Сувенир - Нина Шевчук

чтобы писать. А твое «достаточно» или «в меру» вовсе миф. Каждому со стороны «достаточному» все равно не хватает. Так что и эти, считай, бедные. Наверное, это вопрос не одного глобального выбора, но постоянного, ежедневного, понимаешь?

— Понимаю, Юра.

Андрюхин встал, показывая, что хочет окончить разговор.

— Понимаю, но твоим Энгельсом не буду. Не могу.

Ивлев тоже встал.

— Что ж, на нет и суда нет.

Он пошарил в кармане брюк, выудил маленькую флешку и протянул собеседнику.

— Будет желание — почитай. Не капитал, конечно, но хоть отвлечешься от своих закупок и переговоров.

— А по вам и не скажешь, что друг, — снова обратилась к Ивлеву женщина-лампа.

В другой ситуации подобная бестактность вывела бы Юру из себя, но материнская забота этой женщины о его тарелке усыпила самолюбие.

— Давний. В университете вместе учились, — пояснил он.

— Тогда все ясно, — она оперлась локтями о стол, положив грудь на золоченую скатерть. — Плохо, конечно, что Виктор Николаевич умер.

— Полагаю, он бы с вами согласился, — пошутил Юра, но благотворительница не заметила и продолжала. — Весь наш фонд на нем держался. А к этому Джаннику не подступиться. Буржуй!

Она смешно надула щеки и выпучила глаза. Так, видимо, по ее соображению должен выглядеть настоящий буржуй.

— Слушайте, у вас, случайно, пакета нет?

— Нет.

Дамочка обернулась по сторонам, затем принялась рыться в своей маленькой лакированной сумочке. В одном из боковых карманов она нашла, наконец, пакетик-маечку, снова обернулась и принялась проворно складывать в него сырную и мясную нарезку.

— Что вы делаете? — спросил удивленный Юра.

— А то вы не видите? — прошептала барышня. — За нашим столиком больше никого нет. Что же, всему этому добру пропадать, что ли? Я девочкам из фонда понесу. Пусть помянут Виктора Николаевича.

Когда пакетик наполнился, а блюда с сухой закуской опустели, к столику подошел молодой господин в шикарном черном костюме. Он бросил равнодушный взгляд на пакетик, потом заговорил с сильным акцентом.

— Мадам, вы — Клещенко Галина Ивановна?

— Я… да, — сконфуженно согласилась женщина-лампа.

— А вы — Ивлев Юрий Михайлович?

— Николаевич, — поправил Ивлев, краснея, будто пакетик-маечка был его идеей.

— Меня зовут Джанник Андрюхин. Прошу вас оба пройти в мой кабинет.

— Оставьте же свой проклятый пакетик, — прошипел Юра блондинке, когда они следовали за важным господином. Та на ходу пыталась запихнуть добычу в сумочку, но края ридикюля отказывались сойтись. Уже перед самой дверью в бывший кабинет Андрюхина-старшего мадам сделала отчаянное усилие, молния скрипнула и застегнулась, высунув между зубов голубой полиэтиленовый язык.

— Дура, — прошипел Юра.

— Оборванец, — ответствовала благотворительница, гордо тряхнув абажуром.

Со дня неприятной встречи в кабинете ничего не изменилось. Был тот же шкаф из красного дерева с бесчисленными ребрами книг, резные напольные часы, был массивный стол. Не было только Виктора. У Юры неожиданно защемило сердце. Беззаботные университетские годы разом нахлынули и защемили грудь. Пока Джанник Андрюхин перебирал бумаги на столе, Юра считал шаги стрелок, чтобы сдержать слезы. Наконец, молодой человек поднял голову и заговорил.

— По поручению моего папа сообщаю, что ваш фонд, мадам, и вы, Юрий Николаевич, упомянуты в завещании. Фонд получит значительную сумму.

Джанник быстрым росчерком написал цифры на квадратном листке, который протянул благотворительнице. Взглянув, женщина засветилась и подвинула сумочку так, что та спряталась за ее левой ягодицей.

— О вашей части читайте здесь.

Ивлев сразу же узнал конверт. В таких он отправлял Андрюхину письма, когда служил в Казахстане. Пожелтевший от времени, оборванный с одного бока, он глядел на Юру выцветшими советскими марками. Дрожащими пальцами Ивлев достал из конверта листок белой бумаги и прочел:

«Дорогой мой Ива!

Подпруга перетерлась, и, вероятно, скоро я выпаду из седла.

Хоть мы в ссоре, знаю, что мой уход не доставит тебе удовольствия.

Так дело не пойдет.

Когда меня переправят через Стикс, ты получишь сертификат на издание двадцати тысяч экземпляров своего романа в одном из столичных издательств и рекламную кампанию книги.

Хотел оставить тебе свой ресторан, но передумал. Талант не должен быть слишком сытым, ведь так?

Вместо этого ты получишь пожизненный пансион, которого едва хватит, чтобы ты мог сохранить свое достоинство, творить без помехи, быть щедрым, великодушным и независимым.

Можешь не благодарить. Я буду уже далеко. Выпав из седла, сразу налягу на весла.

Твой, Энгельс».

— Что у вас? — нетерпеливо поинтересовалась женщина-лампа, как только они с Ивлевым покинули кабинет.

— Надо что! — буркнул Юра и спрятал письмо в нагрудный карман.

Выйдя из ресторана, он присел на лавочку неподалеку, и несколько раз перечитал письмо. Потом принялся разглядывать красивое здание «Пегаса», выстроенное в барочном стиле. На короткий миг воображение превратила Юру в хозяина заведения. Он представил себя в кабинете с резными часами. Чистенькая гладко причесанная официантка принесла бокал красного вина на серебристом подносе. Юра выпил вино, закрыв глаза от удовольствия, и наваждение развеялось. Он встал, отвесил короткий поклон ресторану и пошел домой. Впереди его ждала огромная работа. И ежедневный выбор.

Коммерсант

Мамы, чаще всего, бывают двух видов — принцессы и королевы.

Мама-принцесса каждый день носит туфли на высоком каблуке и предпочитает коротенькие юбочки и шортики спортивным штанам (даже если отправляется в соседний двор, чтобы купить хлеба в подвальном магазинчике). Она любит ходить с распущенными волосами, как делала в бытность свою девушкой. Благо, современный человек не верит в глупенькие приметы. Раньше такую маму непременно «побил бы гром» за простоволосость, и накликала бы она беду на всю свою семью. А сейчас наоборот — все ею любуются и хвалят. Вот какая мама, просто девочка!

Мама-принцесса всегда при свежем макияже, а ее сумочка с бутылочками и подгузниками отлично сочетается с цветом и дизайном коляски малыша. Она стройна или же неустанно стремится к стройности — строго придерживается диеты, от чего, случается, внезапно бледнеет и становится капризной, как и полагается принцессе. Все в такой маме, будто, говорит: «Да, я принадлежу к владетельному роду, но еще слишком молода, чтобы обзывать меня «заматерелыми» титулами!»

Когда чадо мамы-принцессы становится одного с ней роста, ей очень хочется, чтобы незнакомые люди принимали его за ее младшего брата или сестренку. Бабушек-принцесс внуки часто называют по имени, озадачивая знакомых, которые, в силу своей ограниченности, не поняли, что эта бабушка — принцесса.

Мама-королева принимает «помазание на царство» с радостью и полной готовностью вступить в свои законные права, едва только узнает о беременности. Она мигом меняет шпильки на мягкие тапочки, смывает крем-пудру, закручивает косу в удобный пучок на затылке, чтобы было удобнее управлять вверенной ей