доставал еще одну кружку и делал ей гребаный кофе. Ее глаза все еще горели, когда она взяла его у меня с благодарностью.

Что, черт возьми, я делал? Я начинал уставать от собственного гребаного безумия.

Это последничество мудаков ничего не значило для меня, они были всего лишь отвратительной группой богатых придурков, получающих удовольствие. Илэйн Константин была особенно привлекательной кандидатурой. Лионель рисковал своей жизнью сверх всякой логики, даже просто допуская мысль о ее связи с Преподобным Линчем и его гребаной дырой. Мерзкий ушлепок.

Я не встречался с этим больным ублюдком, но уже подозревал, кто из нашего окружения замешан в его игре. Знал некоторых аристократов и их тайные рукопожатия. Их имена вертелись у меня на языке, и уже готов был спросить ее, но она вздохнула, прежде чем я заговорил.

— Ты знаешь, что это одна из причин, по которой тебе удалось заманить меня в ловушку угрозами о Тристане? — спросила она.

— Каким образом?

— Однажды я убежала из дома, когда поняла, что больше не смогу этого выносить. В итоге я как ненормальная побежала в трейлерный парк Эванвейл. Он и сам убегал. Я встретила его на трассе в пригороде.

— У вас обоих было дерьмовое время, я уверен.

Она кивнула.

— Да, у него был синяк под глазом. Отчим бил его каждый раз, когда матери не было дома. Не то чтобы она останавливала его, когда была рядом.

— Совершенно разные стороны спектра. Люди сказали бы, что вы вряд ли подходите друг другу.

— Да, очень разные стороны спектра. На самом деле мы не так уж много говорили об этом, просто гуляли вместе,