Бездушная - Джейд Вест

дверь спальни, зная, что это будет он. Преподобный Линч сказал мне, что хорошие девочки выражают свою благодарность очень приятными способами. Мне, наверное, было шестнадцать, но рядом с ним я чувствовала себя маленьким ребенком. В том, что я была непослушной девочкой, было что-то такое неправильное и плохое, что я боялась кому-либо рассказать, насколько я была непослушной девочкой.

Ее щеки так красиво порозовели, что я не мог оторвать от нее глаз.

— Сколько тебе было лет, когда он заставил тебя целовать его в непристойные места?

— Наверное, около семнадцати.

Ох, маленькая Илэйн Константин, которая, стоя на коленях, целовала член этого сукина сына. Я был готов немедленно перерезать ему глотку, просто взглянув на этот кусок дерьма.

— Он готовил тебя, ты знаешь это? С самого начала он готовил тебя.

— Я знаю, — ответила она. — Это легко заметить, когда становишься немного старше. Я уверена, что другие люди увидели бы это, если бы поверили мне.

— Ты пыталась рассказать еще раз?

— Да, я пыталась рассказать им, но каждый раз, когда я это делала, они называли меня лгуньей.

— И никто из твоих сестер не отправлялся к нему?

Она покачала головой.

— Нет. Я всегда была непослушной, и мне нужны были дополнительные уроки. Внутри я чувствовала себя плохой, и это заставляло меня вести себя также. В школе я была хулиганкой, лгуньей и обманщицей, проказничала и вредничала.

— Неудивительно, — сказал я. — Без сомнения, это тебя испортило.

Ее глаза были полны слез, когда она в следующий раз встретилась с моими, и меня поразило, насколько прекрасной и сломленной на самом деле была моя маленькая бабочка.

— Не так сильно это меня испортило, как когда наказания стали намного хуже, — сказала она.

Глава 21

Илэйн

Я все еще не могла поверить, что рассказываю Люциану о своем прошлом. И, стоя там, чувствовала себя ненормальной и уязвимой, но не из-за человека, который обещал уничтожить меня, а из-за тех, кто уже уничтожил меня. Человек, стоявший передо мной, делал все, что угодно, но только не смеялся надо мной, как я ожидала. Он не выглядел взволнованным моими страданиями от рук Преподобного Линча и его последователей.

Пока продолжала говорить, во мне клокотала тошнота. Я перестала следить за ходом своих мыслей, позволяя словам свободно течь. Они просто шли, не сдерживаясь, как никогда раньше.

Люциан пристально смотрел мне в глаза, пока переваривал все, что я говорила.

Я рассказала ему о том, как поцелуи Преподобного Линча превратились в отсасывание, и о том, как он говорил мне, что я хорошая девочка, когда опускалась на колени и давала ему то, что он хотел.

Он продолжал шлепать меня, все сильнее и сильнее.

Я так отчаянно хотела сбежать от Преподобного Линча, что попыталась улизнуть посреди ночи. Именно тогда он начал использовать мою выходку как предлог, чтобы привязать меня на ночь к кованой раме кровати. И говорил, что это потому, что я выглядела так, будто собиралась быть плохой девочкой, но это было не так. Преподобный Линч открывал дверь в мою комнату, и я видела тени снаружи, мужчин, наблюдавших за мной из коридора.

Не знаю, когда они начали заходить внутрь, но они заходили. Я закрывала глаза и притворялась, что их там нет, но я слышала их дыхание прямо у своей кровати.

Мне следовало знать, что меня ждет, но старалась не думать об этом. Мое поведение дома становилось все хуже и хуже, потому что я была каждую минуту злая.

Дядя Лионель сказал маме, что начнет следить за моим образованием там. Сказал, что, как мой дядя, обязан сделать это.

Но он совсем не вел себя как мой дядя, когда занимал место Преподобного Линча.

Он был тем, кто открыл дверь ночью, когда последователи вошли внутрь и начали лапать меня. Я уже привыкла к поцелуям и отсасыванию, но не к нескольким мужчинам сразу. Иногда они наказывали меня за плохие поступки. Иногда привязывали меня к кровати и хлестали, пока я не начинала кричать и молить о прощении. Иногда перекидывали меня через свои колени, называли непослушной девчонкой и шлепали, пока я не начинала плакать.

— И твой дядя наблюдал за этим? — спросил меня Люциан, когда я сделала паузу, чтобы перевести дух.

— Да, он наблюдал. Они знали, кто он, и пожимали ему руку каждый раз, когда заходили в комнату.

— Они платили ему, — сказал Люциан мне, и я кивнула.

— Вероятно.

— Определенно, — проговорил он. — Но было и нечто большее, чем это, это последничество, уверяю тебя. Закулисная преданность грязных людей, которые думают, что они достойны чего-то благородного. Я хорошо осведомлен об их играх, но в моем кругу они никогда не проводились. Похоже, ты была в центре всего этого.

При мысли о мужчинах, которые приходили ко мне по ночам, меня передернуло.

Я знала их имена. Знала их положение в мире. Знала, кто они такие.

Иногда я все еще сталкивалась с ними. Выпивка и наркотики были моими лучшими друзьями на тех вечеринках.

— Они ведь не трахали тебя, да? — спросил он, и я покачала головой.

— Они не лишили девственности, нет. Я всегда думала, что они могут это сделать, но не сделали. Никто никогда этого не делал.

— Даже их преданность не оправдывала риск лишения девственности девушки из семьи Константин.

Я почувствовала, как горят мои щеки, когда собралась с духом, чтобы рассказать ему еще одну порцию правды.

— Они брали меня… другими способами.

Он прищурился, и его гнев был направлен не на меня. Это было приятно видеть.

— Они трахали тебя в задницу.

Это было утверждение, не вопрос. Я сжала пальцы перед собой.

— В первый раз было очень больно.

— Они делали это по очереди, — еще одно утверждение.

— Это были долгие ночи.

— Когда они начали трахать тебя так?

— Мне только исполнилось восемнадцать, — сказала я. — Но ты бы этого не сказал. Я все еще вела себя как девчонка. Не знала, как повзрослеть, и не хотела взрослеть.

— Твои родители ничего не подозревали?

— Они верили всему, что говорил им мой дядя.

Я представила себе лицо дяди Лионеля, когда видела его у нас дома, и взгляды, которыми он одаривал меня, когда никто не видел. И ненавидела его так сильно, что хотела бы увидеть, как он умрет.

— Они всегда верили ему во всем. Я делала каждую мелочь, о которой он говорил. Каждую ложь, вылетавшую из его гнилого рта.

— И какой он для тебя сейчас?

Мой ответ был мгновенным.

— Злобный кусок дерьма.

Он